Как ни странно, он не торопился отвечать дерзостью на дерзость. Элли с треском раскрыла веер и отвернулась, словно перестав замечать стоящего рядом виконта.

Ее поза была подчеркнуто независимой, вызывающей, но в то же время беззащитной и наивной. Она походила сейчас на обиженную маленькую девочку, и Равенворт невольно засмеялся. Засмеялся — хотя прекрасно понимал, что этот смех может стать его роковой ошибкой и до основания разрушить их хрупкие отношения. Чтобы разрядить обстановку, Равенворт уселся на соседний с Элли стул, развязно закинул ногу на ногу и заговорил, покачивая в воздухе сверкающим носком ботинка:

— Вы правы. Я действительно слишком много о себе возомнил. Вы чувствуете себя прекрасно и отказали мне только потому, что ненавидите меня. Хотелось бы, правда, знать — за что?

Элли следила за мельканием его ботинка в полном недоумении. И это Равенворт, безупречный лондонский денди. Так говорить и так вести себя мог только человек, не вполне владеющий собой. Она ответила коротко и резко:

— У меня достаточно к тому оснований, и вы об этом прекрасно осведомлены!

Элли вскочила и бросилась прочь, но не успела сделать и пяти шагов, как Равенворт нагнал ее и оказался рядом. Элли не думала, что он бросится за нею, и от неожиданности остановилась, тяжело дыша и сгорая от нестерпимого желания изо всей силы ударить его.

— Вы ошибаетесь, — сказал Равенворт, — я об этом ничего не знаю. Но не кажется ли вам, что отношения лучше выяснять без посторонних?

Каков наглец! Элли задохнулась от гнева. Сначала пытается очаровать ее, используя все свое гнусное мастерство, но мало этого — продолжает преследовать и тогда, когда понимает, что она раскусила его! Может быть, он решил, что наступает время последней битвы? Что ж, к барьеру, ваша светлость!

Сжигая виконта взглядом, Элли собралась с силами и сказала с холодной вежливой улыбкой:

— Как вам угодно, милорд.

И они отправились в дальнюю маленькую гостиную, заставленную, как и все комнаты в доме леди Саттон, бесчисленными цветочными горшками. Оказавшись наедине с Равенвортом, Элли резко обернулась к нему.

— Вы еще не закончили осаду моей крепости, любезный виконт? Неужели ваше тщеславие до сих пор не удовлетворено? По-моему, вы добились всего, чего еще вы от меня хотите?

Равенворт изучающе посмотрел в ее лицо. Взгляд его был напряженным, тревожным.

— Я хочу знать, любите ли вы меня, — негромко сказал он.

Элли остолбенела. Все-таки нет предела мужскому тщеславию!

— Даже если и так, я все равно никогда не скажу вам об этом. Не считайте меня такой уж законченной дурой, Равенворт!

— Боюсь, что вы меня неправильно поняли, — с некоторой торжественностью ответил он.

Элли ядовито улыбнулась:

— Ошибаетесь. Я вижу вас насквозь и прекрасно все понимаю. И знаю, кстати, что вы обо мне говорили.

— А, так Чарльз рассказал вам о нашем утреннем разговоре?

Элли пристально посмотрела на Равенворта:

— Значит, вы не отрицаете тот разговор?

— Ни единого слова не отрицаю.

— Тогда вы не станете отрицать и того, что начали всю эту игру из мести за то, что я пыталась украсть вашу проклятую табакерку!

— Не в табакерке дело, Элли. Просто мне казалось тогда, что вы ко мне равнодушны…

— Ну, так что же? Почему женщина не может быть равнодушной к вам? Разве это повод для того, чтобы преследовать ее? Ведь вы же с самого начала презрительно смотрели на меня, говорили со мною цинично и пренебрежительно? Вы всегда давали понять, что я провинциальная девчонка, а вам и в подметки не гожусь. Ах, до чего же глупо с моей стороны было надеяться, что вы когда-нибудь сможете измениться, что вы начнете относиться ко мне лучше!

— Элли, я действительно виноват перед вами, но все это в прошлом. Я давно уже забыл о мести. С того самого дня, когда вы утопили в грязи свою туфельку. — Он наклонился вперед, не сводя взгляда с лица Элли. Его серые глаза потемнели, как всегда в минуты волнения. — Вы помните тот день, не правда ли? Помните, я вижу. И мне не забыть, как вы тогда смотрели на меня, как смеялись… С того дня я не могу думать ни о чем ином — только о вас. Вы не верите?

Элли очень хотелось верить ему: ведь в глубине ее души все еще жила и не хотела умирать надежда. Но она боялась, безумно боялась разделить судьбу несчастной девушки, которую он называл Цитаделью.

Элли отвернулась и тихо сказала куда-то в пространство:

— Лорд Барроу передал, что вы намерены… покорить меня.

Внезапно она почувствовала на плечах его ладони, от горячего дыхания виконта у нее зашевелились волосы на затылке.

— Это именно так, Элли, — прошептал он. — Потому что вы давно уже покорили меня!

Никогда в жизни она не была так смущена, так сконфужена. Впервые ей пришло в голову, что в словах Равенворта, которые передал лорд Барроу, может быть такой простой и ясный смысл.

