Она была так красива в своем бархатном платье кремового цвета, которое подчеркивало каждый соблазнительный изгиб ее стройного тела. Волосы были аккуратно собраны на макушке, и ни одна прядь не выбивалась из прически. И это почему-то расстроило его, потому что так у него был бы повод прикоснуться к ней. С самого утра, покинув постель, он ни разу не дотронулся до нее. И теперь, глядя на Эмили, он с удушающим желанием захотел подойти и обнять ее. Но пока остался сидеть на месте.

— Я работаю над одним текстом, — уклончиво ответил он, пытаясь думать о чем угодно, но не о сладких губах Эмили. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он ощущал под пальцами ее нежную кожу.

Эмили подошла ближе, чувствуя, как всё тревожнее начинает биться сердце.

— Текст? — она озадаченно посмотрела на его исписанный блокнот. — На каком языке была книга, которую ты читал Нику днем, когда я вошла в комнату?

Он повернулся к своему блокноту и взял его в руки.

— На арабском.

Озадаченная еще больше, Эмили медленно присела на диване недалеко от него. И заметила, как тень прошлась по его лицу, когда он ответил ей. Это несказанно удивило ее. И Эмили вдруг вспомнила, что у него было точно такое лицо, когда он рассказал про укус скорпиона. У нее еще быстрее забилось сердце.

— Сколько лет ты провел в Европе? — быстро спросила она, пристально следя за ним. За каждой его реакцией.

Габби стало не по себе от ее острого взгляда. Ему казалось, что она способна заглянуть ему в душу. К тому же она была не глупа и многое понимала, а он не хотел, чтобы она узнала…

— Два года, как и положено Гранд-Турне.

Он сказал это очень небрежно. Слишком небрежно, так, чтобы не вызвать интереса к своим словам, но это еще больше подогрело любопытство Эмили. Она должна была узнать кое-что. Особенно теперь, когда она любила его и тревога за него переросла всё. Поэтому она притворно расслабилась и откинулась на спинку дивана.

— И какие страны ты посещал? Где ты бывал?

Габби вспомнил удивительный путь, который ему пришлось проделать.

— Во Франции, — начал он, взглянув на свой блокнот. — В Бельгии, затем в Голландии…

— А для чего ты изучал арабский?

Ее вопрос заставил Габби даже вздрогнуть. Черт побери, она шла по верному пути и могла подловить его. Она несколько раз задавала очень опасные вопросы, а он не хотел, чтобы она знала. Габби не хотел, чтобы она узнала, что он болен. Не хотел пугать ее и тем более говорить о том, что возможно совсем скоро умрет. Габби вдруг замер, ощутив острую боль в груди. Ему было больно от того, что он мог потерять Эмили, когда только ему удалось обрести ее. Он должен был еще столько успеть сделать для нее! Столькому научить! Он обязан был научить ее мечтать.

И еще, он должен был защитить ее от того мерзавца, который ему был кое-что должен.

— Однажды я услышал один разговор, — тихо ответил Габби, взглянув на Эмили. — Мой знакомый говорил на арабском со своим другом, и мне очень понравился этот необычный язык. Тогда я и решил выучить его.

Эмили долго смотрела на него, не проронив ни слова. А потом выпрямила спину и положила руки на свои колени.

— Где тебя укусил скорпион? — наконец спросила она, затаив дыхание, потому что уже давно догадывалась, что именно в этом и кроется загадка его обморока.

Габриел встал, сжав свой блокнот, и подошел к ней, а потом опустился рядом с ней. Он никогда бы не посмел рассказать ей о своем проклятии. Но он не мог и лгать ей.

— Я был в Аравии.

Эмили ощутила такой страх, что закружилась голова. Так значит, она была права! Он что-то скрывал от нее. Он искал что-то в Аравийских пустынях. Подняв руку, она положила ладонь на его сжатый кулак, в котором он сжимал свой блокнот. Она очень много знала об этой стране. Очень много читала. И знала, что эта страна славится не только своей мудростью и науками, но и развитой медициной. У нее почему-то похолодело всё в груди от нехорошего предчувствия.

— Почему ты ездил туда? — едва слышно спросила она, ощущая ком в горле. — Ты ведь искал что-то именно там, да? Это как-то связано с твои обмороком?

Габби не хватало воздуха. Он едва мог дышать. И едва мог поверить в то, что она догадалась о самом страшном. Ему удалось улыбнуться ей, хотя в груди у него всё болело. Господи, он не хотел умирать! Только не сейчас! Только не тогда, когда обрел наконец смысл жизни. Свою Эмили!

— Душа моя, — проговорил он, подняв руку и коснувшись ее чуть побледневшей кожи щеки. — Ты помнишь, что тогда, перед обмороком, я упал и ударился головой? — Он пытался быть очень убедительным. — Это и послужило причиной моего обморока. Ничего больше.

