— О, так просто! — Эмили сжала кий, чувствуя, как ей становится постепенно жарко, хотя в комнате не было камина. Может где-то в стенах встроены отопительные трубы, по которым гоняли горячий пар? Она подняла голову к Габриелю и быстро сказала: — Я готова.

— Не все так просто…

Когда он быстро посмотрел на нее, приятная дрожь неожиданно прокатилась по всему телу. Эмили попыталась взять себя в руки. Почему сердце так отчаянно стучит в груди? Из-за предстоящей игры? Но разве игра ее волновала?..

— А как должно быть? Все игры простые.

— В каждой игре есть правила.

— Но ты же только что сказал, что нужно просто загонять шары в лузу. Разве нет?

Почему-то казалось, что они говорили вовсе не о шарах и не о лузе. Но Габриел удалось прогнать посторонние мысли.

— На столе находятся семь сплошных и семь полосатых шаров. Игрок, который бьет первым, определяет, кому какие шары достаются, когда биток ударяется о первый шар. После этого задача каждого раньше другого отправить в лузы только свои шары, не касаясь шаров противника. — Его взгляд стал лукавым, когда он добавил: — Но на столе есть еще черный шар.

Удивленно Эмили медленно посмотрела на стол и обнаружила, что он прав.

— Он особенный?

— Он неприкосновенный. Его нельзя задевать или направлять в лузу. Это ведет к неминуемому проигрышу.

Ее золотистые бровки сошлись на переносице. Она хмуро посмотрела на него, испытывая его выдержку.

— Почему же нужно все так усложнять?

Габби снова не сдержался от улыбки.

— Ты можешь отказаться от игры.

— Ни за что! — сказала она, резко выпрямившись и прижав к себе свой кий.

Габби невольно залюбовался своей прелестной соперницей, которая могла лишить его воли одним взмахом длинных ресниц. Он незаметно покачал головой, понимая, что это будет самая сложная и захватывающая игра в его жизни.

Он показал ей как следует держать кий, прицеливаться и бить. В первый раз ее шар выпрыгнул на пол и покатился к двери. Она так сильно расстроилась, что Габби едва сдержался от искушения обнять и поцелуем разгладить морщинки у нее на лбу. Он терпеливо посвящал ее в тонкости игры до основного турнира, а потом, когда она была достаточно готова, Габби разложил шары на столе и сделал первый удар. Когда над столом склонилась Эмили, когда ее манящая грудь стала видна еще больше в глубоком вырезе, Габриел затаил дыхание, до предела сжав свой кий. Он не мог оторвать взгляд от гибкого изгиба ее спины. У него пересохло во рту, потому что Габби испытал почти болезненное желание прижаться к ней. Господи милосердный, во что он позволил себя втянуть!

— Я попала! — радостно воскликнула Эмили, выпрямившись.

Желтый сплошной шар умело покатился в лузу, но этот факт был быстро забыт, когда она столкнулась с горящим взглядом Габриеля. Он дышал тяжело. Его грудь медленно поднималась и опускалась, ворот рубашки распахнулся чуть шире, еще больше оголив золотистую грудь, покрытую мелкими золотистыми волосами. Эмили вдруг испытала непреодолимое желание дотронуться до его груди. Сердце забилось быстрее от подобных откровенных мыслей.

— Теперь… теперь моя очередь, — пробормотал Габби, чувствуя как снова испарина покрывает лоб.

Господи, она так пристально смотрела на его грудь, что ему в какой-то момент показалось, она вот-вот подойдет и прикоснется к нему. Усилием воли взяв себя в руку, он склонился над столом и ударил по шару. Биток резко ударил по оранжевому полосатому шару и тот упал в лузу.

Эмили встрепенулась и посмотрела на него.

— Но ведь сейчас бью я…

— Вместе с шаром ты потеряла биток, поэтому был переход хода.

— Да? — Она и не заметила этого. — Тогда… хорошо…

Какая-то странная игра. Эмили никогда бы не подумала, что в бильярд играть так сложно. И опасно. Особенно когда с тобой играет такой мужчина, как Габриел. Она чувствовала исходившую от него опасность. Это тревожило, пугало, но так сильно притягивало, что она не могла бы покинуть эту комнату, даже если бы ей приказали это сделать. Она не смогла сдвинуться с места, когда он встал рядом с ней, чтобы прицелиться в свой шар. Его бедро коснулось ее бедра. Оба на миг застыли. Какой-то жар разливался у нее по всему телу, а сердце вот-вот было готово выпрыгнуть из груди.

Габби думал о белом шаре, на который пристально смотрел. Он не должен думать о мягком женском бедре, прижатом к нему. Но черт побери, как это сделать, когда так отчетливо чувствуешь ее каждой клеточкой своего тела? У него дрожали руки, у него перехватывало дыхание. Он едва мог соображать. И так сильно ударил по битку, что шар выпрыгнул со стола, а кий оцарапал зеленое сукно.

Он был на грани. Габби резко выпрямился и повернулся к ней.

— Твоя очередь, — сказал он, не сдвинувшись с места.

Эмили склонилась над столом, но никто из них не обратил внимания на то, что битка нет на столе.

Она пыталась прицелиться в шар, хоть какой-нибудь шар, чтобы только не думать о Габриеле, но это было так сложно сделать, что она даже не расслышала его слов…

— Ты целишься не в тот шар…

— Что?

