Такая форма обращения мисс Тэвернер была совершенно непривычна. Кипевшее в ней раздражение достигло предела. Фермерская лошадка изо всех своих сил старалась вызволить их двуколку изо рва. Конечно, Джудит понимала, что они перегородили узкую дорогу, не давая проехать ни справа, ни слева. И если бы ее милый братец сейчас пересел бы вперед, а не суетился на месте, все бы пошло как надо. Тут возник грум незнакомца. У него было остро очерченное старое лицо, но точно назвать его возраст было невозможно. Одет он был в красивую сине-желтую ливрею. В данный момент грум был в полной готовности взять все в свои руки. Мисс Тэвернер больше не могла переносить всю эту малодостойную суету. Она с яростью произнесла:

– Сэр! Я ведь уже сказала вам, что ваша помощь нам не нужна! Спускайся вниз, Перри! Отдай вожжи мне!

– У меня нет ни малейшего намерения предлагать вам свою помощь, – проговорил сей утонченный джентльмен. И брови его при этом надменно поднялись. – Вы увидите, что мой Генри вполне способен сам освободить для меня дорогу.

И, действительно, к этому времени грум уже ухватился за вожжи и не без успеха приводил лошадь в спокойное состояние. Очень скоро он добился желаемого, и через мгновение двуколка оказалась за пределами рва, у самой кромки дороги.

– Как видите, все оказалось очень просто, – раздался над ухом Джудит приводивший ее в ярость голос.

Все это время Перегрин был занят только одним: он пытался утихомирить свою лошадь. И потому в разговоре сестры и незнакомца участия принимать не мог. Но теперь он сердито сказал:

– Наверняка, во всем виноват я, сэр! Я абсолютно уверен!

– Мы все абсолютно в этом уверены, – дружелюбно отвечал незнакомец. – Только полному идиоту могло прийти в голову развернуть экипаж именно в этом узком месте. Ты еще долго собираешься держать меня здесь, Генри?

– Я же сказал, что признаю свою вину, – вымолвил Перри, весь пылая от стыда. – Мне очень жаль, сэр! Но перед тем, как уехать, я должен вам сказать, сэр, что вы гнали свою лошадь ужасающе быстро.

Речь юноши совершенно неожиданно была прервана грумом, лицо которого выражало слепую ярость. Ухо Джудит резанул его кокни[1], когда он закричал:

– Заткни свою глотку, недоносок! Да во всей округе мой хозяин лучше всех умеет махать кнутом. Да я и сам никогда не забываю своего сэра Джона Лейна! Нет никого равного ему. А эти гнедые, которых мы для вас усмиряем! Да если бы коренники не потянули сухожилия! Черт побери, во всем и есть ваша вина!

Джентльмен на двуколке громко засмеялся:

– Все равно, Генри! Но если ты заметил, я все еще жду!

– О черт! Простите меня, хозяин, да разве ж я не спешу? – заворчал грум, взбираясь на свое сиденье.

Полностью сраженный выкриками грума, Перегрин понемногу стал приходить в себя. Не разжимая губ, он произнес:

– Мы еще с вами встретимся, сэр, обещаю вам.

– Вы так думаете? – спросил джентльмен. – Надеюсь, ваши предчувствия не оправдаются.

Экипаж вот-вот готов был тронуться. Еще мгновение, и он исчез из виду.

– Это невыносимо! – в сердцах воскликнула Джудит. – Просто невыносимо!

ГЛАВА II

Для того, кто привык к тишине деревенских ночей, пребывание в городском отеле Грэнтема в самый канун важной кулачной схватки было просто не по силам. До четырех утра в комнату мисс Тэвернер доносились из кофейного зала громкие крики и шум веселой пирушки. Едва Джудит удавалось задремать, как она тотчас же пробуждалась из-за взрывов хохота внизу, хриплых голосов под окном ее спальни или поспешных шагов под самой ее дверью.

После часов двух ночи шум постепенно утих, и девушка, наконец-то, смогла погрузиться в сон. Однако длился он недолго: ровно в двадцать три минуты восьмого кто-то три раза изо всех сил подул в рожок, и сна у Джудит как не бывало.

Она вздрогнула:

– О мой Бог! Чего ждать теперь?

Горничную Джудит тоже разбудили эти громкие звуки. Она выскользнула из своей низенькой постели и подбежала к окну, чтобы через ставни разглядеть, что случилось. И тут же доложила Джудит, что шум был вызван всего лишь почтовой каретой из Эдинбурга. После этого сообщения горничная осталась у окна и стала со смехом рассказывать хозяйке, как забавны выходящие из экипажа его полусонные, в ночных колпаках пассажиры, направляющиеся отведать завтрак в гостинице.

Мисс Тэвернер все это было абсолютно не интересно. Она вновь откинулась на подушки, но вскоре поняла, что покоя ей больше не будет. Проснулась вся гостиница, и поднялась ужасная суматоха. Через пару минут Джудит уже больше не пыталась заснуть и встала с постели.

Около девяти часов в дверь ее комнаты постучал Перегрин.

– Пора идти на завтрак, – поторопил он сестру, потому что ему посоветовали не задерживаться и сразу же ехать в Тистлетон Гэп, если он хочет заполучить хорошее местечко, чтобы наблюдать бой.

