– Изабель, умоляю вас, – произнес Николас, взволнованно приближаясь к ней.

– Умоляете меня! Вы опять за свое. – Она истерично расхохоталась. – Как смешно, вы умоляете меня, как я умоляла Джастина, но все напрасно. Лучше мне умереть, чем жить без него, потому что на свете больше нет никого, кто хоть немного был бы на него похож.

Она во второй раз перегнулась через подоконник, но на этот раз Николас схватил ее за плечи. Он втащил ее обратно в оранжерею, бледный как полотно, напуганный ее безумным порывом.

– Подумайте о себе!

Изабель сопротивлялась.

– Отпустите меня, – яростно отбивалась она, – как вы смеете притрагиваться ко мне!

К ее удивлению, Николас не ослаблял объятий.

– Спасаю вас от самой себя.

– Пустите меня, – повторила она. – Я сделаю то, что хочу сделать.

– Ничего подобного вы не сделаете. К черту, Изабель, – прокричал он, – вы готовы испытывать терпение святого. – Она снова рассмеялась, но не переставала бороться с ним. – Прекратите! – Николас не отступал. – Слышите? Сейчас же!

Он начал трясти ее, трясти, как ребенка, трясти так сильно, что у Изабель чуть сердце из груди не выскочило, она от удивления раскрыла рот.

– Прекратите! – Он уже не сдерживался. – Вы, глупая девчонка. Как вы смеете вести себя так, тревожить и пугать людей! Кстати, ваша любовь к Джастину была ничем, кроме пустой болтовни. Она никогда не была настоящей, ничего, кроме желания добиться своей цели. Он не любил вас, но вам хотелось его добиться. Вам нет дела до людей, которые к вам неравнодушны, потому что они достойно ведут себя. Вы заставили меня переживать, но это в последний раз, понятно? И прежде чем уйти, я дам вам то, что вы заслуживаете, давно заслуживаете.

И он дал ей пощечину. Изабель закричала – от удивления и неожиданности. Она была растрепана, кудри ее рассыпались, а от боли на глазах появились слезы. На щеке проступили красные пятна от его пальцев. Николас одной рукой продолжал держать ее.

– Вот вам урок, – грубо сказал он, – играть людьми так же, как вы привыкли играть мной. Вы сделали из меня дурака, но так или иначе я свободен от вас. Я ухожу, и больше вы меня никогда не увидите!

Николас смотрел на нее с ненавистью; и вдруг обнаружил, что она смутилась, он не смог остаться равнодушным к ее красивым глазам, наполненным слезами, к ее соблазнительным дрожащим алым губам. Не говоря ни слова, резким движением он крепко обнял ее. Он держал ее, как в тисках, она чуть не задохнулась, и поцеловал – он целовал ее страстно и грубо, впиваясь губами в ее губы. Затем он отпустил ее, так же неожиданно, как и обнял.

– Прощайте!

Его голос звучал холодно, но не только от злости. Он направился к выходу из оранжереи, но когда дошел до двери и уже собирался выйти, услышал:

– Николас! О, Николас!

Он заколебался и почти против воли обернулся и увидел, что она приближается к нему. Он угрюмо ждал, крепко сжав губы. Изабель подошла совсем близко к нему.

– О, Николас, – она еле переводила дух, – вы не можете вот так сразу оставить меня. О, Николас, я не понимала. Я... я не знала до этой минуты.

Она посмотрела на него глазами полными слез. Неожиданно она обвила руками его шею, притянула его голову к себе, и ее губы, раскрытые и жаждущие, оказались рядом с его губами.

– О, Николас! – прошептала она и больше уже ничего не смогла сказать...


По дороге в Мэндрейк Серина обдумывала, как преподнести Изабель новость о своем поспешном замужестве. Она чувствовала, что должна ей объяснить, но в то же время было невероятно трудно выразить это словами. Наверняка Изабель расценит ее поведение, если не как предательство, то, по крайней мере, как нежелание понять. Серине было больно от того, что она может обидеть кого-то, к кому так привязалась. Она печально вздохнула.

– Вы устали, дорогая? – спросила Юдора. Серина покачала головой.

– Нет, Юдора, только волнуюсь.

– Но вам не следует волноваться в день своей свадьбы.

– Не следует? – спросила она равнодушно.

Какой это был странный день. Когда Джастин холодно попрощался с ней в холле дома Вулкан, она подумала, что больше никогда его не увидит. Девушка не понимала, почему ей в голову могла прийти такая мысль. Она почувствовала жгучее желание сказать ему, что передумала, что не хочет возвращаться в Мэндрейк и поедет с ним, куда угодно. Сама мысль о том, что она была наедине с ним, вызывала в ней такую странную и сладостную боль в груди, что, когда он поцеловал ей руку на прощание, она с трудом оторвала ее от его губ.

– Мне необходимо уладить ряд вопросов, – сказал он, – а затем я буду счастлив видеть вас, ваша светлость, в Мэндрейке.

– Буду вам очень признательна, милорд, – ответила Серина.

Девушка присела в реверансе и пошла к карете. Когда лакей закрыл дверцу, она наклонилась вперед. Серина надеялась, что Джастин будет ждать, пока она не отъедет, но увидела только дворецкого и лакеев.

