— Король заболел, отправившись на рыбалку в сырую, холодную погоду, — сказал Ричард. — Его уже похоронили. — В голосе герцога слышалась горечь, смешанная с гневом. — Неужели не могли подождать! Эдуард был моим братом, и я любил его. Я должен был присутствовать на похоронах!

Анна сочувственно посмотрела на мужа, понимая, как сильно он уязвлен.

— Это все, разумеется, происки королевы и ее родни — Вудвилей! — ядовито сказала она.

Кейт сквозь слезы видела, как хмурится отец.

— Эти люди ненавидят меня, — пробормотал он. — Но в то же время и боятся — и клянусь, у них скоро будут для этого основания! Но что гораздо хуже — они не дали мне времени предаться скорби. Лорд Гастингс пишет, что я должен действовать немедленно, иначе Вудвили захватят власть. Теперь ты понимаешь, почему меня не известили о смерти Эдуарда. Они хотели выиграть время, черт побери! Сын моего брата еще ребенок, и они собираются править от его имени. Но в этом письме говорится, что Эдуард на смертном ложе назначил меня регентом Англии. Меня, а не королеву или кого-нибудь из ее многочисленной родни!

Герцогиня побледнела и начала машинально перебирать тонкими белыми руками жесткую ткань юбок. Анна Глостер была стройной красивой женщиной двадцати семи лет: голубые глаза, правильные черты лица, светлые волосы сильно стянуты назад и убраны под расшитый чепец. Она была хрупкой, как и ее сын, а сочные синие и алые тона ее великолепного платья с высокой талией только оттеняли бледность аристократического лица.

— И что ты собираешься делать?

Герцог принялся возбужденно вышагивать по залу.

— Последняя воля моего брата должна быть исполнена. Гастингс советует собрать сильное войско и поспешить в Лондон, чтобы отомстить за нанесенные мне врагами оскорбления. Он утверждает, что я легко смогу это сделать, если по пути в Лондон возьму под свою руку и защиту юного короля.

— Но он же в Ладлоу.

— Теперь уже нет. Его дядя лорд Риверс и единоутробный брат сэр Ричард Грей — они оба Вудвили — с небольшим сопровождением везут мальчика в Лондон! Милорд пишет, будто королева хотела отправить армию, но он предупредил, что это может привести к кровопролитию, и пригрозил, что перестанет поддерживать ее, если она будет упорствовать. Королева уступила, но я не думаю, что это сильно улучшило отношения между ними. В конечном счете он и мой брат делили… да что там говорить, мы все знаем о госпоже Шор[12] и других.

Герцог и герцогиня переглянулись. Кейт привыкла к тому, что отец избегает обсуждать некоторые стороны жизни короля в присутствии детей. Но, невзирая на все эти меры предосторожности, даже она знала, что госпожа Шор — фаворитка ее дядюшки. Завязать рты слугам было невозможно.

— Я не буду плохо говорить о мертвых, — продолжил Ричард, — равно как и об этом добром лорде, который заблаговременно предупредил меня о происках Вудвилей. Потому что, как пишет сам Гастингс, отправляя это письмо, он подвергает себя опасности. Гастингс утверждает, что стоило ему только продемонстрировать дружеское расположение ко мне, как ненависть его прежних врагов еще больше усилилась.

Анна поднялась, подошла к мужу и заключила его в объятия.

— Мой бедный Дикон, — пробормотала она, — как мне больно!

Их взгляды встретились.

— Ну посуди сама, могу ли я должным образом оплакать Эдуарда? — с горечью в голосе обратился герцог к супруге. — Моей жизни угрожает опасность. Только вспомни моего брата Кларенса — он погиб, стал жертвой заговора Вудвилей! Одним словом, миледи, я должен подготовиться. — Он разомкнул ее объятия, наклонился, чтобы поцеловать в голову сына, и наскоро обнял Кейт. — Да поможет нам Бог, — сказал Ричард Глостер и направился к двери, ведущей на лестницу.

Но у двери он остановился. И некоторое время так и стоял, обернувшись к ним своей чуть склоненной спиной: герцог, хотя и обладал недюжинной силой и умел ловко обращаться с мечом, был низкорослым и горбатым. Правда, горб был совсем небольшим, так что лишь немногие знали о его уродстве. Прошло несколько мгновений, прежде чем домочадцы поняли, что Ричард Глостер плачет: неудержимые, бурные рыдания сотрясали его тело.

— О господи, — всхлипывал он. — Я так любил брата. Боже мой, как же я его любил!


— Я должна пойти к нему, — сказала герцогиня и поднялась. Она не сразу успокоилась после ухода супруга.

В это мгновение в зал вбежал Джон.

— Что происходит? — поинтересовался он, видя удрученные лица сестры и мачехи.

— Ты ему расскажешь? — попросила Анна падчерицу.

— Конечно, миледи, — ответила Кейт. — Идите к отцу.

Анна обняла ее и вышла. Она очень хорошо относилась к незаконнорожденным детям мужа. Кейт родилась еще до ее брака с Ричардом Глостером, а Джон — уже потом. Но герцогиня одинаково любила их обоих, эта добросердечная женщина понимала: ребятишки не виноваты в том, что появились на свет.

