Элисон Уир - Опасное наследство

Вечер стоял теплый, но при этом его заявлении Кейт вдруг пробрала дрожь.

— Вы на что это намекаете, Уильям? — прямо спросил Джон. — Как, по-вашему, мой дядюшка должен устранить эту угрозу?

Кейтсби в ответ лишь пожал плечами. Выражение его лица осталось непроницаемым.

— Задайте себе вопрос: что случалось с другими низложенными монархами? — с горячностью заговорил Стенли. — Например, с Эдуардом Вторым и Ричардом Вторым.[48] Почему принцев никто не видел после коронации? До этого их несколько раз видели в лейтенантском саду — они стреляли в бревна из луков. Но затем, насколько мне известно, они словно исчезли. — Кейт, к собственному смятению, увидела на глазах Стенли слезы.

— Добрый милорд, утешьтесь мыслью о том, что мой дядюшка король никогда не причинит никакого вреда своим племянникам, — сказал Джон.

— Конечно, не причинит! — горячо воскликнула Кейт. — Он был предан своему покойному брату королю Эдуарду. И станет защитником его сыновей.

— Я не единственный, кто беспокоится за их безопасность, — пробормотал Стенли. — Послушайте, что говорят при дворе. Прогуляйтесь по улице. Все спрашивают, что станется с ними. Я никоим образом не обвиняю короля ни в каких преступлениях или в злоумышлении против племянников. Я просто не понимаю, почему они внезапно исчезли. Наверняка до его величества доходили слухи, которые необходимо опровергнуть. Ему нужно всего лишь предъявить мальчиков народу, и люди успокоятся.

— Не сомневайтесь, я поговорю об этом с дядюшкой, — пообещал Джон.

— Благодарю вас, милорд, — ответил Стенли, поднимаясь на ноги. — Миледи Катерина, простите старика — я слишком переживаю и, боюсь, испортил вам этот прекрасный вечер. Его следовало бы провести в приятном безделье, а не в разговорах о политике.

— Да, милорд, конечно, — кивнула Кейт, все еще чувствуя холодок на сердце от чудовищности высказанных Стенли предположений.

— Мне тоже пора, — сказал Кейтсби. — Приятного вечера, миледи Катерина.

Джон повернулся к Кейт и обнял ее за плечи:

— Не слушайте зловредные сплетни. Наверняка это жена Стенли нашептывает ему всякие ужасы.

— Он был очень расстроен, — заметила Кейт. — И мне показалось, что сэр Уильям также пытался делать какие-то странные намеки.

— Он бесчувственный тип, вполне способный заявить королю о необходимости устранить принцев, — сказал Джон, нахмурившись. — Но я не могу поверить и ни за что не поверю, что король санкционирует такие действия. — Он пододвинулся к ней поближе. — Забудьте обо всем этом, Кейт, моя красавица. Давайте поговорим о более приятных вещах. Я давно храню стихотворение, которое хотел бы вам прочитать.

Но Кейт испытывала душевное смятение. Перед ее глазами неотступно стоял образ плачущего лорда Стенли — его переживания не были напускными.

— Мне невыносима мысль о том, что люди могут думать такое о моем отце, — призналась она.

— Дорогая моя, я не сомневаюсь, что, когда я поговорю с королем об этих слухах, он позаботится о том, чтобы пресечь их. А теперь успокойтесь и послушайте это.

Линкольн принялся читать стихи, но Кейт его не слушала. Она не могла забыть слов лорда Стенли. Ее отец должен опровергнуть эти слухи. Он просто обязан это сделать!

Во дворце царит переполох. Это ужасно! Некоторые фрейлины говорят, что нас всех, включая и королеву, собираются убить в собственных кроватях! Ропот недовольства был слышен уже несколько недель, — точнее говоря, с тех пор, как распространилось известие о предстоящем замужестве королевы, — но теперь некий возмущенный джентльмен из Кента, импульсивный сэр Томас Уайетт, движется на Лондон во главе большой армии бунтовщиков, возражающих против брака королевы с испанцем. Всего несколько дней назад он поднял свой штандарт в Мейдстоуне, и люди потекли к нему. А сейчас пришло известие, что они захватили мост Рочестер и королевский флот, стоявший на якоре в реке Медуэй, и теперь направляются сюда. Дамы при дворе — да и вообще во всем Лондоне — пребывают в страшной панике. Кто знает, что на уме у бунтовщиков?

Многие недоумевают по поводу принцессы Елизаветы, которой в прошлом месяце наконец-то разрешили покинуть Лондон, после того как она долго и упорно уговаривала свою сестру позволить ей это. Отношения между принцессой Елизаветой и королевой Марией стали до неприличия напряженными, и ее величество, несомненно, обрадовалась, когда младшая сестра уехала. Но теперь люди находят странным, что она оставила двор незадолго до бунта.

Королева, в отличие от большинства из нас, сохраняет спокойствие. Недаром в ней течет кровь Тюдоров. Хотелось бы мне быть похожей на нее, потому что ведь и в моих жилах течет такая же кровь, но я трусиха, только и мечтаю убежать отсюда как можно дальше. И все же я должна оставаться там, где нахожусь, чтобы было видно, что я предана своему суверену. Я постоянно молюсь, в страхе прошу Господа поскорее избавить нас от этих изменников.

