— Ребенка, если тебе угодно, я оставлю в живых. Мне просто надо его забрать.

За ними раздался вздох и хныканье, и Арджент сделал все возможное, чтобы заглушить их. Дотянись он до своей удавки или ножа, он распорол бы Доршоу горло, прежде чем тот перевел бы дух. Но что-то в слабом хныканье позади него остановило его руку.

— Слушай внимательно, Доршоу, — произнес Арджент, озадаченный тем, насколько сложно ему говорить спокойно. — Я предъявил права на женщину и ее мальчишку. Они под моей полной охраной. Сейчас ты уходишь, оставляешь их в покое… а я сохраню тебе жизнь.

Доршоу бросил на него сожалеющий взгляд, в котором не было ни грана искренности.

— Я мог бы так поступить, Арджент. Деньги важны, но они не самое главное. Я мог бы оставить ее тебе, мог бы ее отпустить, если бы я ее не видел.

Его лицо приняло мечтательное выражение, и в этот момент Арджент понял, что Доршоу умрет.

От его руки.

Однако метательный нож в руке Доршоу был готов полететь, и Ардженту следовало об этом позаботиться, прежде чем тот его метнет. Он медленно отошел от Доршоу вправо, чтобы быть уверенным, что его тело прикроет ребенка.

— Людям навроде нас нечасто выпадает счастье иметь мишень настолько полную жизни, как Милли Ли Кер… — оскалился ровными волчьими зубами Доршоу. — Мне потребуется больше времени, чтобы обескровить ее.

— Ублюдок, не произноси ее имя.

Шутки кончились, и Доршоу, видимо, понял это по его глазам, потому что улыбка сползла с его лица, мастерским движением запястья он запустил нож прямо в горло Ардженту и ловко выбросился вперед, чтобы уложить соперника, если нож пройдет мимо.

С проворством, достойным гадюки, Арджент выставил правую руку и открытой ладонью встретил нож прямо в воздухе, отбив его в стену. Его локоть идеально противостоял атаке Доршоу.

Резкий выпад вперед, и локоть встретился с глазным яблоком. Однако и противнику было не впервой получать удар в лицо.

От большинства из них Доршоу уклонился и, описав полный круг, встретился с Арджентом лицом к лицу, держа в той же руке острейший клинок покрупнее. Блеск предупредил прежде, чем резкая боль разорвала плоть на предплечье Арджента.

Сжав зубы, Арджент стер победную улыбку с лица Доршоу, толкнув его в грудь с такой силой, что менее рослый соперник упал и полетел к двери. В доказательство архитектурного гения Эдварда Миддлтона Барри дверь устояла.

Пока Арджент вытаскивал нож из стены, Доршоу почти оправился, и, не замечая ничего вокруг, они размахивали друг перед другом клинками.

— Нам следовало проделывать это на ринге, Арджент, — усмехнулся Доршоу. — Представь, сколько бы мы загребли денег, лучшие фехтовальщики империи, в рукопашном бою так сказать.

Арджент ответил атакой.

Свободной рукой Доршоу схватил державшую нож руку Арджента, пальцы впились в жгучую рану, и одновременно он пытался заколоть Арджента в торс.

Стиснув зубы от боли, Арджент перехватил его запястье, не давая ранить ни кожу, ни внутренние органы.

Мышцы обоих дрожали от напряжения, бойцы замерли в клинче, но у Арджента было несколько преимуществ. Во-первых, почти нечеловеческая способность переносить боль. Во-вторых, превосходство в массе и сила. И в-третьих, знание рефлексов и умение управлять ими.

Легкое нажатие справа на запястье, и Доршоу вскрикнул, разжал пальцы, а нож упал на пол. Перенос веса предупредил Арджента об ударе ему между ног.

Не выйдет, эта часть тела ему вскоре пригодится.

Блокируя, он выставил ногу, а потом ударил в другое колено, сбив противника с ног.

Арджент упал за Доршоу, не давая тому оказаться сверху, и оба, сцепившись, дважды прокатились по полу, прежде чем Ардженту удалось прижать Доршоу и поднести нож к его широко раскрытым глазам.

— Мир без тебя будет лучше, — пробормотал, наваливаясь всем весом, Арджент, и кровь из раны на его руке капала на уже раненую щеку Доршоу. Тот обеими руками тщетно пытался отстранить нож Арджента.

Арджента испугал приглушенный всхлип, и он увидел расширенные, красные от слез черничные глаза.

— Отвернись, мальчик, — прорычал он, досадуя на ослабление, нет, короткий перерыв холодной смертоносной ярости.

— Нет, смотри! — расхохотался Доршоу. — Мы с тобой, Арджент, воспитываем следующее поколение.

Арджент схватил его за горло.

— Отвернись! — тихо приказал он, заглушая скулеж Доршоу.

Ребенок кивнул, прижимая к себе художественные принадлежности и изо всех сил стараясь сдержать катившиеся по круглым щекам слезы.

Удовлетворенный, Арджент приготовился нанести смертельный удар.

— Стой!

Резко распахнутая дверь громыхнула о стену.

Арджент зажмурился и со свистом выдохнул, подавив раздражение. Если что и бывает хуже бесполезного, досадного, назойливого, неумелого, неуместного полицейского, так только целая их толпа, ворвавшаяся в дверь раздевалки, не дав ему вырезать больной мозг из черепа Доршоу.