Джон Глостер, единокровный брат Кейт, был рослым девятилетним мальчиком с темными непослушными волосами и благородными чертами лица. Он обещал вырасти высоким и широкоплечим, а что касается характера, то уже сейчас было ясно: Джон унаследовал от отца упрямство, решительность и сильную волю, не говоря уж о честолюбии.

Кейт, которой уже исполнилось тринадцать, была очень хороша собой: милое округлое личико с большими, широко поставленными голубыми глазами обрамлял водопад густых волос, ниспадающих на плечи, словно накидка. Стройная и миниатюрная, Кейт отличалась остроумием и пылким характером. Все вокруг, а в особенности отец, находили ее очаровательной. Герцог поклялся, что у его дочери будет все только самое лучшее. И ничего, что Кейт незаконнорожденная, со временем он изыщет способ сделать так, чтобы это досадное обстоятельство обернулось выгодой для них обоих, и найдет своей девочке подходящую пару.

Никто не мог сравниться с ее отцом. Для Кейт он был настоящим героем, никого она не любила так сильно, как его.


Кейт видела, что герцог, облаченный в черные траурные одеяния, отбыл на юг в сопровождении трех сотен джентльменов с севера. От страха ее пробрал холодный пот. Отец ехал навстречу опасности, направлялся в самую пасть врагов, и она могла только неистово молиться, чтобы все беды миновали его и он живым и здоровым вернулся к ним, восстановив свои законные права.

Впереди Кейт ждала долгая череда тревожных дней: не было никакой надежды получить в ближайшее время хоть какие-то новости. Даже курьер-скороход добирался из Лондона до Миддлхема за четыре дня, так что наверняка о развитии событий они узнают лишь через неделю, не раньше. И пока им остается только волноваться, представляя себе, что могут натворить королева и ее родичи, прежде чем герцог доберется до столицы. Кроме того, Глостер собирался по пути встретиться со своим другом герцогом Бекингемом (который тоже не питал особой любви к Вудвилям), и это могло вызвать еще некоторую задержку.

Однако, вопреки ожиданиям, жена и дети получили известие от Ричарда уже через два дня. Он не забыл о своем долге перед братом: прежде всего отправился в Йорк, где собрал всю местную знать на заупокойную мессу в минстере.[13] Герцог признавался в письме, что на протяжении всей службы горько рыдал, но потом взял себя в руки и сумел привести местных лордов к присяге на верность его племяннику, новому королю Эдуарду V.

Кейт никогда не видела младшего Эдуарда, потому что бóльшую часть своей жизни тот провел при дворе в Ладлоу. Но она сочувствовала кузену, так рано потерявшему отца, и искренне молилась за него. Быть королем — тяжелое бремя, даже если ты уже взрослый.

— Еще один несовершеннолетний король, — сказала герцогиня, когда они сели обедать в зале. — Будущее страшит меня.

— Но там мой отец — он будет наставлять короля, и ничего плохого не случится, — возразила Кейт, кладя нож и вытирая пальцы о салфетку. — Разве не так?

Деливший с ними трапезу капеллан замка чуть подался к ней:

— Есть старое пророчество, госпожа Катерина: «Горе тебе, о страна, коли король — дитя». Нашему королевству «везет» на несовершеннолетних королей — это всегда приносило несчастье, ибо порождало разброд и соперничество среди высшей знати. Покойный Генрих Шестой унаследовал корону, будучи младенцем, и вместо него страной правили многочисленные группировки. В отсутствие твердой королевской руки были подорваны закон и порядок. Теперь же угроза исходит от вдовствующей королевы и ее родни.

— Мой отец положит этому конец! — не сдавалась Кейт. — Он в своем праве.

— Увы, дитя мое, в последнее время мы видели в этой несчастной стране немало примеров тому, как сила брала верх над правом. Но мы должны верить: за вашим отцом стоит немалая сила и герцог пользуется уважением. Он принадлежит к королевскому роду, а эти Вудвили — они просто выскочки.

— Да, но король сейчас в их руках, и вы можете не сомневаться: они уже отравили его юную душу ненавистью к милорду Глостеру, — возразила герцогиня. Она почти ничего не ела.

— На стороне моего отца лорд Гастингс и лорд Бекингем — вместе с ними он победит! — не отступала Кейт. Она не желала — не могла — верить, что возможен какой-либо иной исход. По ее разумению, герцог был неуязвим. Разве не он захватил Берик-на-Твиде во время войны с шотландцами?

— Ваше почитание и любовь к отцу весьма трогательны, — улыбнулся капеллан. — Мы должны молиться в ожидании хороших новостей.


И Кейт молилась. Много часов проводила она в церкви, стоя на коленях рядом с герцогиней и прося Господа сохранить и поддержать отца. Его присутствие всегда придавало ей уверенности, а теперь она словно лишилась опоры; герцогиня Анна явно чувствовала то же самое. Обе они искренне любили его. Кейт — невинной дочерней любовью, Ричард был очень заботливым отцом. Анна же испытывала благодарную страсть к спасшему ее рыцарю. Она любила рассказывать детям эту историю, и на третий вечер после отъезда Ричарда, когда юный Эдуард Миддлхемский попросил, чтобы мать поведала им о тех событиях еще раз, она нежно улыбнулась своему красивому, но такому хрупкому сыну, ощутив привычный страх за его здоровье, и согласилась. Она ни в чем не могла отказать ему.