Эмили не могла поверить ему, хотя бы потому, что не могла забыть, как спокойно отреагировал их кучер на обморок Габриеля, хотя тому и следовало броситься на поиски доктора. А Робин повел себя так, словно бы уже сталкивался с подобным. Но кроме всего прочего она определенно чувствовала, что Габриел старается что-то скрыть от нее. Что-то очень важное. То, что было связано с ним и грозило ему некой опасностью. Эмили пододвинулась к нему чуть ближе, позабыв обо всем на свете, о своих страхах, своих планах на побег. Сейчас ее охватило такое беспокойство за него, что она не смогла бы позволить даже лепестку дерева упасть на Габриеля.

— Это правда? — прошептала она, взяв его лицо в свои ладони. — Твой обморок не связан с укусом скорпиона?

Улыбка его стала шире, но она не коснулась его серебристых потемневших глаз. Эмили с ужасом отметила и этот факт.

— Я давно вылечился от укуса этого неприятного существа.

— Тебе действительно ничего не угрожает? — не сдавалась она.

Ее искреннее беспокойство за него согрело Габриелю душу. Она считала, что ему все еще угрожает укус скорпиона, хотя его яд давно вывели из его организма. Габби должен был прервать этот опасный разговор. Он не хотел больше говорить о скорпионах, о болезнях, о смерти… Он чувствовал рядом с собой свою обожаемую Эмили. Ее теплое дыхание, которое обволакивало и притягивало. Тепло, перед которым он никак не мог устоять.

— Душа моя, мне сейчас как раз кое-что грозит… — проговорил он хриплым голосом, и, не справившись с искушением, подался вперед и коснулся губами ее нежной щеки. — Я так скучал по тебе!

Он слишком быстро сменил тему. И не хотел говорить об этом. Эмили попыталась скрыть боль и волнение, пообещав себе, что потом непременно докопаться до истины. Даже если придется устроить допрос с пристрастиями их кучеру.

А сейчас, когда он так нежно касался ее, она не могла думать ни о чем, кроме него. Эмили закрыла глаза, понимая, о чем он говорит. Весь день они были вместе, но до этого мгновения ни разу не прикоснулись друг друга. Ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она целовала его. Обнимала его. Габриел… Ее любовь… Ее жизнь.

— Я тоже, — несмело молвила она, повернув голову. Когда их глаза встретились, она провела пальцем по его щеке. — Я тоже скучала по тебе.

Ей было так необходимо хоть бы еще раз поцеловать его. Еще немного побыть с ним. Еще немного насладиться тем, что мог дать ей только он. И когда его губы накрыли ее, Эмили почувствовала себя самым одиноким на свете существом. Раньше у нее не было ничего, а теперь она узнала цену того, что ей предстояло потерять. Эмили обхватила его шею дрожащими руками и поцеловала его со всей любовью, которая заставляла ее сердце разрываться на части. Господи, как она хотела бы остаться здесь навсегда, с Габби и Ником, которые стали ей не только семьей! Теперь, познав всю силу и нежность его губ и рук, Эмили поражалась тому, что когда-то боялась его. Как можно было бояться его прикосновений и думать, что они могут принести ей то же отвращение, что и прикосновения других мужчин?

Он был не только единственным мужчиной, который разбудил ее душу. Габриел был тем единственным, ради которого ее душа захотела пробудиться. И теперь потребность в нем росла с такой ошеломляющей силой, что это невозможно было остановить. Эмили хотела, чтобы он проделал с ней всё то же самое, что начал прошлой ночью и продолжил рано утром. Она хотела ощутить жар его кожи, тяжесть его тела и силу страстных объятий… У нее затрепетало все внутри, когда она представила, как он начнет ласкать ей грудь.

Габби почувствовал, как напрягается тело и шумит кровь. Стоило ей только дотронуться до него, как неистовое желание вспыхнуло в нем ярким пламенем. Он уже хотел ее, так сильно, что не мог думать ни о чем другом. Но всё же усилием воли оторвался от ее губ. Он был рад, что смог убедить ее в своих словах, и занял ее другими мыслями. Но прежде, чем страсть завладеет ими окончательно, он хотел кое-что показать ей.

— Эмили, — произнес он, коснувшись губами ее подбородка и тяжело дыша. — Ты не против, если я тебе кое-что прочитаю?

Эмили вдруг улыбнулась ему, так мягко, что у него защемило в груди, и страшные мысли на время отпустили его.

— Конечно нет, — прошептала она, снова обдав его теплом своего дыхания, от чего Габби чуть не уронил свой блокнот.

Медленно выпрямившись, он раскрыл блокнот и стал читать:

— Жизнь — дорога, по которой идем,

Любовь же река, по которой плывем.

Не страшись ты дороги опасной и злой,

Ведь ангел из прошлого рядом с тобой.

Эмили удивленно смотрела на него, раздумывая над странным смыслом его слов.

— Это… это стихи? — наконец спросила она.

— Да, тебе нравятся? — слегка смущенно спросил он.

Ее губы, эти потрясающе красивые, манящие, притягательные губы сложились в самую захватывающую и нежную улыбку.

— Они прекрасны! Чьи они?

Габби резко закрыл блокнот и убрал его в сторону.

— Они… я переводил их… с одного тебе незнакомого языка, — быстро ответил он, отводя глаза в сторону.