— Господи, — выдохнул он, прижав ее к бортику стола и навалился на неё, чтобы не упасть. У него подгибались колени. Он боялся упасть и уронить ее. — Эмили…

Она снова выгнулась ему на встречу, соблазняя, заманивая в свои сети, сводя его с ума. Это была агония, от которого не было спасения. В какой-то безумный момент она запустила руки ему под рубашку, нежные любопытные пальчики прошлись по его разгоряченной коже, и Габби понял, что пропадает.

В очередной раз Эмили удивлялась тому, как бесконечно приятно целоваться с Габриелем. Какая у него горячая атласная кожа, покрытая испариной. У нее кружилась голова, пока он поглощал её губы, пока распространяющийся по всему телу жар не захватил ее целиком. Ни один человек в мире не мог вызвать в ней всех этих умопомрачительных чувств. Теперь это было и неважно, потому что самым главным стал для нее Габриел. Его руки. Его губы. Его неистово колотящееся сердце рядом с ее сердцем.

— Душа моя, — шепнул он, на секунду оторвавшись от ее губ.

В его словах было столько нежности, столько тепла… Будто ими он пытался еще больше привязать ее к себе, и почему-то Эмили не смогла возразить.

Габриел обдал ее теплом своего дыхания, затем снова захватил ее губы своими. Эмили прижалась к нему и замерла, почувствовав нечто выпуклое и твёрдое там внизу, между ног. Тело наполнялось болезненным томлением, желая чего-то, слепо стремясь к тому приятному, что дарил ей Габриел. К тому, чего она не понимала, но знала, что ей это нужно. Ей был нужен Габриел… И он шел ей навстречу до тех пор, пока его рука не скользнула по ее спине и не легла на отяжелевшую грудь.

Волшебство мгновенно развеялось. Эмили показалось, что ей в сердце вонзили самый острый нож, потому что с этим новым прикосновением в мозгу вспыхнула давняя сцена жестокого насилия, когда Найджел придавил ее к земле и своими отвратительными руками болезненно сжимал ей грудь, пока его мокрым ртом искали ее губы.

Это так сильно потрясло ее, что Эмили похолодела и застыла как статуя, едва дыша. Ее объял такой непереносимый ужас, что она была готова разрыдаться. Ее пронзила такая мучительная боль, что на глазах навернулись слезы. Она не понимала как, но ее сбросили с небес на землю, в очередной раз напоминая, кем она является на самом деле. Что даже необходимые объятия Габриеля были не в силах изгнать из памяти те черные мгновения, которые отравляли ей всю жизнь.

Сладость и упоение сменились горечью и желанием умереть. Боже, самые отвратительные воспоминания хотели отнять у нее даже эти бесценные минуты с Габриелем! Именно тогда, когда она стала забывать свое прошлое, отчаянно стремясь к будущему, они надумали разорвать ее не до конца еще разорванное сердце. Она не хотела, чтобы это хоть как-то касалось Габриеля, хоть как-то омрачало их единение, но вышло все совсем не так. Габриел был ее самым светлым воспоминанием, только он заставлял ее чувствовать себя счастливой, нужной… Чистой! А теперь… Теперь все было потеряно навсегда!

Эмили оторвалась от его губ и с мукой выдохнула:

— Габриел, остановись…

Габриел не сразу услышал ее. Не сразу понял, что произошло, но он моментально почувствовал, как неестественно замерла Эмили в его руках.

— Что… что такое? — с трудом пробормотал он, но заставил себя оторваться от нее и медленно поднять голову. — Что такое, душа моя?

Эмили стало еще хуже от его нежных слов. Она плотнее закрыла глаза и хрипло молвила:

— Прошу тебя… от-тпусти меня…

У него так сильно колотилось сердце, что он едва мог дышать. Тело дрожало и изнывало от желания к ней. Она была такой сладкой, податливой и нежной, что он едва мог думать о чем-то еще. Он сфокусировал свой затуманенный взгляд на ней и вдруг с ужасом увидел, как по ее бледным щекам текут горячие слезы. Это так сильно напугало его, что он застыл как вкопанный.

— Боже, Эмили, я сделал тебе больно? — едва слышно спросил он, убрав руку от ее груди, и осторожно взял ее лицо в свои ладони.

Она не могла говорить. Да и что она могла сказать? Ее захлестнул такой стыд, такое унижение, что она была готова провалиться сквозь землю.

— Отпусти меня, умоляю…

В ее голосе было столько боли, она так сильно дрожала, что Габриел ни за что на свете не смог бы отпустить ее, не узнав, в чем дело. Он был уверен, знал, что ей нравились его поцелуи. Он слышал, как она стонала от удовольствия. Она отвечала ему и сама целовала его так, что он едва не потерял голову… Но что-то остановило ее. Что-то, что вселило в нее такой ужас, что она побледнела, как полотно. Что-то другое, сильное, давнее… Он осторожно стер ее слезы. Неприятное предчувствие охватило его, и когда он заметил, как она вздрогнула от его прикосновений, Габби вдруг все понял. Он весь похолодел, осознав до самого конца, что стало причиной того страха и той боли, перед которыми меркли даже его поцелуи.

