– Простить можно все что угодно. Вопрос в другом: сможешь ли ты с этим жить, не оглядываясь назад при любом неудобном случае, не напоминая об этом ни себе, ни ему? – глядя ей в глаза, спросил отчим. Лена пожала плечами. Она не знала, хватит ли ей мужества на такое. – Но это самое основное. Как только поймешь это, сразу решишь, что тебе делать.

– Вы оперируете Иветту? – спросила Лена, поняв, что больше не хочет говорить о Климе.

– Нет, Макс, – сказал отчим. – Сделай мне кофе.

– Думаете, справится? – забеспокоилась Лена.

– У него нет выбора. Чем больше операций, тем выше мастерство, – холодно ответил отчим. – Он должен научиться брать себя в руки и работать без эмоций. Но я на всякий случай приехал, чтобы подстраховать его. Мне не понравился его обморок. Обследование ничего критичного не показало, но если такое случится во время операции, это будет печально.

Лена хотела попросить отчима дать Максу отпуск, но тут он собственной персоной вошел на кухню, и она промолчала. Взяла кружку с кофе и пошла завтракать к себе.

Чтобы разложить свои мысли по полочкам, Лена стала вести дневник. Каждое утро она записывала в тетрадь все, о чем она думает, что планирует. Туда даже отправлялись идеи для рисунков. Три страницы исписанные мелким почерком. Заканчивая их писать, она чувствовала себя писателем. Это смешило ее и делало немного счастливее.

После того как ей на левую страницу написал Клим, она задумалась о том, что же она любит на самом деле. Ну, читать, само собой. И даже не совсем читать, а выискивать в тексте образы, которые становятся потом рисунками. Любила рисовать, потому что ей нравилось, что на пустом месте из мыслей рождалась история. Создавать, давать жизнь тому, чего еще не было в реальности. Это была какая-то глупая, детская радость, от которой по коже бежали мурашки и хотелось гримасничать. А еще ей не хотелось никому об этом рассказывать. Каждый раз, садясь рисовать, она закрывала дверь на щеколду. Это было ее тайной, ее убежищем, в которое вход остальным был запрещен.

А еще в ее дневнике бесконечно повторялось имя Клима. Она описывала детали из общения, рисовала его образ на полях. Писала все то, что не сказала ему. Признавалась, как сильно ей его не хватает. Лена заходила на его страницу, смотрела на фото и чувствовала, как растет ее тоска по этому человеку. После последнего разговора он больше не писал и не звонил ей. Так лучше, так правильней. Нужно только найти в себе силы с этим смириться.


Иветта приехала в клинику к девяти. Лена знала, что операция назначена на четыре часа дня. Она взглянула на нее. Девушка была спокойна, расслаблена, словно ей предстояла не операция, а отдых на курорте. Их взгляды встретились, и во взгляде Иветты вспыхнуло презрение. Она окинула Лену брезгливым взглядом. Той показалось, что на нее вылили помои. Она ведь оставила Клима, что Иветте еще надо?

– Он никогда больше не позвонит тебе, не жди, – сказала Иветта, наклонившись к Лене. – Клим только мой.

– Как котеночек или собачка? – подняв на нее глаза, спросила Лена. – Клим в курсе твоих фантазий?

– А ты смешная! – Иветта потрепала Лену по щеке, и та схватила ее за запястье.

– Я не маленький ребенок, чтобы со мной заигрывать, – строго сказала Лена.

– Пожалуюсь на плохое обслуживание, чтобы тебя уволили, – надменно сказала Иветта. Она дернулась, и Лена тут же ее отпустила.

– Давай. Ты очень поможешь мне, – равнодушно сказала Лена. – А то я никак не решусь уйти сама.

Поняв, что ее слова не достигли цели, Иветта решила попробовать другую тактику.

– Для Клима ты была пустым местом.

– Поэтому ты сейчас здесь одна? – не сдалась Лена.

– Доброе утро! – раздался звонкий голос Олечки, ассистентки Серова. – Иветта, пойдемте, я провожу вас в вашу палату. Нужно подготовить вас к операции.

Иветта скорчила недовольную мину и, поджав губы, пошла следом за Олей. Лена с облегчением выдохнула. А потом подумала, что раз Иветта будет находиться в клинике несколько дней, то Клим, скорее всего, придет ее навестить, и, значит, они могут увидеться. Лена запаниковала и быстро окинула себя взглядом – прилично ли она одета? Вроде бы. Провела руками по гладким волосам. Чистые – как чувствовала, вчера помыла.

– У тебя что, нервный тик? – подходя к стойке, ехидно спросил Макс.

– Ну, если сам доктор не может понять, тик это или нет, – ответила Лена, беспомощно разводя руками, – то откуда мне, бедному администратору, это знать?

– Наша песня влетела в топ и заняла там второе место после первой недели на радио! – наклонившись к ней, доверительно сообщил Макс. Заулыбался во весь рот, глаза засияли.

– Поздравляю! – Лена обняла его за шею и чмокнула в щеку.

– Если бы я чуть-чуть подождал, никакой бы позорной игры с Климом не было, – тоскливо вздохнул Макс. – И тебе бы не пришлось спать с ним из-за меня.

Лена хотела сказать ему, что она ни о чем не жалеет, но тут подошла Олечка.

– Макс, у меня тут вопрос по поводу Иветты, – тихо произнесла она и поманила его за собой. Тот послушно пошел за ней, как бычок на веревочке. Лена с трудом сдержала смешок. А потом подумала: а не Олечка ли эта его таинственная любовница? Но тут ей позвонили по поводу записи, и эта мысль вылетела у неё из головы.