Она повернула голову и посмотрела на него снизу вверх. Габби едва проглотил ком в горле, когда ответил:

— Ты целишься в мой шар.

Ему казалось, что сейчас он задохнется от нехватки кислорода и упадет замертво.

— А разве… Неужели я не могу ударить по твоему шару?

— Тогда будет переход хода.

— Но если я забью твой последний шар, тебе уже ничего не останется, и я выиграю, разве нет?

Габби загорелся гораздо больше от этого странного разговора. Он уже ни о чем не мог думать, глядя в изумрудные, поистине колдовские глаза.

— Позволь, я покажу, — пробормотал он, подошел и встал позади нее. А потом склонился над ней, слегка придавив ее тело к столу. Оба замерли на какое-то время, позабыв об игре. Обо всем на свете. Габби накрыл ладонью ее руку, сжимающую кий, а второй обхватил левую руку, на которой лежал кончик кия. — Тебе следует бить по сплошному шару…

Его теплое дыхание коснулось обнаженной шее Эмили, которой было непонятно, как он еще может говорит. Ей казалось, что она давно утратила эту способность. Сердце стучало как сумасшедшее. Она не видела ничего, кроме руки Габриеля. Она чувствовала всем телом его сильное, напряженное, такое твердое тело. Ей было так хорошо от этого. Волнение такой силы охватило ее, что она не обратила внимание даже на то, как он сделал удар за нее. Его лицо было так близко. Ей вдруг захотелось повернуть голову и посмотреть на него.

— Эмили, — прошептал Габриел уронив кий, который упал на стол.

Он не мог больше сдерживать себя. Габби приложил все свои силы, дабы уберечь ее от себя и своих порывов, но у него ничего не вышло. Обхватив ее за талию, он теснее прижался к ней и коснулся, наконец, губами ее шеи. Боже, у нее была невероятно нежная и бархатистая кожа! У него стало туманиться в голове, и Габби с отчаянием понял, что не сможет отпустить ее.

У Эмили закрылись глаза от сладкого прикосновения. Она и не думала, что поцелуй в шею может быть таким приятным, почти дурманящим. Затаив дыхание, она впитывала в себя очарование этого момента. А потом он медленно приподнялся и поднял ее. Развернув к себе ее трепещущее тело, он снова прижал ее к себе. Так тесно, что теперь она ощутила его сильные бедра, твердый живот и бурно вздымающуюся грудь. Не в силах совладать с собой, она подняла руки и положила ему на плечи. Он заглянул ей в глаза своими потемневшими как штормовое море серыми глазами.

А потом оба одновременно потянулись друг к другу.

Это было так восхитительно, что Эмили едва сдержала сто удовольствия. Каждый раз, когда он начинал целовать ее, Эмили заполняла удивительная сладость, которая вытесняла из груди все остальное. Дурное и мрачное. И каждый раз, чем дольше длился поцелуй, тем сильнее и острее становились чувства. Она прильнула к нему, подставив ему свои губы и сама ответила на поцелуй, когда его горячий языки коснулся ее. Она вздрогнула, вдыхая его крепкий запах, наслаждаясь его объятиями, теплом его дыхания. Каждой клеточкой своего тела она желала быть к нему как можно ближе. Позабыв обо всем на свете, она потянулась руками и запустила пальцы в его золотистые волосы, поражаясь тому, какие они мягкие. Какой он весь мягкий и в то же время твердый и горячий.

У Габби шумело в ушах и дрожали руки. Изо всех сил он пытался сдержать свое рвущееся наружу желание, чтобы не напугать ее. Это было больше, чем мечта. Эмили была его наваждением. Его сердцем. Он хотел покрыть поцелуями всю ее: от пальчиков ног до макушки головы. Подняв дрожащие руки, он стал поглаживать ей спину, заставляя изгибаться ему навстречу. Она тихо застонала и крепче обхватила его шею.

Он умирал. На самом деле умирал от желания к ней. Но чтобы какое-то время позабыть тяжесть в чреслах, и не выдать своего дикого волнения, Габриел оторвался от ее губ и стал посыпать поцелуями заалевшее личико, прямой носик, закрытые дрожащие веки.

Эмили снова выгнулась ему навстречу, неосознанно подставляя себя его горячим губам. У нее обрывалось дыхание, дрожали ноги. Она тонула в каком-то шторме, который постепенно затягивал ее. Но Эмили не хотела, чтобы это хоть когда-либо заканчивалось. Боже, такой сладости, такого упоения она никогда прежде не ощущала! Ей было безумно важно каждое прикосновение Габриеля, губы которого поползли ниже и прижались к впадинке у основания ее шеи. Она задыхалась, чувствуя, как в ней разгорается настоящий пожар. Она не понимала, что это такое, но знала, была уверена, что Габриел вел ее только к хорошему. К чему-то безумно приятному и дорогому.

Эмили погладила его по голове. Габби вздрогнул, приподнялся и снова впился ей в губы на этот раз требовательным, отчаянно-долгим и глубоким поцелуем, забирая от нее все то, что она могла дать ему, и давая ей то, что она только могла взять у него. Эмили с радостью встретила выпад его языка, приняла его и, положив руку ему на щеку, ответила на поцелуй так страстно, что Габби стал дрожать.