— Душа моя, — хрипло молвил он, чувствуя, как желание полностью вытеснила сверлящая мука в груди. Он не мог смотреть на разбитую Эмили, но и не мог позволить ей страдать безмолвно от того, что один мерзавец разрушил всю ее жизнь. Он готов был вырвать собственное сердце, если бы только это помогло ей забыть то, что произошло семь лет назад. — Посмотри на меня.

Она не могла. Боже, она не могла сделать то, что навсегда лишит ее всего! Он увидит и тут же поймет все по ее глазам, а такого унижения она не смогла бы вынести. Она не могла позволить ему увидеть, какой она была на самом деле — испорченной и грязной. Господи, она не могла потерять Габриеля! Только не его, не сейчас. Поэтому она в отчаянии помотала головой.

— Не могу…

— Эмили, открой глаза, — настойчиво попросил он, крепче держа ее лицо.

— Нет…

— Эмили!

— Отпусти меня, — взмолилась она, упираясь кулачками ему в грудь.

— Тольке после того, как ты откроешь глаза, — мягко пообещал Габриел и затаил дыхание.

Эмили понимала, что у нее нет выбора. Он действительно не отпустит ее, пока она не исполнит его просьбу. У нее разрывалось сердце, но она пересилила себя. Замерев и сжавшись, она медленно раскрыла веки и посмотрела ему в глаза. Глаза, полные такой нежности и ответной боли, что слезы потекли по щекам с новой силой.

Габби медленно стер ее слезы большими пальцами, чувствуя, как душа медленно поджаривается на огне. Ему не было так больно даже в минуты пробуждения после приступов. Габби сжал челюсть, борясь с гневом на человека, которого нужно было не просто убить… Он помнил, как с первого дня их встречи она шарахалась от его прикосновений, как ей нелегко было привыкать к нему, но она делала это, медленно, шаг за шагом. И вот теперь его откровенное прикосновение разрушило все! Она находилась в ловушке. Из которого не могла выбраться.

Он тоже был в ловушке, потому что не знал, как помочь ей выбраться из нее.

— Душа моя, — шепнул он, проведя рукой по ее шелковистым волосам. — Ты помнишь, как звучит твое имя на шотландском?

Эмили опустила голову, умирая от нежности к нему, желая прижаться к его груди и попросить держать ее так вечно, ибо понимала, Боже, она очень хорошо понимала, что он хочет сделать! У нее дрожало тело, у нее дрожала душа, но она ответила ему.

— Я… я забыла, — пробормотала она дрожащим голосом и прижалась лбом к его подбородку с ямочкой.

Он ласково обнял ее и погладил по голове, стремясь унять болезненную дрожь.

— Шотландцы назвали бы тебя Аимили.

Эмили прижалась к его груди и зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Она была бесконечно благодарна ему за то, что он снова хотел спасти ее.

— А ирландцы? — Она уткнулась лицом ему в шею, ощущая тепло его золотистой кожи. Под рукой она чувствовала биение его сердца, и это странным образом успокаивало ее, отгоняя тяжелые воспоминания. — Как бы меня назвали ирландцы?

Он не переставал гладить ей волосы, когда сказал:

— А ирландцы назвали бы тебя Эмила.

Перестав плакать, она вдруг подняла голову и посмотрела на него. На человека, который продолжал сражаться за ее душу даже тогда, когда она потеряла веру в себя и все свои силы. Боль постепенно ушла. Эмили чувствовала такую признательность, такую нежность к нему, что першило в горле.

— Мне всегда нравилось ирландское произношение.

Габби обхватил ее лицо ладонями и легко прикоснулся к ее губам, не в силах отпустить ее без своего поцелуя. Того, что, он очень сильно на это надеялся, поможет ей справиться с дурными воспоминаниями. Поцелуй, который успокоит и вернет ее ему.

Эмили показалось, что своим поцелуем он смыл с ее души большую часть грязи, которую она носила в себе. Она схватилась за ворот его рубашки, встала на цыпочки и вернула ему поцелуй, осознавая, что никогда не забудет этот миг, этот обмен, этого человека, который заполнил каждую клеточку ее сердца и души.

В последний раз проведя рукой по ее волосам, Габриел выпрямился и разжал объятия.

— Иди спать, — прошептал он, глядя на девушку, которая проникла ему не только в душу и сердце, но и в кровь.

Она пережила такое потрясение, он должен был дать ей время прийти в себя.

Она медленно отпустила его, отошла в сторону, а потом развернулась и вышла из игральной комнаты, прикрыв дверь.

Обессиленный и опустошенный, Габриел привалился к бильярдному столику, едва дыша. Его терзали гнев, боль и желание защитить ее от плохих воспоминаний. Он так хотел заменить их хорошими, заполнить ее собой, чтобы она думала только о нем, только о его поцелуях и прикосновениях. Она должна узнать ту радость, которыми могут поделиться только мужчина и женщина. Она должна познать таинство прикосновений, которые может подарит мужчина своей женщине.

Габби сжал руку в кулак, ощутив свирепую ярость убивать, разорвать в клочья мерзавца, который сотворил с ней такое! Он поклялся себе, что найдет его, чего бы это ему ни стоило, и задушит. Этот мерзавец ответит ему за каждую ее слезинку…