— Знаете ли вы, мисс Ли Кер, что Кристофер Арджент никогда в жизни никого не покушался убить? — произнес он с небрежностью светского льва, однако слова прозвучали очень весомо. — После того как он наметил жертву, каждое ее дыхание становится сродни чуду. Однажды он вошел в здание, полное смертоносных людей, и был единственным, кто вышел. Кристофер Арджент не покушается на убийства. Он их совершает.

Подняв свое мощное тело из кресла, он пересел на стоявший против нее изящный голубой диван, близнец того, на котором сидела Милли, и произнес:

— И все же вы здесь, перед нами.

Под его взглядом Милли вздрогнула. Вблизи Дориан Блэквелл обескураживал еще сильнее, воплощая саму силу природы. Силу, с которой невозможно не считаться.

— Я думаю, что Арджент — тайный романтик, — проговорила, невольно любуясь собой, Фара.

Милли и Дориан, не сговариваясь, обернулись посмотреть на нее, словно она лишилась рассудка.

— Дорогой муж, ты, видно, забыл, — улыбнулась Дориану леди Нортуок, словно шутя. — Арджент держал в руках контракт на меня, но не исполнил, а вручил тебе.

Глаза Блэквелла сузились.

— Это не романтизм, а самосохранение. Он знал, убей он тебя, я развязал бы бойню, рядом с которой Ватерлоо показалось бы легкой стычкой маленьких шалунов.

Фара протянула к Дориану и положила ему на руку ладонь без перчатки. Он бросил на нее молниеносный взгляд, и в этом взгляде Милли увидела то, что заставило ее невольно моргнуть от наплыва чувств. Эта белоснежная женская ладонь значила для Дориана Блэквелла больше, чем идол для фанатика. Каково это, быть так любимой?

— Он мог убить и избавиться от меня, и ты бы никогда не узнал, — заметила Фара.

— Я узнал бы, — настаивал Дориан.

— А я считаю, Арджент хотел, чтобы мы с тобой встретились, — пожала она руку Блэквелла. — А мой муж пытается сказать, что раз Арджент оставил вас в живых и взялся защитить, вы для него много значите.

Милли никогда бы не произнесла подобного в приличном обществе, однако ей что-то подсказало, что эти двое смогут понять их соглашение.

— Я заплатила ему за его защиту, — призналась она. — Он хотел меня, а я… отдалась ему.

Дориан покачал головой.

— Раньше он тоже хотел. В том числе женщин. Платил им или нет. Вы же… Вы что-то другое. И он идиот.

— Почему ты продолжаешь это утверждать? — спросил Фара.

— Потому что видел вас, когда он привел вас сюда. Я догадался, что Милли предложила ему свое сердце, а он одним махом и вдребезги его разбил.

Милли уставилась в пол, снова подумав о том, насколько его цвет напоминает глаза Кристофера.

— Не разбил, лорд Нортуок, а ранил, — призналась она.

— Вы знаете об обстоятельствах его рождения? — спросила Фара.

— Да.

Дориан поднял брови.

— Знаете ли вы, как умерла его мать?

— Да.

— И вы, очевидно, знаете о… роде его занятий, — пальцем свободной руки леди Нортуок коснулась ямочки на подбородке.

— Я видела его шрамы, — сказала Милли. — Я понимаю, чем он занимается. Он думает, что он проклят, но… я верю, что для него есть спасение. Я готова попробовать, но он… он…

Милли смахнула предательскую слезу боли и разочарования и с тоской подумала, что, может, оно и к лучшему. Свое сердце она могла отдать ему, только если он протянет руку. Она не из тех женщин, кто навязывается тому, кто ее не хочет.

— Да, как я и сказал… — Дориан поцеловал руку жены и открыл свою книгу. — Идиот.

Фара кивнула, но наклонилась к Милли и коснулась ее колена.

— Такие мужчины, как Арджент… как… — Она жестом показала на своего погрузившегося в чтение мужа. — Им нужно…

— Мисс Фара, мисс Ли Кер?

В комнату вбежала нянька, тощая бледная женщина с вьющимися пепельно-серыми волосами, теребя костлявыми руками свой белый передник.

— Вы не видели своего мальчика?

Милли вскочила одновременно с графом и графиней, страх жгучим угольком опалил ее грудь.

— Я думала, он с вами, — отрывисто отозвалась она.

— Был со мной, мисс, был, но я меняла подгузник Фэй, а он попросился в туалет.

Джемма, так звали няню, побледнела еще сильнее, и ее большие темно-карие глаза, казалось, провалились в белизну.

— Я подумала, что его слишком долго нет, пошла его искать, а когда он не ответил, я подумала, может, он с вами.

Ледяные пальцы страха выжали из легких Милли весь воздух. Она обратилась к Блэквеллу:

— Кто-нибудь мог войти? Забрать его?

Блэквелл шагнул к двери.

— Он любит прятаться?

Милли отрицательно помотала головой, комната закружилась у нее перед глазами.

— Нисколько.

— Я проверю второй этаж, но вероятность того, что кто-то проникнет в мой дом, ничтожна. У меня по человеку на каждом этаже и множество охранников.

В холле зазвенел дверной звонок, и окрыленная надеждой Милли, обгоняя Блэквелла, бросилась вниз. Это просто ошибка, он играл во дворе. Она так злилась, что решила задать ему, но сначала поцеловать его драгоценное лицо.

