Он уловил имя главного инспектора Карлтона Морли, но мало что понял. Зато совершенно определенно расслышал то, что говорилось о лорде Тренвите. И при каждом воспоминании тот разговор бил его точно ножом в живот.

Милли нужен герой.

А Арджент отнюдь не таков. На самом деле он законченный злодей. Антигерой, победой над которым так называемые герои могли бы гордиться.

Старший инспектор Морли, разумеется.

С Тренвитом Арджент столкнулся лишь однажды пару лет назад на заседании палаты лордов, куда они пришли с Дорианом Блэквеллом. Герцог один из немногих оказался достаточно высок, чтобы смотреть Ардженту прямо в глаза, потому не заметить друг друга они не могли. И каждый безошибочно распознал в другом убийцу. На мгновение Тренвит, Блэквелл и Арджент застыли посреди, быть может, самой колыбели цивилизации современного мира, словно дикие хищники. Так сошедшиеся у границ своих территорий волк, ягуар и гадюка не в силах решить — драться или схитрить.

И стычку предотвратила жена Дориана, Фара, которая встала между ними и, ослепительно улыбнувшись, развела по своим углам.

До сегодняшнего дня Кристофер об этом не вспоминал. Выбросил слащаво-красивого герцога из головы, благо тот отправился искать новых жертв в Индию, а Кристофер остался в Лондоне.

С той же целью.

Но Милли не сможет быть герцогиней. Бремя этого союза будет давить на нее слишком тяжко. Она возненавидит брак с военным, лающим голосом отдающим ей команды и контролирующим каждый ее шаг. Еженощно влезающим на нее, впечатывающим ее в кровать, пользующимся ее прекрасным телом ради забвения злодеяний, совершенных им во благо короны.

Этот образ исторг из его горящей груди мучительный стон. Милли уставилась на него расширившимися глазами и отскочила подальше.

— Не гневайтесь на меня, — произнесла она, и в ее темных глазах вспыхнул огонь. — Я всего лишь профан и изо всех сил стараюсь научиться.

Уперев руки в боки, она посмотрела на него долгим взглядом, затем моргнула, и, смягчившись, опасливо проговорила:

— Я причинила вам боль?

— Нет, — сказал он, снова ощутив ту же острую боль в груди, заметив ее внимательно-настороженный взгляд. Кристофер опустил глаза, потом руку. Он ей… солгал? Виновницей этой острой боли в его груди была она? Не из-за нее ли он последнее время чувствовал себя как одна большая открытая рана? — Снова бейте меня по лодыжке! — приказал он, чтобы отделаться от этих мучительных мыслей. — И толкайте меня со всего размаха, чтобы повалить. Применив этот прием, бегите, прежде чем нападавший упадет на землю. И будете в безопасности.

— Хорошо.

С решительным видом Милли, взметнув ворох юбок, ударила его ногой по ступне.

— Другой ногой! — поправил он ее.

— Почему? Эта — ближе, и мне кажется, так удобнее.

Она сделала еще одну попытку, и он действительно потерял равновесие. Возможно, Арджент мог бы устоять, но вместо этого решил преподать ей урок.

Он повалился на спину, но прежде успел схватить и увлечь за собой ее.

Она приземлились на ворох своих юбок, а Кристофер — на спину, согнув в локте, чтобы не расшибиться, одну руку, а другой крепко держа ее. Ее руки, прижатые к его груди, оказались в ловушке, тело — распростерто на нем, ноги разлетелись в разные стороны.

— Вот почему, — пробормотал он.

Она извивалась и сражалась с ним, изо всех сил пытаясь высвободиться, но Кристофер без труда удерживал ее в своем плену. Чем больше она сопротивлялась, тем восхитительнее терлась о его распростертое тело, а ее близость усилила его возбуждение. Он встал, едва заметил огонек в ее пристальном взгляде, устремленном на его голую грудь. Теперь, когда ее гибкое тело, корчась, дико извивалось над ним, вожделение возопило в нем с мучительной свирепостью.

Он понял, когда она это почувствовала и тотчас замерла, и единственным движением между ними осталось их учащенное дыхание.

Кристофер закрыл глаза, стараясь вспомнить все приемы, которые помогли бы ему забыть о манящем тепле. Ничто не помогало. Его плоть обратилась в одно большое пульсирующее средоточие желания. Восхитительное давление ее тела сделало свое дело.

— Что мне теперь делать? — охрипшим голосом спросила Милли, пощекотав своим дыханием его кожу.

Сделай он то, что хочет, что требовало от него его тело, и она через мгновение оказалась бы под ним беспомощная и распластанная. Оставалось только сорвать с нее исподнее и…

— Вы пытайтесь не оказаться в этом положении, слушая мое указание, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Она помолчала и медленно приподнялась, чтобы посмотреть на него.

Кристофер отпустил ее, его рука скользнула с ее спины к талии и ниже, к скрытому под множеством слоев тяжелой ткани изгибу бедра.

— Интересно… — Вибрацией прошел сквозь него ее хриплый голос, возбуждая дрожь желания. — Интересно, мистер Арджент, настолько ли хорошо вы выполняете указания, как отдаете.

