Его смертоносная сила мощной волной подчинила ее. Милли физически чувствовала себя балансирующей на острие кинжала. Желание этого опасного мужчины, столь пронзительно мощное, было неописуемо эротичным. Его язык мягко вошел в ее рот, раздвинув ее зубы, и уверенными ритмичными толчками прильнул к ее языку. Щетина на щеках и подбородке грубо царапала ее.

Его руки были еще грубее.

Блуждая сразу везде, его шероховатые ладони пробуждали в ней ни с чем несравнимые ощущения. Дойдя до изгиба ее ягодиц, он притянул их к себе. Даже сквозь брюки Милли почувствовала, что его длинный ствол тверд как камень. Ощутила его жар в том месте, где соприкасались их тела.

Она забыла обо всем, ей стало легко и радостно, не хотелось больше ничего. Только почувствовать его тяжесть. Его тело внутри себя.

Осмелев, она опустила руку и схватила его возбужденное естество. Он застонал и оторвал от нее свой рот. Его губы блестели от влаги, и глаза горели грозным чувственным пламенем. Ее имя вырвалось из его горла хриплым стоном.

— Я хочу лечь под тебя. — Отпустив его, она потянулась расстегнуть пуговицы его рубашки, обнажая твердые как скала плечи.

— Я не могу…

— Не перечь мне, — чуть слышно приказала Милли, осыпая поцелуями скользкую сеть шрамов на его плече, по мере того как рубашка сползала вниз. — Не запрещай мне быть доброй. Я должна быть добра к тебе. Ты обязан мне это позволить.

Арджент дернулся и замер, когда она поцеловала его плечо, но его руки не отпускали ее. И мгновение спустя он наклонил голову и его губы впились в нежную ямочку у нее на шее.

Сердце Милли растаяло, как и ее лоно, сделавшись мягким и влажным, готовым принять его.

Его второй поцелуй был нежнее, бархатнее, но все таким же страстным и властным. Милли настолько забылась, что едва заметила, как упала на пол его рубашка и сползли вниз брюки. Он отшвырнул их вместе с туфлями, прежде чем толкнуть ее обратно на кровать, крепко держа руки у нее за спиной, чтобы смягчить падение.

Медленно, неловко он взобрался на нее, тяжело и непристойно дыша ей в ухо. Она почувствовала, как его член вытянулся над ней, твердо и настойчиво упираясь в ее бедра.

Его жадный рот нашел ее губы. Она отвечала на его поцелуи, гладя его по спине, по его шелковистым волосам. Она ждала, что этот миг станет взрывом похоти. Бешенной, стремительной кульминацией ужасающей ночи.

Не ожидала она страстной потребности исследовать оттенки их желания. Прежде она никогда толком не видела его в те мгновения, когда они были вместе. Не испытывала невероятного волнения оттого, как его глаза из ледяных превращались в индиговые, когда он возбуждался.

Его грубые пальцы гладили ее соски, сладко отзывавшиеся на его прикосновения, наливаясь твердостью и упругостью.

— Мягкие, — прорычал он, словно утратив способность говорить полными предложениями. Он взял в рот и принялся сосать ее нижнюю губу, его руки устремились ниже, гладя изгиб ее талии, лихорадочно скользя по бедрам.

Милли стонала от растущего в ней возбуждения, наслаждаясь гладкостью его мышц под своими ладонями и тяжестью его невероятного тела, прижимающего ее к матрасу.

Он схватил ее губу зубами, а его пальцы раздвинули влажную щель между ее бедер. Из ее горла вырвался хриплый стон, когда он коснулся того бугорочка плоти, от которого острое наслаждение, казалось, докатилось до самых дальних уголков ее тела.

Она задохнулась, не в силах выговорить его имя. Вспышка удовольствия накрыла ее, поднявшись из самых глубин, всего от нескольких легких прикосновений его ладони. Вцепившись в него, сжав бедра, она улетела, растворяясь. Будто в тумане, слышала, как он шумно дышал, целуя и покусывая ее нежную шею.

Милли корчилась и извивалась под ним, пока ее члены не содрогнулись в последних, до боли сводящих челюсти судорогах, и она, прижавшись лбом к его изрезанному шрамами плечу, затихла, изо всех сил пытаясь отдышаться. Кристофер осыпал поцелуями ее лоб и щеки. Он запустил пальцы в ее волосы, откинул ее голову назад и посмотрел на ее губы, прильнул к ним, царапая нежную кожу своей щетиной, а затем отстранился, чтобы взглянуть на свою работу.

Она почувствовала, как в нем поднималось желание. Поставив колено между ее ног, он раздвинул их.

Останавливающим жестом Милли положила руку ему на грудь, и он замер. Он закрыл глаза, будто бы зная, что все кончено.

— Посмотри на меня, — приказала она, протягивая руки, чтобы взять в ладони его лицо.

Арджент вздрогнул, отвернулся и сжал челюсти, уставившись в черный провал камина у изножья кровати. Из горячих и расслабленных, его мускулы мгновенно сделались холодными как сталь, а пальцы вцепились в ее волосы.

Милли боялась потерять его, но в то же время понимала, что должна неуклонно двигаться вперед.

— Я вижу тебя, Кристофер Арджент. Я знаю, кто ты, — утешающе проговорила она, гладя его мощную обнаженную спину и бугры бицепсов. — Я хочу, чтобы ты видел меня. Я хочу, чтобы ты знал меня.

