Он пристально поглядел на рану. Милли отлично поработала.

— Думаю, вы закончили.

Она, сузив глаза, посмотрела вниз.

— Да.

Он подумал, что она будет жестока и, наказывая его, рванет нить. Но она тихо и спокойно отрезала ее, завязала и наложила повязку.

И она, и он знали, что время пришло. Он видел это знание четко написанным на ее лице.

Арджент встал.

— Умойтесь, раковина и мыло тут, — указал он.

Чтобы смыть кровь. Поскольку там, куда он ее сейчас проводит, такой возможности у нее не будет.

И этот контракт Арджент не сорвет.

Глава семнадцатая

— Если вы думаете, что я войду сюда, вы лишились рассудка.

Из комнаты, в которой спал, Арджент бросил взгляд на сурово поджатые губы и скрещенные руки Милли, и обратно. Если в ближайшее время он не успокоится, он просто потеряет сознание из-за нехватки крови в голове.

— Мы договорились, что сегодня вы — моя, — напомнил он ей сквозь стиснутые зубы. — А это означает, когда и где бы я вас ни захотел.

И он указал на свою подстилку.

Арджент давно наблюдал за людьми и точно знал, что никогда прежде не встречал такого взгляда. В нем смешались остолбенелое возмущение и первородный ужас.

— Мне следовало бы предвидеть. — Она отступила на несколько шагов. — Вы криминальный психопат. Тронутый. Больной на всю голову…

— Что вы, черт возьми, имеете в виду?

Ее пальцы замерли на двери, которую он для нее открыл.

— Что? Этот… темный чулан. Я любимую собаку в таком не держала бы. Варварство. Говорю вам, ноги мой в нем не будет.

Почесав затылок, он взглянул еще раз. Комната размером с его камеру в Ньюгейте, и жили они в такой вдвоем.

— Вполне хватит нам обоим, — заметил он. — Ну, лежа наискосок, а если прямо, то ноги будут торчать из двери.

— На это я не пойду. — Она прижала руку к груди, словно пытаясь удержать сердце. Трижды оглянулась через плечо, отступая все дальше назад. — Вы меня не запрете.

— Но… снаружи даже нет замка. — Он закрыл дверь, покрутил ручку и снова ее открыл, демонстрируя, будто неразумному дитяти, как элементарно действует это нехитрое устройство. — Видите?

Что с ней не так? Она уставилась на его спальню так, будто в ней стояли средневековые орудия пыток. Прищурившись, он глянул в темную комнату и нахмурился. Его спальное место представляло собой всего лишь тонкий матрас на полу и пару одеял, но, конечно, никак не кровать. Когда он сразу же убрал из этого чулана полки, ему показалось, что он освободил чудовищно много пространства, хотя и недостаточно для железной девы[10] или тому подобного.

И до него лишь с большим опозданием дошло, что эту кладовку он выбрал потому, что все остальные комнаты в его доме были слишком просторны. Когда вся твоя жизнь прошла в тюремной камере, заснуть в просторном помещении нередко кажется затруднительным.

Конечно, для Милли это не так.

— Не знаю, какой извращенный маньяк, приведя меня во дворец, пригласил бы в кладовку, но я отказываюсь. Лучше попытаю счастья на улицах.

Она продолжила пятиться назад и вздрогнула.

Арджент шагнул к ней.

— Как, черт возьми, вы собираетесь…

— Господин Арджент, — материализовался из тени Уэлтон, как всегда благодушный и веселый.

— Не сейчас, Уэлтон, — огрызнулся Арджент.

— Но, сэр, — настаивал дворецкий. — Я пришел показать вашей гостье комнаты, которые я для нее приготовил.

Милли переводила взгляд широко открытых глаз с Арджента на его дворецкого и обратно с нескрываемым скептицизмом.

— Вы оба смеетесь надо мной?

Уэлтон фыркнул.

— Разумеется, нет, мадам.

— Я не отдавал тебе подобных распоряжений.

Прищурившись, Арджент пристально посмотрел на Уэлтона. Достался он ему вместе с домом и пришелся весьма кстати, но как-то Арджент ясно дал понять, что если тот донесет, когда он приходит и уходит, полиции, Арджент свернет ему шею.

Медленно.

За пять лет Арджент привык к эксцентричному старику. Тот знал свое дело и был кладезем информации о светском обществе и тех кругах, в которых теперь вращались Дориан и Арджент.

— Господин Арджент, я — английский дворецкий. И моя работа обеспечивать вас и ваше домашнее хозяйство тем, что может потребоваться, прежде чем недостаток замечен.

И он тоже заглянул за дверь, за которую уцепился Арджент, и, сморщив внушительный нос, презрительно фыркнул.

— Не пристало женщине, супруге или гостье, делить с хозяином… одну комнату, ей необходимо предоставить собственные покои, чтобы он посещал ее на досуге.

Милли сложила руки на груди.

— Это ваша комната… в которой вы спите?