Кристофер замер под ней, и все его существо сосредоточилось на нарастающем между ее раздвинутых ног тепле, все ближе подползавшему к его болезненно возбужденной плоти, по мере того как изящная арка ее тела продолжая откидываться назад.

— Никогда, — выдохнул он. Он не подчинялся никому.

— Даже если я прикажу вам поцеловать меня?

У Кристофера мгновенно пересохло во рту, он молча уставился на нее, уверенный, что не так ее понял.

— Что? — спросил он.

Ее глаза вспыхнули в темноте неестественно ярко, светясь страстным воодушевлением и тревожным отражением его собственного желания. Кристофер понимал, что это лишь отражение, поскольку такая женщина никогда не сможет почувствовать того грубого, первобытного голода, который терзал его.

— Поцелуйте меня, — приказала она, продолжая откидывать бедра, пока не села на него, голосом, звенящим от нарастающей страсти, вызванной не одним лишь жаром горящего между ними плотского желания. — Поцелуйте меня, как в ту ночь, когда мы встретились. Как мужчина, встретивший меня в ярко совещенном зале и соблазнивший вальсом. Прикоснитесь ко мне так, словно мы снова в темном углу под лестницей «Сапфирового зала», и вы — Бентли Драмл, всего лишь безобидный очаровательный деловой человек.

— Милли, — предупреждающе промолвил Кристофер, смущенный горящим в ее глазах почти безумным желанием. Казалось, страх и напряжение лишь усиливали ее страсть.

— Поцелуйте меня так, как будто вы никогда не хотели меня убить.

Не в силах больше терпеть, Кристофер приподнялся и остановил движение ее губ своими. Обнаженными руками он привлек ее к себе и прижал ее дрожащее тело к своему непоколебимому торсу, а жгучий жар их ртов слил их воедино.

Она дрожала. Все еще боялась его? Ему хотелось научить ее паре приемов, чтобы она могла почувствовать себя в большей безопасности, однако единственное, что ему удалось, — снова напомнить ей, что она в опасности. Ведь еще совсем недавно самой большой угрозой в ее жизни был он сам, Кристофер Арджент.

Знала ли она, что он никогда не был для нее подлинной угрозой? Он не велеречив и не умел произносить нужных ей слов утешения, бывших ему не роднее турецкого. Но как она могла не знать? Неужели нежность, с которой он прижимал ее, то, как умерял свои силы, не доказывает, что он никогда не представлял для нее угрозы? Разве, когда он прижимал свой рот к ее языку, она не чувствует его благоговейного трепета?

Она обняла его, вцепившись пальцами в ему спину, и снова, снова и снова целовала его. Ее тело растворилось в нем.

— Погладьте меня, — потребовала она, и ее дыхание у его рта было горячим и сладким, когда ее пальцы зарылись в его волосы. — Только не оставляйте неудовлетворенной.

Ее ногти оцарапали кожу его головы, пока она не накрутила его пряди на пальцы и не потянула.

Боль, прожегшая все тело Арджента до самого члена, исторгла из него рев удовольствия. Перед глазами все расплылось, а потом он увидел только ее кожу, ее лицо. Обострившимся слухом улавливал шелест ткани ее платья на своей коже и влажные звуки их безумных поцелуев. Сердце колотилось, и когда его руки бессильно опустились, им овладел страх. Он мог лишь повиноваться, не желал ничего, кроме ее удовольствия.

Собрав ее юбки в кулак, он зарылся под них нетерпеливыми пальцами. У обоих перехватило дыхание, когда его руки нашли ее бедро и двинулись вверх. Он притормозил было у хитроумного приспособления, держащего ее чулки, но начавшееся ритмичное сжатие ее мышц подтолкнуло его вперед.

Ему удалось избавиться от ленточки, стягивавшей нежную внутреннюю поверхность ее бедра. На ощупь ее обнаженная плоть была благословением.

Вырвавшееся у него проклятие было скорее выдохом, чем словом, когда он, наконец, нащупал мягкое гнездо тепла между ее ног. Ее желание оросило его пальцы расплавленным огнем, когда он нашел вслепую искомый бугорок ее плоти.

— Да! — вырвалось у Милли поверх затрудненного дыхания, и Арджент вдохнул это слово с вырвавшимся из бездны мужским ликованием.

Его пальцы ласкали мягкую, набухшую плоть и спустились в складки горячей скользкой кожи до тех пор, пока вырвавшийся из его горла едва слышный звук не заставил его остановиться.

— Здесь, — выдохнула она, ее пальцы сжали его волосы.

Это слово было самым эротичным из всех, что Кристоферу когда-либо доводилось слышать. Он оторвал губы от ее рта, чтобы исследовать шею, ее легкие вздохи и слабые стоны служили ему провожатым.

Таков, наверное, был религиозный экстаз, охватывавший верующих, приклонявших колени у алтаря. Недостойное упоение. Нечестивое желание. Похоть искупления.

Кристофер сделался пилигримом ее удовольствия. Внимательно, точно карту звездного неба, изучал ее выражение. Его большой палец вращательными движениями гладил мягкий бугорок над ее входом, а ее голова, открыв перед ним горло, откинулась назад. Он как вампир припал к пульсу у нее в горле, впившись в него и утишая свой ненасытный голод.