Нежно коснувшись его лица, она повернула его к себе, его взгляд устремился прямо на нее.

— Я хочу, чтобы ты почувствовал не только своей плотью. Но и здесь, — дотронулась она до его груди там, где под ее ладонью бешено колотилось его сердце. Она нежно поцеловала его и снова прильнула головой к его ладони. — Посмотри на меня, — снова приказала она.

Милли думала, что готова к тому, что увидит в его глазах. Как же она ошибалась! Ей показалось, что этого взгляда долго не смог бы выдержать никто.

Однако отвести глаза она не осмелилась, чтобы он не подумал, что она его отвергает.

Не было таких слов, чтобы описать то, что она увидела в глубине его глаз. Не страсть и не желание, а прячущуюся на самом их дне невыразимую незащищенность.

Милли почти жалела о содеянном, поняв, что коснулась чего-то куда более уязвимого и ранимого, чем когда-либо могла себе представить. Возможно, Кристоферу Ардженту вовсе не нужно искупление. Ему нужно что-то бесконечно более глубокое, более сложное. У Милли появилось подозрение, что он нуждается в освобождении. Избавлении. Поскольку, хотя он давно уже вышел из тюрьмы, где-то в глубине души он все еще продолжал оставаться запертым в ней, в своем прошлом.

И больше всего в жизни Милли хотелось стать той, кто оттуда его освободит. И сейчас было самое время и место начать.

— Это не просто соитие, — прошептала она, нежно проведя большим пальцем по его щеке. — Не сегодня.

Его ноздри раздулись, но он кивнул, не отводя от нее немигающего сурового взгляда, словно от этого зависит жизнь.

— Не сегодня, — сурово проговорил он.

Он овладел ею так невероятно медленно, погрузившись в нее, и заполнил жаром, о существовании которого она дотоле никогда не подозревала. На мгновение они застыли, когда он вошел в нее. Они оба замерли, пораженные непостижимой остротой мгновения. Словно бы тысячи молний пронзили их, пройдя между ними, сливая вместе не только их тела.

Но и души.

— Что ты со мной сделала? — жалобно проговорил Арджент, взяв ее снова, на сей раз сильным толчком, задающим ритм, от которого они оба задохнулись.

Бедра Милли встречали каждый его толчок движением навстречу, и он все глубже и глубже погружался в нее.

Он нежно гладил ее груди, ее плечи, ее шею, его пальцы обвивали ее мягкую тонкую колонну в ласковой имитации удушения.

Милли подняла подбородок, чтобы встретить его губы, показывая доверие, призывая его доверять ей.

И вскоре ее захлестнуло наслаждение. Она сражалась с ним, не желая пропустить этот миг, желая смотреть на него, когда он смотрит не нее. Однако казалось, что чем сильнее она сопротивлялась, тем мощнее оно становилось, пока не обрушилось не нее, как бурные волны на морской утес. Его жестокость была такой же пугающей, как и его блаженный рев, смешавшийся с ее счастливым криком.

Кристофер не давал ей передышки, его бедра двигались то нежно, то страстно, и яростная неудержимая сила ворвалась в нее, исторгая прилив нового удовольствия, накатывающего на предыдущее.

Милли вцепилась в него, скачущего на ней, и не отпускала, пока на смену последним судорогам удовольствия не пришло насыщение. Он был диким, примитивным животным, его мускулы вздувались под кожей. Он зарылся лицом в ее волосы и при каждом безжалостном толчке из его горла вырывался гортанный стон.

Лампа отбрасывала на потолок эротические тени, и Милли наблюдала за их мягкой игрой, отзывающейся во всем ее теле.

Когда он выгнулся на ней, войдя во всю глубину, напрягся и закричал, сотрясаемый мощью своего удовлетворения, Милли захотелось плакать. И слезы действительно наполнили ее глаза, и она сморгнула их.

И она знала, почему у нее на глазах появились слезы. Знала, что сейчас происходило между ними. Поняла, что они не просто сношались.

Они оба поняли.

Сегодня они занимались любовью.


Пара минут прошла в блаженном молчании, они просто лежали рядом в золотом свете лампы. Милли прислушивалась к дыханию Кристофера, словно бы по его приказу. Ей хотелось, чтобы он думал о ней. Хотелось понять, о чем думает этот мужчина. На самом деле он — загадка. Такого сурового мужчину очень трудно понять. Мгновенные прозрения в те моменты, когда он не владел собой, побуждали и манили ее узнать его лучше. Сродниться с ним, чтобы он не смог жить без нее.

Милли положила голову ему на грудь. Слушать биение его сердца быстро становилось одним из любимых ее занятий. Едва она удобно устроилась на его теплом, твердом теле, оно напряглось, но затем все пошло так, как она и рассчитывала. Он обнял ее и зарылся щекой в ее волосы.

Может, она и не была его первой любовницей, однако Милли точно знала, что была единственной женщиной, которая когда-либо прижималась к наемнику Кристоферу Ардженту. Это давало ей ощущение обладания, статус собственницы редчайшего в мире сокровища. В постоянно расширяющейся Британской империи было с гулькин нос герцогинь, немало маркиз и достаточное количество графинь. Но в объятиях этого мужчины Милли чувствовала себя королевой. Непревзойденной и защищенной. Во всем мире больше не было ничего, подобного этому. И ей это было прекрасно известно. На Милли обрушивалась эйфория оваций. Она получала чеки с таким количеством нулей, которое никогда в жизни не ожидала увидеть.