Они спустились в кофейный зал. Там было всего лишь несколько человек. Пассажиры почтового дилижанса из Эдинбурга, перекусив, теперь продолжали свое путешествие дальше на юг. А громкоголосые любители спорта, которые так отчаянно здесь шумели накануне вечером, вне сомнения, сейчас предпочитали наслаждаться завтраком в тиши своих собственных апартаментов.

Как она догадалась, юный Перегрин тоже не преминул поучаствовать в этих шумных вчерашних весельях. Он успел познакомиться с целой ватагой отличных парней, имен которых он, к сожалению, вспомнить не мог, хотя с удовольствием распил с ними бутылку. Говорили они только о предстоящем бое. Перри и сейчас без умолку болтал о нем. Лично он, Перри, будет ставить на чемпиона; ведь Джудит должна знать, что его тренировал сам капитан Бэрклей де… де… де, ему кажется, де Юри, или еще как-то, тоже необычное имя, но точно он сейчас не помнит. Во всяком случае, этот человек еще бывает на матчах – она наверняка должна была о нем слышать. Говорили, что он заставил Крибба сбросить вес до 13 стоунов[2] 6 фунтов. Крибб в отличном настроении. Он ничего не знает про негра, хотя никто не сомневается, что Черный даст Криббу побеждать еще не больше четырех лет. А Криббу сейчас должно быть уже около тридцати. Перри, не переставая, болтал в том же духе, и Джудит молча поглощала завтрак, время от времени вставляя краткие «да» и «нет».

У Перри не было ни малейших сомнений, что сегодня утром Джудит сможет вполне обойтись без его общества: в городе не останется ни единой живой души, и она в полной безопасности сможет бродить, где ей вздумается, даже горничную брать с собой незачем.

После завтрака Перри очень скоро исчез, унося в одном кармане свертки с сэндвичами, а в другом – бутылки. Найти дорогу не составляло для него никакого труда: достаточно было просто следовать за потоком транспорта, растянувшегося на целых восемь миль. Все направлялись в Тистлетон Гэп; ехали на чем могли: кто – в громоздких каретах, а кто – в фермерских повозках; а очень многие из тех, которые не сумели напроситься в попутчики или же купить себе место в экипаже, шли на своих двоих.

Естественно, двигались все очень медленно. Но, наконец, впереди показалось долгожданное место будущей схватки. Это было недавно скошенное открытое поле недалеко от Кроун Пойнт.

Похоже, там уже собралось очень много людей. Посередине поля несколько мужчин устанавливали помост шириной пять футов.

Перегрина направили в конец площадки, которая предназначалась для экипажей. Там он и занял место как можно ближе к рингу. До начала схватки еще оставалось какое-то время. У Перри было отличное настроение, и он с удовольствием наблюдал за постепенно увеличивающейся толпой все прибывающих зрителей. По большей части, это были простолюдины. Но ближе к полудню стало появляться много богатых карет.

Единственное, что омрачало радость юного Перегрина, так это отсутствие хоть мало-мальски знакомых среди этого сборища гуляк, окружавших его. Да еще кабриолет у него выглядел куда как скверно, а на плаще было всего три весьма скромных пелерины.

Все это его огорчало, но Перри сразу же позабыл о своих печалях, когда кто-то рядом с ним произнес:

– Вон приехал Джексон!

И тотчас же чувство одиночества, немодный плащ и жалкий экипаж превратились в ничто: тут был сам господин Джексон, когда-то прославленный чемпион, а ныне самый знаменитый во всей Англии тренер по боксу.

Джексон шел к рингу вместе с другим джентльменом. Как только он вскочил на сцену, толпа разразилась в его честь громким «ура». Он воспринял приветствие с улыбкой и доброжелательно помахал всем рукой.

Внешний вид Джексона никоим образом не вызывал особых симпатий. Лоб у него был слишком низкий, нос и рот – довольно грубых очертаний, а уши сильно оттопырены. Однако глаза у него были красивые, в них светились острый ум и юмор. Фигура борца, несмотря на то, что ему перевалило за сорок, по-прежнему отличалась грацией и великолепными пропорциями. Руки были очень небольшие, а с его лодыжек даже делали слепки, потому что считалось, что они исключительно изящны. Джексон был одет с большим вкусом, но без претензий. Держался он спокойно и скромно.

Очень скоро Джексон спустился с ринга и подошел к какому-то рыжеволосому человеку в открытом двухколесном экипаже, стоявшем совсем рядом с кабриолетом Перри. Тут же послышались громкие приветствия двух юных кутил и поднялся веселый переполох и шум.

Перри очень хотелось бы принимать во всем этом участие. Однако, теперь уже оставалось ждать совсем недолго, надеялся Перри, когда и он будет иметь право бросаться в спор наравне с дружками Джексона.

Перри ничуть не сомневался, что Джексон не станет делать ставки, от чего он отказывался и сейчас, одаривая всех своей мягкой улыбкой. Иначе это было бы все равно, что грабеж среди бела дня.

Через пару минут Джексон вернулся и присоединился к группе джентльменов у ринга, поскольку вскоре ему предстояло выступать в роли рефери. И, как всегда, на Джексона ложилась большая часть организации боя.