Глава двенадцатая

Арджент молча стоял с инспектором Скотленд-Ярда Юэном Мактавишем, провожая глазами выходящего за дверь Доршоу. Улыбку на лице психопата нельзя было назвать иначе как спокойной.

— Следите за ним, — предупредил Арджент. — Однажды он уже сбежал.

— Мы предпримем дополнительные меры, — пообещал шотландец. — Убийцу нечасто удается схватить на месте преступления.

— Еще несколько минут, и вам бы его не поймать, — пробурчал Арджент, пораженный словами Мактавиша, — и место какого преступления вы имеете в виду?

Мактавиш повернулся к нему, ожидая, когда другие копы выйдут из комнаты, прежде чем шепотом, чтобы не слышал Якоб, произнес:

— Это Хасан… Мы просто нашли его в переулке.

На Арджента что-то нахлынуло, удивляющее и тревожащее. Гнев?

— Арджент, у тебя на Доршоу контракт? — спросил Мактавиш.

Арджент помотал головой.

— Он пришел за мальчиком и его матерью, находящимися под моей защитой.

И он сдержанным жестом указал на все еще стоявшего в углу рядом с опрокинутым мольбертом и сжимавшего свои художественные принадлежности Якоба. Он казался очень маленьким и очень потерянным.

Поняв, что в этом хаосе на него, наконец, обратили внимание, мальчик сделал робкий шаг вперед на подкашивающихся ногах.

— Где мама? Я хочу ее видеть.

Его подбородок дрожал, глаза снова наполнились слезами, но голос, хотя и неровный, был чист и уверен.

Мактавиш наклонился к мальчику, тот с беспокойством на него посмотрел, продолжая поглядывать на Арджента, и в его в глазах застыло ожидание, но он, черт побери, не мог сказать того, что хотел ребенок.

— Ты не ранен? — заботливо спросил шотландец. Мальчик покачал головой и вытер мокрый нос рукавом. Арджент поморщился. — Сынок, как тебя зовут?

Мальчишка не сводил с Арджента вопрошающего взора. Что он хотел, чтобы тот сказал? Ведь он знал, как его зовут?

Арджент, подняв брови, посмотрел на ребенка, пока тот не отвел взгляд.

Так или иначе, мальчик воспринял это как поощрение.

— Якоб.

— Твоя мама еще не сцене, Якоб, — утешил Мактавиш. — Хочешь, я пойду и буду ее ждать, чтобы сразу привести к тебе?

Мальчик кивнул столько раз, что Арджент сбился со счета.

— Хорошо, парень, я сразу вернусь.

Мактавиш взъерошил светлые волосы мальчика и, обратившись к Ардженту, казалось, не заметил, как Якоб уклонился.

— Немного похож на тебя, когда ты был сопляком. Твой?

Низкорослый и грубый офицер чуть не с детства нанялся работать в Ньюгейте. Отца след простыл, а мать болела, и в ту пору более чем охотно брал взятки от Блэквелла, Арджента и их банды. Даже дослужившись до инспектора Скотленд-Ярда, он завсегда, пока в карманах звенели монеты, был готов услужить.

Он был своим человеком в полиции, и, когда могли, они оказывали друг другу взаимные услуги.

— Не мой.

Нелепая мысль.

Мактавиш наклонился, заговорщически прикрывая рукой рот.

— Убежден? У меня так с юности еще точно пара ублюдков гонцает по улицам. Никогда нельзя сказать наверняка, не так ли?

Арджент, сардонически усмехнувшись, взглянул на инспектора.

— Никогда не плодил ублюдков, — и подчеркнул своим убедительным басом: — дал себе обещание этого не делать.

Ночью, когда умерла его мать, Мактавиша там не было, но он видел последствия. Он смыл кровь матери с онемевшего тела Арджента и передал его под защиту Ву Пина.

Именно он отворачивался, когда Арджент начал кровавую месть.

Арджент не знал почему, но присутствие бывшего охранника тревожило даже спустя два десятилетия. Посмотреть в мягкие, понимающие шотландские глаза инспектора было как заглянуть в прошлое, которое лучше не вспоминать.

— Да, тогда я буду возле его матери.

Он надел шляпу и поправил пальто, будто шел на улицу, а не в коридор и за кулисы театра. Пройдя мимо Якоба, вышел.

В комнате, где только что царил хаос, повисла томительная тишина. Неуместная посреди буйства цвета и радостного беспорядка.

Арджент и мальчик настороженно смотрели друг на друга, и Арджент старался не думать о том, что запах в гримерке напоминал о Милли. Хоть слезы у мальчишки высохли. Стало как-то… получше.

Значительно.

— Спасибо.

В повисшем между ними напряженном молчании тихий, заплаканный голос Якоба прозвучал, как пистолетный выстрел.

Арджент моргнул, однако ответа, к счастью, никто не ждал, поскольку ребенок разжал хватку, которой сжимал, защищая, свои рисовальные принадлежности и наклонился, чтобы поднять маленький мольберт. Провозившись, казалось, целую вечность, мальчик поставил на место холст.

Арджент не знал, как реагировать на благодарность. Никогда еще его не благодарили. Следовало ли ему спросить, чем он ее заслужил? Как ему представлялось, по сути, ничем, потому что спасал он мальчика и его мать отнюдь не из альтруизма. А потому что Милли Ли Кер собиралась ему заплатить.