— Я сказал экономке, что тебя нужно поселить в ту комнату возле моих покоев, которую вы с ней обнаружили, — заявил Каслфорд, взял Дафну за руку и направился с ней к лестнице.

— Она негодовала?

— Не знаю. А что, есть люди, которых волнуют негодующие слуги? Как странно.

Они не остановились в общих комнатах наверху, а пошли дальше. Каслфорд привел Дафну в свою гардеробную, повернул к себе спиной и тотчас же начал расстегивать на ней платье.

— Две недели, — бормотал он. — Это был ад!

Дафна почувствовала, что платье уже наполовину расстегнуто.

— Ваша светлость, я бы предпочла…

— Одно дело, что я тебя еще не получил, Дафна, но это была невыносимая пытка. Я не хочу ссориться, мне нужно обыкновенное понимание. Когда я говорю, что ты должна приехать сюда ко мне, это значит — ты должна приехать.

Она выскользнула из жадных рук и схватила распадающееся на спине платье.

— Я понимаю твое нетерпение, Каслфорд, но давай хотя бы перейдем в мою комнату.

— Ах, это? Идем, дай я покажу тебе, что сделал! — Он взял ее за свободную руку, потащил к двери в спальню и распахнул ее. — Нам больше не потребуется другая комната. Я убрал старую и поставил тут новую.

Дафна поняла, что речь идет о кровати. Она вошла, стараясь не споткнуться о провисший подол.

Все было новым, даже шторы. Дафна изучала изменения, от изумления не в силах произнести ни слова.

— На случай если тебе интересно, эта кровать еще девственна, — заметил Каслфорд. — В ней не было ни одной женщины.

Дафна прикусила губу. Она даже не предполагала, что он поймет, как ей не хочется присоединяться к духу шлюх, лежавших раньше в той, старой кровати. То, что он не только понял, но сделал это ради нее, выбило ее из колеи и грозило потерей самообладания.

Она вымучила улыбку, но сердце наполнилось прекрасной болью.

Дафна открыла ридикюль.

— Спасибо. Я тронута твоей заботливостью. — Она вытряхнула из ридикюля на ладонь бриллиантовое колье и серьги. — Помоги мне надеть их, чтобы первая женщина в этой кровати была достойна такой чести.

Каслфорд застегнул колье, пока она надевала серьги. Украсившись драгоценностями, Дафна шагнула из упавшего на пол платья и спустила с плеч бретельки сорочки.

Каслфорд сел на кровать, глядя на нее с почти свирепым вниманием. В его глазах плясали золотистые искорки, вызванные непонятными ей мыслями. Дафна раздевалась под его взглядом, думая, что такая напряженность вызвана не только вожделением. И он вовсе не рассеян. Эта неизвестные мысли сосредоточены на ней.

Оставшись в одних панталонах, Дафна поставила одну ногу рядом с его бедром, чтобы снять подвязку. Каслфорд потянулся, развязал ленточку и нежно потянул панталоны вниз, не отводя от Дафны взгляда. Она опять затрепетала.

Он быстро снял их и притянул Дафну к себе, поставив ее между своих колен.

— Бриллианты, и больше ничего, — произнес он, обводя пальцем ее груди. — Они подходят тебе во многих смыслах, не только к твоей красоте. Мне кажется, они показывают, какая ты внутри, подчеркивают твою гордость и силу. Сейчас ты не та женщина, которую мужчина может взять легко, это уж точно. Ты кажешься способной стать очень опасной, если захочешь.

Дафна не сказала ничего. Она не осмеливалась предположить, на что он намекает. С Каслфордом это могло быть все, что угодно.

Его язык лизнул ее сосок сначала игриво, потом с наслаждением. Дафна внутренне задрожала. Должно быть, Каслфорд это почувствовал, потому что его рука скользнула ей между бедер и стала нежно ласкать ее так, что Дафна быстро начала терять голову.

— Когда ты уехала, я решил, что ты не хочешь выходить за меня замуж, потому что я не исправился, — сказал он между поцелуями. — Но потом подумал, что за этим кроется что-то еще. А теперь, увидев тебя, я в этом уверен.

Она закрыла глаза, ее пронзала дрожь наслаждения.

— И ты не хочешь объяснить мне почему, верно?

— Нет. — Возможно, она произнесла это только мысленно — ее охватили такие сильные ощущения, что она уже ничего не понимала.

— Значит, пока ты останешься только моей любовницей. Приходится с этим смириться. Вообще-то это даже в моих интересах. Джентльмены в постели не так осторожны с любовницами, как с женами, а любовницы больше стремятся быть порочными.

Она чувствовала себя совершенно порочной, отчаянно порочной. Его рука дразнила, лаская медленно, намеренно избегая тех прикосновений, которые могли дать хоть малейшее облегчение. Голова у Дафны кружилась так сильно, что ей пришлось схватиться за плечи Каслфорда, чтобы не пошатнуться.

Он встал, уложил ее на постель и начал раздеваться, глядя на нее.

— Солнечный свет заставляет эти бриллианты вспыхивать, — сказал он, снимая рубашку. — Кажется, будто из тебя бьют языки белого пламени.

