И когда он отпустил прядь ее волос и коснулся ее щеки, Эмили поняла, что ждала его почти всю жизнь.

— Я вижу, — сказал Габриел, пристально следя за ней. Быстро взглянув на книгу, он тихо спросил: — Это Геродот тебя так сморил?

Эмили стремилась к нему всем своим существом, поэтому не смогла сдержать порыва и медленно прижалась к его руке. И внезапно ощутила то, что никогда в жизни не испытывала: что она дома, именно там, где и должна была быть.

— Мне нравится Геродот, — выдохнула она, на секунду закрыв глаза. Сердце каким-то странным образом переворачивалось в груди. Господи, неужели Габриел рядом, и это не сон? Неужели все еще хочет дотрагиваться до нее? Снова взглянув на него, она подняла дрожащую руку и коснулась его подбородка с ямочкой. — Но в последнее время история персов заботит меня куда меньше, чем…

Она хотела, чтобы он обнял ее и снова заставил позабыть все на свете. В ее жизни было столько боли. Столько отвращения. Но с появлением Габриеля у нее появился шанс побороть всё это. Взять верх над своим прошлым и изгнать плохие воспоминания. Эмили поняла, что не может не воспользоваться даром, который привнес в ее жизнь Габриел. Так неужели она не могла позволить ему снова сделать все эти восхитительные вещи? Неужели не могла найти управу на свое прошлое, изгнать из памяти и вырвать его глубокие корни? Неужели не могла позволить себе хоть что-то хорошее? Вместе с Габриелем…

Никто никогда не мог заставить ее почувствовать то, что заставлял испытывать Габриел. Ни одни объятия в мире не были ей так дороги, как его. Ничье прикосновение не волновало и не тревожило, как его. И Эмили не хотела терять это. Она хотела познать всю силу этого чувства. До самого конца. Пока у нее было время. Габриел был единственным человеком в ее жизни, за которого она могла бы уцепиться, чтобы не упасть в пропасть.

Единственный человек, который хотел бы вытащить ее из этой пропасти.

— Что же стало волновать тебя больше Геродота и персов? — спросил Габриел, пытаясь дышать ровнее, пытаясь сдержаться и не прижаться к ее манящим губам.

Она вдруг нахмурилась. Пальчики ее прижались к его щеке.

— Больше Геродота… — в каком-то тумане повторила она, а потом неожиданно выпалила: — Можно тебя поцеловать?

Ее вопрос так сильно потряс Габби, что он не сразу нашелся с ответом. А потом он с болезненной ясностью понял истинный смысл ее слов. Она была похожа на поверженного ангела, у которого оторвали крылья. Ангел без крыльев, который хотел летать. Просил у него разрешение взлететь…

— Ты действительно этого хочешь?

У нее задрожала нижняя губа.

— Да, — почти выдохнула она, не сводя с него своих невероятно грустных и чуть мерцающих глаз.

Габби вздрогнул, когда она приподнялась чуть выше и осторожно погладила его по щеке. Его тело тут же отреагировало на это.

— Эмили…

— Ты больше не хочешь меня поцеловать?

Этот вопрос сотряс его до основания. Он замер, а потом медленно опустился на пол рядом с ней.

— Господи, Эмили! — прошептал он, теряя голову. — Я не в силах утаить от тебя свои поцелуи, но только в том случае, если они не причинят тебе вреда… Если они действительно необходимы тебе.

— Они нужны мне. Габриел! Они нужны мне больше жизни…

Как он мог отказать ей в маленьком спасении? Едва дыша, он склонил голову, полностью оказавшись на полу, и припал к ее губам осторожным, легким поцелуем, давая ей времени передумать, если вдруг это станет невыносимым испытанием для нее. Но к его огромному удивлению она не только не отстранилась от него. Эмили прильнула к его груди, обвила его шею руками и встретила его губы как умирающий от жажды хрупкий цветок.

Габби крепко обнял ее за талию и глухо застонал, когда она почти придавила его бедное тело к полу своим восхитительным, соблазнительным, почти нагим телом. Почти нагим, потому что, да спаси его Господь, но он чувствовал каждую впадинку и каждый мягкий изгиб.

Сделав над собой усилие, Габби оторвался от ее губ. Пока еще соображал, он должен был остановить ее! Должен был сам остановиться, пока не поздно.

— Душа моя…

— Можно я еще раз тебя поцелую?

Габби был в отчаянии. И в агонии.

— Эмили…

— Ну, пожалуйста, еще один раз. Обещаю, — шептали ее влажные губы.

Габби дрожал от вспыхнувшего в нем неистового желания. Сердце его колотилось так быстро, что могло в любую секунду разорваться на части. Она не понимала, какие опыты ставила над ним.

— Эмили… — умоляюще выдохнул он, когда она заставила его лечь на спину и легла на него сверху. — Господи, — проскрежетал он зубами, когда она случайно задела коленом его напряженную плоть. У него буквально засверкало перед глазами. Беспомощный перед ней, он спрятал лицо в каскаде ее волос и хрипло попросил: — Эмили, подожди…

С ним снова что-то происходило. Она чувствовала, как он дрожит. И внезапно отчетливо поняла, что он боится ее. И едва сдерживает себя, чтобы, по его мнению, не обидеть ее как вчера. Сердце дрогнуло в груди, когда Эмили повернула голову и посмотрела на его напряженное лицо. На широкий лоб, на котором выступила испарина. С безграничной нежностью она провела рукой по его щеке и обхватила его лицо своими ладошками, заставляя взглянуть на себя.