Распахнув дверь, она обнаружила стоявшего перед ней мужчину в красивой ливрее, теребившего шляпу, точно как Джемма передник.

— Добрый день, — произнес он на диалекте, весьма далеком от языка, на котором изъяснялись на благородных улицах Мейфэра. Со своим приветствием он обратился куда-то над ее головой, и Милли поняла, что Блэквелл стоял прямо позади нее. — Не знаю, важно это или нет, но Чэппи видел мальчика, который шел по улице и направился в парк. Он подумал, что у мальчика огромный ножик, и это не к добру. Он из этого дома?

Милли схватила мужчину.

— У него синяя куртка?

— Ну да.

Дориан проронил пару слов, которых Милли никогда прежде не слышала, и потянул ее обратно в дом, поручив заботам Фары.

— Я пойду в парк искать его. Возьму Харкера и Мердока. Вы останьтесь и заприте дверь. Я оставляю вас с Матиасом и Уорденом.

— Отойдите! — прошипела Милли. — Это мой сын, и я тоже пойду. О Терстоне, скорей всего, уже позаботились, и мне ничего не угрожает. Но если Якоб один в Гайд-парке, с ним может случиться неладное. Кто бы мог подумать, что Якоб выкинет подобное? Он такой послушный мальчик. Это так на него не похоже, отправиться куда-то, не предупредив.

Дориан покачал головой.

— Арджент предупреждал…

— Мы только что пришли к заключению, что Арджент — идиот, — огрызнулась Милли. — И вы тоже, если считаете, что остановите меня.

Дориан оглянулся на свою жену, державшую на коленях проворную малышку и кивнувшую ему.

— Отлично, но держитесь вместе.

Убить при свете дня сложнее, чем под покровом ночи. Кристофер Арджент стоял в своем повседневном костюме у живой изгороди особняка лорда Терстона на Сент-Джеймс и сдерживал зевок. Обычно для поддержания оптимальной формы он соблюдал строгий режим сна и тренировок. Вчерашняя ночь отличалась разительно.

Во всех смыслах.

Для него терпение было главной добродетелью и необходимостью. Сегодня терпение было чем-то, за что он готов был убить.

Буквально.

Что-то шло не так. Он был сам не свой. Физически ощущал, как самоконтроль ускользает из пальцев, словно швартовы в бурю. Плечи сводило, шея как камень. Живот крутило, есть не хотелось. Руки дрожали, вдохнуть полной грудью он не мог, а ноги не стояли на месте. Ему хотелось бежать во весь опор, чтобы заглушить желание и отчаяние, жегшие чресла. Хотелось забраться в темную нору и спрятаться от воспоминаний, гнавшихся за ним по улицам Лондона, как стая диких зверей. То ему хотелось кататься, как псу, по ложу, что они делили, и вдыхать ее запах. То оттереть от воспоминаний о нежности ее белоснежной кожи липкие ладони.

Но им ее не забыть. Ему никогда от нее не избавиться. Милли Ли Кер навсегда вросла в него, и неважно, увидит он ее еще раз или нет. В ней было что-то, чему он никак не мог дать названия. Она была его первой, она была его единственной, и она была его всем. Однако почему ему кажется мало? Надо было взять еще, но он не посмел. Или не сумел.

Он был ее первым, ее единственным любовником. И собирался уйти.

Потому что испугался. Испугался ее. Испугался себя. Испугался надежды, желания и…

Чувства.

Он чертов трус. И знал, что она это поняла. Увидел по ее глазам, когда от нее уходил.

Поэтому в глаза лучше не смотреть.

Заметив тонкую, элегантную леди Терстон, выходящую из ворот особняка, Арджент успел обратить внимание, в какой карман она положила ключ, прежде чем повернуться к ней спиной и небрежно прислониться к каменному столбу на углу усадьбы. Пока леди глядела на его спину, убедился, что из окон Терстон-плейс никто не смотрит. Не оглядываясь через плечо, считал ее шаги, учитывая ее походку и любые мгновенные замедления. Натренированным восприятием уловил момент, когда она прошла мимо, повернулся и, проследовав за ней не более полминуты, успел в толпе пешеходов на Сент-Джеймс незаметно вытащить у нее из кармана ключ. Потом сделал еще три шага и неторопливо повернул назад к особняку.

Человек, которого Арджент с той ночи боя в яме нанял следить за лордом Терстоном, рассказал, что граф был существом привычки, и это его работу облегчало. В половине пятого Терстон шел в свою библиотеку, чтобы насладиться сигарой, портвейном или виски и отдохнуть перед ужином. Без четверти пять он уже наверняка выпил и затянулся сигарой.

И эту сигару ему уже не докурить.

Непринужденно, будто хозяин, Арджент открыл ворота и вошел, сразу нырнув в длинную вечернюю тень западной стены. Прячась за деревьями, незаметно обогнул сад и вышел к дорожке у увитой толстым плющом шпалеры. Деревянная шпалера скрывала большую водосточную трубу и крепилась к стене решеткой. Если правильно распределить вес, она его выдержит… в противном случае он знал, как не разбиться, правда, упадет он перед окнами первого этажа, где много слуг, перекусывавших и пивших чай в помещении под лестницей, прежде чем начать готовить ужин.