Пришла ужаснейшая новость. Случились новые бунты в Девоне и Мидлэндсе, оба связаны с восстанием Уайетта, и руководят ими одни и те же изменники. К счастью, планы заговорщиков провалились, но хуже всего — для меня — то, что мятежом в Лестершире руководил мой отец. Мало того, он зашел настолько далеко, что снова провозгласил Джейн королевой. Я прихожу в ужас, когда ее величество лично рассказывает мне все это. Видя, что я покрываюсь краской стыда, она говорит со мной без злобы, заверяет, что, невзирая на поведение моего отца, не сомневается в моей преданности и верности.

Я не нахожу слов, когда думаю о его поступке. Хотя я и воспитывалась в безграничном уважении и почтении к родителям, должна признать, что в данном случае он повел себя очень глупо и безрассудно. Неужели милорд не подумал о том, как его поспешные и предательские действия отразятся на всех нас, в особенности на бедняжке Джейн, без вины заключенной в Тауэре и ждущей освобождения?

Я стараюсь казаться как можно менее заметной, а королева тем временем приказывает принцессе Елизавете вернуться ко двору. В ответ приходит сообщение: у ее милости простуда и мигрень — она слишком плохо себя чувствует для путешествий. Королева, нахмурившись, откладывает письмо в сторону.

— Я этому не верю, — говорит она. — Елизавета вступила в сговор с французами и плетет козни. У меня есть доказательства. Она мне больше не сестра! — Мария поднимается и сердито требует, чтобы портрет Елизаветы убрали из галереи.

В тот день, когда мой отец и другие бунтовщики публично провозглашены изменниками, мама находит меня при дворе. Миледи мрачнее тучи.

— А я ведь его предупреждала! — говорит она, когда мы остаемся вдвоем. — Однако этот глупец не пожелал меня слушать, и я не удивлюсь, если теперь он потащит всех нас за собой. На сей раз прощения не будет. Королева больше не расположена к милосердию.

Мама говорит правду.

— Что же с ним будет? — с тяжелым сердцем спрашиваю я.

— То, что происходит со всеми изменниками, — мрачно отвечает она, и в ее голосе не слышно никаких других чувств, кроме злости. — Нам придется смириться с неизбежным. Твой отец знал, на что идет.

Бунтовщики уже в Грейвсенде. Ворота Лондона теперь неусыпно охраняются, а разводная часть Лондонского моста поднята.

Я нахожусь среди других прислуживающих королеве, когда к ней из палаты общин приходит делегация, которая просит ее величество пересмотреть свое решение о браке с принцем Филиппом.

— Я не могу этого сделать, — говорит она, — потому что дала слово, и, кроме того, этот союз принесет королевству немалую пользу. Я уже считаю себя женой его высочества и никогда не возьму себе другого мужа — скорее потеряю жизнь и корону. Но я заверяю вас, милорды, этот брак не приведет к ограничению ваших свобод.

Дух Марии остается тверд. Не обращая внимания на возражения своих министров и дам, она полна решимости лично обратиться к лондонцам, и в этот день мы не без страха следуем за ней в Гилдхолл. До последней минуты она непреклонно отвергает мольбы членов Совета подумать о безопасности и не ездить в Сити.

Королева бесстрашна. Мы стоим за ее спиной, а она — лицом к лорду-мэру, посреди огромной людской толпы. Ее величество произносит долгую и весьма продуманную речь. Я лишь удивляюсь, слушая: Мария напоминает собравшимся, что она их королева и что ее любовь к ним так же естественна, как любовь матери к своему ребенку. Она заверяет присутствующих, что никогда бы не вступила в брак, если бы не была свято уверена, что это принесет немалую выгоду королевству.

— Я намерена жить и умереть с вами! — восклицает она своим низким голосом, напоминая лондонцам, что все, что дорого им, сейчас находится под угрозой. — А теперь, мои добрые подданные, наберитесь храбрости и, как истинные мужи, поднимитесь против бунтовщиков. И не бойтесь их, потому что, заверяю вас, сама я их ничуть не боюсь!

Эффект просто потрясающий. Вверх взлетают шапки, льются слезы, люди громко хлопают. Мы уходим под одобрительные выкрики, воодушевленные, ибо теперь знаем: Лондон на стороне королевы.

Жители столицы разобрали Лондонский мост, так что Уайетт и его орды не смогли переправиться через реку со стороны Суррея. Поступают ужасающие сообщения о том, что он разорил старый монастырь при Саутваркском соборе и находящийся поблизости Винчестерский дворец. В городе шум и суета, люди закрывают лавки и мастерские, надевают доспехи и выполняют приказ лорда-мэра охранять собственные дома.

Во дворце обстановка такая, будто мы находимся в осаде. В приемной королевы полно вооруженных стражников. Мы, дамы, бестолково толпимся во внутренних покоях; многие рыдают, оплакивая нашу злосчастную судьбу. Признаться, я отчаянно трушу. Но моя мать сидит с ровной спиной, плотно сжав губы. Она не позволяет себе бояться.