— И меня тоже, — с чувством вторю ему я, поворачивая ладонь, чтобы ответить на его пожатие, и вижу боль в его глазах.

— А какой удар по честолюбию, — продолжает Нед. — Чувствуешь себя каким-то нечистым, потому что твой отец был заклеймен как изменник. Двор и общество тебя избегают, словно и ты замаран этим бесчестием. Ко времени моего рождения наша семья достигла вершин в обществе. Я воспитывался вместе с королем Эдуардом и считался достаточно благородным, чтобы жениться на вашей сестре, принцессе крови. Когда парламент лишил моего отца всех прав состояния, попутно был издан еще один документ, для которого не было иных оснований, кроме чистой злобы. Этим актом ограничивались мои права наследования. И они были восстановлены, только когда на трон взошла королева Мария, но даже и тогда мне не вернули титулы моего отца.

— А я состояла в браке, но фактически женой не была, — горько добавляю я. — Меня не допускали к любимому мужу. Я заплатила немалую цену за чужие преступления.

Нед встает.

— Давайте не будем предаваться скорби, Катерина. Идемте! Я вам покажу кое-что, что развеселит вас. — Он поднимает меня на ноги и ведет назад между деревьев к чудесному узелковому саду,[52] который окружен испускающей ароматы живой изгородью из лаванды, синего зверобоя, душицы и тимьяна.

— Ну разве это не маленький рай? — спрашивает Нед, когда мы рука об руку, так естественно, словно всю жизнь знаем друг друга, идем между клумбами бархатцев и фиалок. — По-моему, это самое лучшее место на земле. Я провожу здесь много времени. — Мы останавливаемся, чтобы полюбоваться буйством красок и вдохнуть ароматы лета. Наши собаки — они уже успели подружиться — резвятся на солнце.

— Простите меня, если наговорила лишнего. — Мне кажется, что я перешагнула все границы. — Просто у нас схожие истории жизни, и вы понимаете, что я чувствую, и были настолько добры, что выслушали меня.

— И если вы мне позволите, я буду еще добрее, — бормочет Нед. Его прекрасные глаза встречаются с моими. Он нагибается, срывает фиалку и с галантным поклоном дает ее мне. Взгляд его становится еще пристальнее. — Вы так прекрасны, — шепчет он. — Вы, словно божественное видение, явились мне на тисовой аллее в тот день. Мне говорили, что вы из девочки выросли в очаровательную молодую леди, и это правда. Но я и не подозревал, насколько вы прекрасны, моя дорогая Катерина… если вы разрешите так вас называть…

Мое сердце начинает учащенно биться. Я хочу Неда, но не с той отчаянной детской наивностью, с какой некогда жаждала Гарри, а как более зрелая и мудрая молодая женщина, которая знает, что перед ней мужчина ее судьбы. А потому мне представляется совершенно естественным, что Нед заключает меня в объятия среди целительного покоя этого волшебного сада.


Мне кажется, что наша идиллия будет продолжаться вечно. Я не могу насытиться своим милым Недом. Я чувствую, что наконец-то обрела счастье и безопасность в этом прекрасном месте, вдали от смрадного воздуха двора. Я снова чувствую в себе способность любить. Я исцеляюсь в объятиях Неда.

Нас свели жизненные обстоятельства, и мы пользуемся малейшей возможностью насладиться нашей свободой. Мы проводим долгие часы — нередко в сопровождении Джейн, — объезжая имение и парк, где король Генрих охотился на оленей и кроликов вместе с Анной Болейн. Мы бродим, смеясь, по фруктовому саду между живых изгородей, наполняем корзинки созревшими плодами или набиваем ими рты и весело хохочем, когда сок стекает по нашим подбородкам. Мы заглядываем в птичник и пытаемся научить птиц говорить. Мы бросаем камни в ров — соревнуемся, у кого выше поднимаются брызги. Мы молоды и глупы, но это не имеет значения. Нам хорошо вместе, и ничье постороннее мнение нас совершенно не волнует.

Я и Нед готовы потерять голову от любви, однако для этого мы слишком хорошо воспитаны. Правда, временами искушение бывает велико. Мы резвимся и визжим в нашем саду — он теперь стал нашим — или в высокой траве. Нед щекочет меня, я отбиваюсь — все это вроде бы в шутку, но дело нередко заканчивается объятиями и поцелуями. Ах, какими сладкими ласками мы обмениваемся, лежа вместе под громадным голубым небом, созданным Господом! Стоит нам остаться одним — а мы стараемся, чтобы это случалось почаще, — как мы неторопливо вкушаем плотские радости: прикосновения кончиков пальцев к коже, языка к языку, щеки к щеке, и вот уже нетерпеливые руки Неда весьма рискованно шарят по моему корсажу и юбкам. Мы прижимаемся друг к другу, и я даже через жесткие материи его гульфика и моих юбок ощущаю твердость его мужского естества. Но дальше этого у нас не заходит. Всегда кто-то один из нас или мы оба отступаем от опасной черты; нам кажется, что счастливые дни в Хэнуорте будут длиться вечно и мы можем наслаждаться друг другом, пребывая в праздности до скончания века.