Арджент молчал, не желая удовлетворять любопытство. И она подняла на него вновь наполнившиеся слезами глаза и посмотрела так, что у него скрутило живот. Он был бы очень признателен, если бы она выбрала одну эмоцию и остановилась на ней чуть дольше мановения ока. От стремительности, с которой она переходила от ужаса к презрению, а потом к состраданию, он чувствовал себя неустойчивей бумажного кораблика в шторм.

Он просто хотел ее. Сейчас. Он хотел целовать ее губы. Но не как тогда, в ее квартире, скованные страхом. Или сердитые после уступки в бане. Он хотел ее такой, какой она была тогда, в первую встречу в «Сапфировом зале». Голодной, жаждущей и смелой.

«Если вы не поцелуете меня, я умру».

Тогда не понял, что она имела в виду на самом деле. Однако чем дольше он был лишен ее губ, тем больший смысл обретали ее слова.

— Пожалуйста, прямо сюда, госпожа, — отвесил церемонный поклон Уэлтон и, указав на длинный коридор, торжественным шагом направился к широкой арочной двери в его конце.

Обескураженно моргнув, она бросила совсем другой взгляд на опрятный тюфяк на полу, и, пройдя мимо, пошла за дворецким.

Как только они вошли в комнату, Арджент впервые за пять лет сделал личное заключение о своем дворецком. Любимым цветом Уэлтона был зеленый.

Арджент не разглядывал сводчатый потолок, расписанный серафимами и смертными, равно погруженными в шумные забавы. От обилия деревьев в кадках, мерцающих фонарей и изящной деревянной мебели, комната казалась расплывчатой лесной декорацией, служащей фоном для женщины, скользящей посреди всей этой мишуры.

— Уэлтон, — выдохнула она. — Это похоже… на зачарованный лес.

— Спасибо, мадам.

Резким движением Уэлтон отдернул на кровати покрывало, явив простыни цвета топленого молока, расшитые крошечными листочками, точно такими же, как на ниспадающих занавесях балдахина. Затем он налил из керамического кувшина воду в умывальный таз и распушил несколько полотенец на штанге.

— Уэлтон! — зарычал Арджент.

— Да, сэр? — Его дворецкий повернулся к нему.

— Убирайся!

— Да, сэр.

Никогда не теряющий горделивой осанки, дворецкий еще раз поклонился обоим, и вышел.

Арджент повернулся к Милли, стоявшей в центре комнаты и пристально уставившейся на него из-под неодобрительно сдвинутых бровей.

— Вы бы хоть поблагодарили его, — упрекнула она. — Он действительно великолепен.

— Снимите! — сорвалось с его губ прежде, чем он успел подумать.

Ее грудь поднялась в явственно слышном вдохе и замерла.

— Вы… имеете в виду… платье?

Шагнув к раковине, он взял кремовое полотенце и погрузил его в теплую воду.

— Я имею в виду косметику. Я хочу видеть вас.

Подобрав юбки и прикусив нижнюю губу, она не прямо, а по дуге подошла к нему. Протянула руку за полотенцем, а он подал его и сделал шаг в сторону, чтобы она могла посмотреться в зеркало.

И, возможно, совершенно неожиданно для Арджента, ее отражение добавило его восприятию магии. Со спины он видел каскад ее волос и изгиб бедер и в то же самое время отраженным в зеркале ее лицо. Лицо прекрасное настолько, что у него стесняло грудь, если он долго на него смотрел.

Поборов минутную неловкость, она взяла мыло, смочила водой полотенце, и, намылив, поднесла к лицу. Сначала она смыла сурьму с век, и глаза из миндалевидных превратились в круглые.

— Большинство мужчин предпочитают видеть меня с макияжем на лице, — нервно заметила она. — Он скрывает все недостатки и подчеркивает красоту.

— У вас нет недостатков, — сказал он честно.

Она замерла и пристально посмотрела на него с выражением странного удивления.

Плевать Ардженту с высокой колокольни, какой предпочитали видеть ее другие любовники. Сейчас она была его. Сегодня вечером. И только это имело значение.

Помимо страстного желания убить каждого, кто когда-либо видел ее такой. Каждого, хоть раз пившего амброзию ее губ. Он знал, что его порыв абсурден, понимал, что он жалкий лицемер. Черт, он же знал, что она лгунья. Отрицавшая даже знакомство с лордом Терстоном, но имевшая от него ребенка.

Ложь его не волновала. Все люди лгут, спасая свою шкуру, и она — не исключение.

Но думать об этом говнюке средних лет и его мягких аристократических руках на ее…

В его легких вспыхнул огонь, и внезапно между ними замерцала опасность. Питавшая его жажду насилия.

Потребовалась мобилизация всего опыта муштруемого тридцать лет самообладания, чтобы продолжать стоять на расстоянии вытянутой руки от нее и смотреть, как из-под пудры является чистая бледная кожа, а из-под яркой помады — бледно-розовое сияние губ.

Намылив лицо, она наклонилась, сложила пригоршней руки, опустила их в умывальный таз, ополоснула и вытерла лицо.

Когда она выпрямилась, он стоял позади нее и, едва ее губы с легким выдохом разомкнулись, наконец дотронулся до нее. Сквозь ткань платья Арджент ощутил тепло ее плеч, и понял, какие холодные и липкие у него ладони.