«Несомненно, он собирается навестить La Flamme», – решила она, и сама мысль об этой женщине так сильно на нее подействовала, что щеки ее раскраснелись. Как воспримет эта дама новость о женитьбе Джастина? Но зачем ей волноваться? Ей должно быть все равно, женат покровитель или нет. К тому же в высшем свете большинство мужчин покровительствовало какой-нибудь «балериночке» или просто «возлюбленной».

Серина вновь грустно вздохнула, и Юдора взяла ее руку в свою.

– Вы будете счастливой, мисс Серина, – ласково сказала она. – Я это чувствую, и хотя я не цыганка, как эта паршивая мадам Роксана, я знаю, что это правда. Но почему вы такая печальная? Что произошло между вами и его светлостью? Сегодня утром я так искренне обрадовалась, когда вы поехали венчаться, и слуга его светлости доверил мне тайну вашего медового месяца, что вы планируете провести его в Стэверли. У меня чуть сердце из груди не выскочило! Я представила вас там – красивейшую пару на свете. И я подумала, как мы приведем в порядок спальню Роз. Это была любимая спальня вашей матери, и...

– Пожалуйста, Юдора, не мучай меня, – вскрикнула Серина, отворачиваясь от нее.

– Но я ничего не понимаю. Вы вышли замуж за молодого человека благородной крови, и вот пожалуйста, возвращаетесь в Мэндрейк вместе с глупой старой Юдорой.

Серина крепко сжала руку Юдоры и дрожащим от слез голосом произнесла:

– Ты не... глупая и не старая... И я рада, что ты рядом со мной. Я бы предпочла все время быть рядом с тобой, чем с кем-нибудь еще, кроме...

– ... кроме его светлости, – продолжила Юдора. – Ну-ну, моя прелестная девочка. Что случилось?

Серина больше не могла себя сдерживать.

– Ничего... ничего не случилось! О, я так его люблю! Но... но, Юдора, я ему совсем не нужна! Думаешь, мне не хочется поехать с ним в Стэверли? Я бы желала этого больше всего на свете. И все же... как мне вынести то, что... только вчера вечером... та... та женщина была у него?

Юдора смутилась.

– Какая женщина?

– La Flamme, – всхлипнула Серина. – Она прекрасна, Юдора, намного красивее меня, и я не надеюсь вообще сравниваться с ней красотой.

– Ерунда! – резко сказала Юдора. – Мне никогда в жизни не приходилось слышать ничего глупее. Поистине жаль, что вы не высказали мне всей этой чепухи хотя бы час назад. Если бы мы были уверены в том, что его светлость пока дома и никуда не уехал, я бы сию секунду попросила развернуть карету и вернуться на Гросвенор сквер.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила девушка.

Юдора говорила с ней таким же тоном, каким когда-то в детстве отчитывала ее за шалости.

– Все эти разговоры о La Flamme! – фыркнула служанка. – Можно подумать, что женщины, подобные ей, имеют хоть малейший шанс в отношение его светлости.

– Но у нее есть... и она им пользуется. Ты не понимаешь. Мне Николас все рассказал, и Изабель тоже. Это правда, Юдора!

– Мистер Николас и ее светлость должны бы постесняться собственных слов, – сурово сказала Юдора, – в особенности ее светлость, которая вообще не должна говорить о подобных вещах. Я не отрицаю того, что некоторое время его светлость интересовался этой женщиной, но что означает временный интерес, который у него был до встречи с вами?

Серина вздохнула.

– Бедная Юдора, ты стараешься успокоить меня, но я сама видела ее вчера вечером на Гросвенор-сквер.

– Одну? – спросила Юдора.

– Нет, не одну. Там были другие джентльмены, несколько человек, но...

– И среди них сэр Питер Бэрли, если не ошибаюсь.

Серина кивнула.

– Ну да, по-моему, он тоже был. Я не могу утверждать точно... я ведь упала в обморок...

– И неудивительно, после такой сумасшедшей поездки, – прервала ее служанка, – но если эта смазливая штучка и была там, то ее привел сэр Питер, можете в этом быть уверены так же, как и в том, что вы сейчас живы-здоровы.

– Но что общего у сэра Питера с... La Flamme? – удивленно спросила Серина.

– Все, что в таком случае бывает. Попросту говоря, сэр Питер отбил ее у его светлости. Мне обо всем этом рассказал личный слуга его светлости около двух недель назад. Как-то слуга заметил, что этой женщине необыкновенно повезло – я не оскорблю свои уста, если назову ее леди – что обстоятельства сложились таким образом, ведь сэр Питер сказочно богат, он купил ей очень красивый дом в деревне Чесла и карету с двумя лошадьми. Двумя, заметьте, потому что редко кому могут подарить хотя бы одну лошадь.

Серина затаила дыхание.

– Сэр Питер! О, Юдора, это правда? Неужели?

– Не сойти мне с этого места, если я лгу и что-нибудь придумала, – убеждала ее служанка. – О, дитя, дитя, как можно быть такой глупой и верить...

– Я видела своими глазами, – оправдывалась девушка. – Она сидела очень близко к его светлости... Она положила руку ему на колено.

– Разве имеет значение то, что она делала? – недовольно спросила Юдора. – Женщинам, подобным ей, не знакомы правила хорошего тона. И откуда этим бедняжкам и знать, если они ничего подобного не видели?