Конечно, есть и другие причины, почему мы проявляем осторожность. Я не хочу злоупотреблять гостеприимством герцогини, зная, что, если обнаружится, что я, находясь под ее кровом, вышла за рамки приличий, у моей доброй опекунши могут быть неприятности. И вдобавок Нед, хотя и сходит с ума от желания, слишком уважает меня, чтобы подстеречь, как какую-нибудь бесстыдную молочницу, и удовлетворить свою похоть.

Джейн подбадривает нас. Я не раз замечала, что она одобрительно смотрит на меня, когда я резвлюсь с ее братом. А как-то раз, когда мы отправляемся на прогулку и он уходит вперед со своим луком, подруга шепчет мне на ухо:

— Нед попросил меня обсудить возможность вашего брака.

Я изумленно смотрю на нее. Пожалуй, это вполне соответствует честолюбивым замыслам Джейн: женить брата на женщине, которая по крови так близка трону, — Сеймуры однажды уже вкусили этой близости и хотят еще. Но в то же время я не могу подозревать Джейн в холодной расчетливости, потому что ее сердечное отношение ко мне, безусловно, искренне, как и ее любовь к брату. Если Нед женится на ее лучшей подруге, по любви и по расчету одновременно, то Джейн (которая живет его жизнью, так как при столь слабом здоровье сама она вряд ли когда-нибудь вступит в брак) будет счастливейшей женщиной на земле. После меня, конечно.

— Вообще-то, я бы предпочла обсудить это с ним самим.

— Я, между прочим, так ему и сказала — что в обязанности сестры не входит разносить стрелы Купидона! — Она хихикает. — Но ты не будешь возражать?

— Я подумаю об этом, — говорю я и ускоряю шаг, чтобы догнать Неда.


Потом наступает тот памятный день. Погода стоит великолепная, и Джейн отправляется собирать ежевику, а мы с Недом сидим на берегу озера; наши собаки нежатся рядом. Я снова удивляюсь тому, насколько разительно отличаюсь сейчас от той грустной девочки, какой была четыре года назад. Та девочка была несчастной, как побитая собака, она думала, что жизнь ее закончилась. Теперь я смотрю на мир иначе. Совершенно иначе! Я влюблена.

Вокруг моих голых ног плещется вода, юбки подняты до колен, обнажая загоревшие голени. Нед сидит с удочкой, но так пока ничего и не поймал.

— Катерина, — говорит он, — мне скоро нужно возвращаться ко двору.

Я потрясена. Нет, эта идиллия не может закончиться, ничто на свете не способно ей помешать.

— И надолго ты уедешь? — жалобно спрашиваю я.

— Я должен занять там свое законное место, — отвечает он, не глядя на меня. — Это лето было лучшим в моей жизни, но я не могу вечно пребывать здесь в безделье, не думая о карьере.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — шепчу я.

— Я должен завоевать положение в обществе, Катерина, — объясняет он. — И может быть, у меня теперь больше причин для того, чтобы копить сокровища на будущее. — Нед многозначительно смотрит на меня, и я понимаю, что он имеет в виду. — Отправляясь ко двору, душа моя, я хочу заручиться твоим обещанием стать моей женой.

Я вижу желание, горящее у него в глазах. Разве я могу ему отказать? Он мой Адонис, такой элегантный и красивый, он лучше всех в мире. Стать его женой — это до срока побывать в раю. Хотя если у тебя на земле есть такая любовь, то и никакой рай не нужен.

Я лишаюсь дара речи. Нед берет мою руку и подносит ее к губам.

— Обещай мне, Катерина! — требует он.

Дует легкий ветерок, унося прочь все разумные соображения: желание королевы, желание моей матери, мой возможный королевский статус, престолонаследие…

— Разве я могу тебе отказать? — шепчу я и тут же оказываюсь в его объятиях. Я лежу на спине в сочной зеленой траве, его рот накрывает мой, впивается в него поцелуями. Он само совершенство, думаю я, тая от счастья, и сильнее прижимаю к себе возлюбленного, сдаюсь наслаждению близости. И тут нас обнаруживает герцогиня, которая прогуливается по саду со своими собаками.


Она не бранит нас, не колотит своей тростью, хотя какое-то мгновение мне кажется, что она собирается это сделать; мы поднимаемся на ноги и стоим, зардевшись, — представляю, какой у нас обоих сейчас вид. Нет, герцогиня лишь приказывает нам надеть обувь и немедленно следовать за ней в дом, а сама шагает впереди.

— Не бойся, душа моя, — говорит Нед. — Мы не сделали ничего плохого. Мы будем мужем и женой, клянусь тебе. Моя мать согласится, я не сомневаюсь, а я, когда буду при дворе, получу разрешение королевы. Будь сильной. Все будет хорошо, вот увидишь.


Мы стоим перед герцогиней в большом зале, она величаво сидит на своем стуле с высокой спинкой, словно королева, председательствующая в суде. За ее спиной стоит Джейн, которая смотрит на нас одобрительным взглядом. Герцогиня сразу же берет быка за рога:

— Скажи мне, Нед, каковы твои намерения касательно Катерины?

— Я люблю ее, миледи, — отвечает он, беря меня за руку, и я с трепетом слышу гордость в его голосе. — Мы достигли взаимопонимания. И хотим пожениться, когда это будет угодно вам и королеве.