В обеденный перерыв Лена пошла в кафе, где они всегда трапезничали с Настей. Подруги там не было. Видимо, она сменила место, чтобы не встречаться с ней. Чем же она ее так расстроила? Они же, вроде, не ссорились. Лена вспомнила их последний разговор. Тогда она сказала ей о том, что целовалась с Димой. Неужели это так сильно повлияло на нее? Что, если она была тайно влюблена в Диму, а тут такое признание? Но она-то этого не знала!

Это предположение показалось Лене самым логичным, и она распереживалась еще больше. Если в Макса она была влюблена и хотела за него бороться, если он бы ответил на ее чувства, то Дима был всего лишь эпизодом, к которому она никогда бы не стала возвращаться. Что, если у Насти были на него планы? Черт! Как же все это неприятно!

Скромно поев, Лена отправилась в офис, где работала подруга. Ей хотелось как можно скорее прояснить ситуацию, пока она не придумала себе свой Вавилон и не сошла с ума от собственных догадок. Это она очень хорошо умеет делать!

Пока Лена поднималась по ступенькам, волнение полностью захлестнуло её. Она боялась услышать, что Настя обижена на нее и их отношения закончились, потому что та никогда не сможет ее простить. Когда она вошла в офис, то увидела Настю, стоящую у окна с сигаретой. А она и не знала, что подруга курит!

– Привет, – подойдя к ней, поздоровалась Лена. Настя обернулась и холодно посмотрела на нее. Она не скрывала того, что не рада ее видеть. – Не хочешь мне сказать, что случилось?

– Привет. Что ты хочешь услышать? – отрешенно спросила Настя и сделала затяжку.

– Ты давно куришь?

– Три месяца. Тебе не жаль тратить время на такие дурацкие вопросы? – нахмурившись, спросила Настя. Лена прожала плечами и села на подоконник.

– Нет. Ведь это твоя жизнь, – сказала она. – Мне важно, что с тобой происходит.

– Ну и зря!

– Почему? Что произошло за эти несколько дней?

– Ничего. Абсолютно ничего, – сквозь зубы ответила Настя.

– Тогда в чем дело? – спросила Лена. У нее было ощущение, что она бьется головой о бетонную стену.

– Да что ты ко мне прицепилась?! – воскликнула Настя. – Достала ты меня!

– Чем же? – ошарашенно проговорила Лена.

– Собой! Тем, как у тебя все просто! Как легко дается! – повысила голос Настя. – Ничего не делаешь – красотка. А тут живешь в салоне, впахиваешь в спортзале, а эффекта – ноль! Посмотришь в зеркало – бразильская лошадь! Никого не искала – все парни твои, с ума по тебе сходят. Я месяцами добиваюсь, чтобы на меня обратили внимание! Захотела работать – отчим предложил место в клинике. Я каждый раз ищу тебе оправдание, стараюсь не завидовать, но, черт возьми, у меня больше не получается! Дима тебе нафиг не нужен, но он сохнет по тебе просто так!

– Так дело в нем?

– Нет, все в совокупности! Просто это было последней каплей! Прости, но ты слишком хороша для меня, я не могу с тобой больше дружить. Мне в жизни все тяжело дается.

– Почему ты ничего не говорила об этом раньше? – спросила Лена, и ей захотелось заплакать.

– А что бы от этого изменилось? Ты бы престала быть везучей и красивой? – усмехнулась Настя. – Я больше так не могу и не хочу. Мне тяжело тебя видеть, разговаривать с тобой. Ты не виновата, это мои тараканы, но злости на тебя от этого меньше не становится.

– А с Максом вы почему расстались? – спросила Лена. Ей была мало объяснения самого Макса.

– Достал он меня своим нытьем! – выдыхая клубочек дыма, ответила Настя. – И я сказала ему, что ушла к Косте. Он, кончено, такой перспективы даже во сне не видел, но ведь это мое воображение, правда? Пока, Лен.

Настя затушила сигарету и ушла. Лена проводила ее взглядом и осталась сидеть на подоконнике. Ей нужно было осознать, что произошло. Почему она ничего не замечала? Как можно не заметить, что человека так ломает? Ведь они знали друг друга с детства… Лена растерянно провела ладонями по пылающим щекам. Сегодня вечером вино ей будет жизненно необходимо.


В клинику Лена возвращалась медленно. Ей казалось, что она шла неделю. Разрыв с Настей больно ударил по ней. Годы дружбы остались позади. Их секреты, мечты, которыми они делились друг с другом, – ничего этого больше не будет. Лене раньше казалось, что разлучить людей, которые дружили с детства, может только серьезный проступок одного из них, но когда ты ничего не сделала, а тебя ненавидят просто за то, что ты такая, какая есть, это становится шоком.

Воспоминание о том, что она раньше завидовала Насте, которую считала красоткой, вызвало у нее смех. Пара прохожих с недоумением посмотрела на нее, но ей было все равно. Настя была для нее более совершенной, чем она для себя, у Насти же все наоборот. Чем не ирония судьбы? Лена вытерла набежавшие слезы и подумала, что хорошо, что у нее с Максом ничего не вышло, иначе бы она чувствовала себя виноватой. А так… Просто они переросли друг друга. Правда, от такого осознания не становилось менее больно. Лене казалось, что ее лишили какой-то части тела. Жить без нее можно, но тяжело и непривычно, а еще – фантомные боли, которые вряд ли оставят ее в ближайшие месяцы. Ко всему прочему, ей никогда прежде не доводилось терять подруг, и она не знала, как это пережить, не изводя себя.