Пламя пылало внутри, безжалостно обжигая. Когда Каслфорд встал на кровать на колени и поцеловал ее, она протянула руку и начала ласкать его мужское достоинство, чтобы и он запылал изнутри.

Судя по обжигающим поцелуям в ее шею и грудь, он запылал. Обоих охватило неистовство, они цеплялись друг за друга, кусались, целовались так, словно страсть готова была их поглотить.

Он целовал ее тело уже не бережно и даже не ласково. Он целовал и крутил ее так, будто имел право делать все, что угодно. Целуя, он повернулся, опустил голову между ее бедер, и Дафна окончательно обезумела.

Перед глазами все поплыло. Каслфорд лежал так, что его бедра оказались прямо перед ней. Она протянула обе руки, стремясь подарить ему такое же наслаждение, какое дарил ей он.

Каслфорд внезапно замер. Дафна посмотрела вниз, растерянно и нетерпеливо. Он приподнялся на локте, в его глазах плясали порочные огоньки.

— Делай, как я, если тебе хватит смелости.

И тогда Дафна полностью утратила разум. Невыносимое наслаждение затмило потрясение, страх и сомнения. Она поцеловала его там, где ласкала, а потом пустила в ход губы, в точности как он.

— Хоксуэлл в трауре. Он считает, что ты меня губишь, — сообщил Каслфорд, привязывая ее запястье к кроватному столбику.

Дафна подергала веревку. Не особенно туго, при желании можно освободиться.

— Как мужчина, опьяненный единственной женщиной, он испытывает странную потребность знать хотя бы одного, кто еще не стреножен, — отозвалась Дафна. — Возможно, он тоскует не столько по возможности вести себя распущенно, сколько по юности, когда он мог вести себя распущенно.

Каслфорд чмокнул ее в затылок.

— Какая ты мудрая! Уверен, что ты права. Впрочем, мы еще не древние старцы. Я думаю, что он, может быть, боится, что ему некого будет подзуживать. Ему нравится со мной ссориться. — Он перешел на другую сторону кровати и начал привязывать вторую руку, — Ты понимаешь, что это всего лишь игра? Я не хочу, чтобы ты боялась.

Дафна кивнула. Но Каслфорд видел, что она еще только начинает понимать суть игры и приноравливается к ней. Привязанная таким образом за руки и за ноги, она становилась очень уязвимой, что порочно возбуждало его.

Он заранее объяснил Дафне, что это не та игра, в которую женщине стоит играть с мужчиной, которому она не доверяет, и решил, что Ее согласие означает доверие к нему, а не просто попытку проверить, как далеко она может сегодня ночью зайти.

Он немного отошел и стянул с Дафны простыню, глядя на ее изящное тело. Когда она лежала вот так, лицом вниз, с вытянутыми руками и ногами, спина и ягодицы выглядели особенно упругими и безупречными. Она вызывала в нем благоговение и одновременно первобытное желание.

Ожидание заметно действовало на Дафну, она вздрагивала, что выдавало ее возбуждение. Оглянувшись, она спросила:

— В эту игру играют как-нибудь по-другому?

— Нет. Всегда только гак.

Она нахмурилась.

— Мне кажется, поменяться местами очень просто.

До чего бунтарская мысль!

— Хорошо, что я здесь и могу научить тебя правильно грешить.

Она снова положила голову на подушку.

— Может быть, ты играешь только так, потому что не доверяешь женщине.

— Ты слишком много думаешь. Это отвлекает тебя от того, насколько это чувственно.

— Клянусь, ничто не может отвлечь меня от этого, ваша светлость. — Она снова оглянулась, многозначительно скользнув взглядом вниз по его телу. — Смотрю, тебя тоже не отвлекло.

Не отвлекло, это верно. Каслфорд забрался на кровать и опустился рядом с Дафной на колени. Он поцеловал ее в поясницу, и ягодицы инстинктивно приподнялись. Желание обрушилось на него как шторм. Он стиснул зубы, пытаясь хоть как-то взять себя в руки, и устроился у нее между ног.

Каслфорд вошел в нее, и ощущения потрясли самую его суть. Он не мог поверить, как это на него подействовало, как ему стало хорошо. И ведь эта мысль уже не впервые посещает его, когда он с Дафной. Каслфорд вышел и снова вошел, чтобы снова ощутить то же самое.

«Дальше будет значительно лучше, чем бывало раньше», — говорили его женатые друзья.

Да, черт возьми, это так.

И это была его последняя здравая мысль. Шторм, порожденный чувственной покорностью Дафны, завладел его сознанием и телом и стер все соображения об учтивости.


Глава 24


Новая маркиза Уиттонбери оказалась спокойной маленькой хрупкой женщиной с проникновенным взглядом. На ней было белое платье, выгодно оттеняющее темные волосы и нитку жемчуга, к которой она периодически с восхищением и радостью прикасалась, будто получила ее в подарок.

Кроме того, она оказалась женщиной умной. Ее английский был несовершенен, но она участвовала в общей беседе за обедом, хотя и говорила с акцентом. Время от времени Дафна замечала, как она с трогательной теплотой смотрела на маркиза. Они определенно любили друг друга, и одного этого хватило, чтобы придать приему особое удовольствие.