У Элли закружилась голова, ослабели колени. Она покачнулась и тут же почувствовала его сильные руки, которые с такой готовностью подхватили, поддержали ее…

Неожиданно раздался незнакомый мужской голос:

— А, вот вы где, Равенворт! О, прошу прощения…

— Хэлло, Уитни! — откликнулся виконт и отступил на шаг от Элли. — Вы знакомы с мисс Дирборн?

Майор Уитни вежливо поклонился Элли, но, по-видимому, у него действительно было неотложное дело к Равенворту, потому что он опять повернулся к виконту и сказал:

— Ищу вас по всему городу. Привез вам долг.

Элли тем временем с любопытством присматривалась к высокому светловолосому офицеру с безупречной выправкой. Уитни, Уитни… Кто-то совсем недавно называл ей это имя.

— Нет никаких сомнений, Джефф, — вы выиграли пари, — он покосился на Элли, затем вновь посмотрел на виконта и улыбнулся. — Вот, возьмите. Тысяча фунтов.

Равенворт принял деньги из рук приятеля и вздрогнул от неожиданности, услышав отчаянный крик Элли:

— Боже, как вы могли?!

Равенворт обернулся, и в ту же секунду маленькая затянутая в перчатку ладонь звонко впечаталась в его щеку.

Ошеломленный, он постоял немного, пытаясь прийти в себя и не в силах поверить в случившееся. Элли же, наградив Равенворта пощечиной, немедленно выбежала из комнаты. Майор Уитни, пораженный не меньше самого виконта, растерянно пробормотал:

— Я сказал что-то лишнее? Простите меня, Джефф, если это так! Я просто думал, что вам интересно будет поскорее узнать о том, что ваша лошадь победила лошадь Крессинга. На целый корпус опередила. — Он помолчал немного, поглядывая своими умными голубыми глазами на то, как его друг потирает ладонью покрасневшую щеку, и добавил:

— Я много слышал о мисс Дирборн. Она — Азартный Игрок, верно? Но на что она так разозлилась?

— Сам не понимаю, — угрюмо буркнул Равенворт.

— Знаете, в клубах ходит столько сплетен… Вы не думаете, что?..

— Да, очень может быть. И если это так, полагаю, что мне не за что винить ее.

Оба покосились на дверь, в которую совсем недавно выбежала Элли. «Да что там — выбежала! — подумал майор. — Сказать точнее — вылетела, как ведьма, разве что только не на метле!»

Вслух же он спросил, усмехнувшись:

— Ну, и что вы намерены теперь делать?

Равенворт широко улыбнулся в ответ.

— Сказать по правде, у меня сейчас нет в голове ни одной, даже самой завалящей идеи. Но это не беда: я не сомневаюсь, что они в избытке имеются у мисс Дирборн…

17

Густой туман висел на улицах ночного Лондона. Знаменитый туман, который местные жители обычно зовут «гороховым супом». Размытые, неяркие пятна света от газовых фонарей неохотно пробивались сквозь него и, ненадолго осветив лица пассажиров, скрывались и гасли, едва успев промелькнуть мимо окна кареты. И снова туман и тишина, в которой так четко звучат лошадиные подковы: клип-клоп, клип-клоп, клип-клоп…

Туман окутал не только Лондон — на душе Элли тоже было туманно и темно.

Они возвращались с бала у леди Саттон вчетвером: Элли сидела рядом с тетушкой, а напротив расположились Фанни и лорд Барроу. Он впервые провожал Фанни на Гросвенор-сквер в качестве официального жениха.

В неверном свете очередного фонаря Элли успела рассмотреть лицо кузины — радостное, пылающее, — и сердце ее болезненно заныло. Каким неожиданно счастливым выдался этот зимний сезон для Фанни, и каким губительным он оказался для нее самой!

Подтвердились самые ужасные слухи: Равенворт ухаживал за нею из мести, хуже того — на спор! Он не постыдился поставить деньги на то, что сумеет добиться ее взаимности…

И выиграл свое пари, мерзавец!

Леди Вудкотт, сидевшая рядом с Элли, довольно долго молчала: то ли выплеснула все свои эмоции еще у леди Саттон, то ли просто не могла сказать что-либо связное из-за того, что старую карету немилосердно подбрасывало на каждой выбоине.

По-настоящему разговорилась леди Вудкотт лишь тогда, когда карета начала приближаться к дому.

— Кто бы мог подумать! Все это время! — Аеди Вудкотт говорила короткими фразами, подскакивая на сиденье и поминутно поправляя искусственные черные локоны, убирая их с полного круглого, словно луна, лица. — Вы влюблены друг в друга! Уже несколько недель… Ну, ты тоже хороша, Фанни. Нельзя быть такой скрытной, моя девочка.

Затем она обернулась к Элли и резко сменила тон:

— Бедная Элинор! Мое бедное, бедное дитя. Я не поверила своим ушам, когда Салли Джерси рассказала мне. Понятно, что все это чушь. Выдумки. Я не поверила ни единому ее слову. Разумеется.

Леди Вудкотт повернула голову к дочери и без всякого перехода заговорила прежним, восторженным тоном:

— Ах, как это прекрасно! Вы поженитесь в июне. Не сомневаюсь, что церковь Сент-Джеймс будет переполнена. Просто уверена в этом.

Элли заметила короткие взгляды, которыми обменялись Фанни и лорд Барроу. По всему было видно, что этой счастливой парочке не очень-то хотелось превращать свое венчание в пышное зрелище. Они, вне всякого сомнения, предпочли бы тихую церемонию в домашней церкви, в узком кругу родных и друзей.