— Габриел, я не смогу жить дальше, если еще хоть бы раз не поцелую тебя, — призналась она, глядя ему прямо в потемневшие от сотни различных эмоций глаза.

Он вдруг замер под ней. Руки застыли на ее спине. Он долго смотрел на нее, а потом хрипло проговорил:

— Душа моя, я умираю от желания исполнить твою просьбу… Но я не хочу пугать тебя.

— Ты никогда не пугал меня. — Она положила палец ему на подбородок. На его знаменитую ямочку. — Ты был и остаешься единственным человеком, которого я хотела, хочу и буду хотеть целовать.

Габби подумал, что сейчас его сердце разоврется в груди. От радости. Облегчения. Это признание разрушило почти все сомнения, все страхи и боль. Остались отчаянная, непереносимая нежность к ней. И любовь. Габриел вздрогнул и на секунду прикрыл глаза, сделав глубокий вдох. Господи, он любил ее! Любил так, как не любил ни одного человека, ни одну женщину прежде! Ему казалось, что он нашел вторую половинку своего сердца. Потерянную часть своей души. Будто всё теперь стало предельно ясно. Всё стало на свои места. Как можно было не любить Эмили? Ту самую Эмили, которая рассказывала ему о приметах всех графств…

Габриел сделал очередной глубокий вдох. И втянул в легкие новый воздух новой жизни.

Эмили было не по себе от его долгого молчания, но он наконец открыл глаза. В них было что-то такое, что заставило ее сердце сжаться от боли. И еще большей нежности к нему. Как будто в нем что-то изменилось. Что-то успокоило его и расслабило его тело. Потом он осторожно прошелся по ее спине своими теплыми ладонями и прижал ее к себе. Одна рука его поднялась выше и отвела в сторону прядь рыжих волос.

— Душа моя, я готов целовать тебя до тех пор, пока могу дышать. Пока тебе нужны мои поцелуи…

— Они нужны мне, — с безграничным облегчением заверила Эмили, подавшись вперед, ощущая на щеке его теплое дыхание. — Боже, мне нужны все твои поцелуи!

— Я отдам их тебе, все до единого. Но взамен попрошу все твои.

— Они твои, все до единого…

Положив руку ей на затылок, он притянул ее голову к себе и, наконец, овладел ее губами. Она раскрылась ему навстречу, издав тихий стон. И весь мир взорвался, потому что Габби понял, что не отпустит ее до тех пор, пока не возьмет каждый ее вздох, каждый стон, каждый поцелуй. Каждое биение сердца. До конца жизни.

Ее губы были мягкими и покорными. Габриел разжал их и углубил поцелуй, чувствуя, как кровь шумит в ушах, как ее тело начинает двигаться над ним, сводя с ума. Господи, он мог не вытерпеть уже сейчас. Поэтому, чтобы хоть немного ослабить давление ее тела, он медленно перевернул ее на спину, уложил на одеяло и прижался к ней, готовый поглотить ее целиком. Но он должен был сдержаться. Должен был показать ей каждую грань открывающегося перед ней удовольствия и не напугать ее.

Эмили было непривычно чувствовать на себе большое, сильное тело, но пока губы Габриеля с головокружительной настойчивостью изучали ее, пока по груди разливалось знакомое и такое необходимое тепло, она не хотела думать ни о чем, кроме него. И снова упоительное чувство восторга охватило ее от жарких поцелуев Габриеля. Он умел доводить ее до того состояния, когда она с охотой переступала грань между реальностью и волшебством. Она тянулась к нему, с трудом переводя дыхание, обнимала сильные плечи, чувствовала железные, напряженные мышцы под тонкой тканью рубашки. Она очень хорошо помнила, какая у него нежная и горячая кожа. Она очень хорошо помнила, как прикасалась к нему вчера. И как ей хотелось сделать это снова.

Когда Габби понял, что скоро задохнется от поцелуя, потому что она почти овладела этой наукой, он застонал и отпустил ее губы. И стал покрывать поцелуями ее щеки, лоб, закрытые глаза, прошелся губами по подбородку и спустился ниже, а потом прижался языком к отчаянно бьющейся жилке.

— Габриел, — сорвалось из ее уст.

Эмили неосознанно выгнула спину, чувствуя, как сладкая дрожь пробирает ее насквозь, не позволяя быть бесчувственной и неподвижной к его прикосновениям. Не сказав ничего, он опустился ниже и поцеловал впадинку у основания ее шеи, а потом языком прочертил ее контуры. Эмили зажмурилась, пытаясь удержать в горле очередной рвущийся наружу стон.

— Эмили, — прошептал он, нависнув над ней.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Габби понимал, что на этот раз одними поцелуями ничего не закончится. Она хотела этого, она собиралась бороться за это, и он собирался помочь ей преодолеть все страшные барьеры. Поцелуи были хорошим началом. Это отвлечет и успокоит ее от прошлых воспоминаний. Поэтому, подавшись вперед, он снова завладел ее губами неистово-страстным, мучительно-долгим поцелуем до тех пор, пока она не издала слабый стон. Пока он не понял, что она находится во власти сильнейших чувств.