Боль и забота, перемешанная с искренним беспокойством так сильно тронули Габби, что сдавило горло. Боже, целых семь лет он не имел возможности слышать этот мучительно сладкий голос, не имел возможности видеть эти изумрудные глаза! Как он прожил эти пустые годы? Они вдруг действительно показались ему пустыми и лишёнными смысла. Без нее…

Вспомнив что-то, он перевел задумчивый взгляд на ее нос. Это почему-то так сильно удивило Эмили, что она нахмурилась.

— Что-то не так с моим?..

Она так мило сморщила носик и попыталась посмотреть на его кончик, что Габби невольно улыбнулся.

— У тебя были веснушки, — пробормотал он, не в силах оторвать от нее свой взгляд.

Она вдруг вскинула голову и удивленно уставилась на него.

Эмили никогда бы в жизни не подумала, что он запомнит такую малость, но Габриел снова поразил ее в самое сердце. Она места себе не находила, пока ждала его пробуждения. А теперь он заговорил о ее веснушках? Она не знала, смеяться ей или плакать, потому что ей вдруг захотелось сделать и то и другое. И при этом крепко обнимать его.

— Д-да… — легкий ответ сорвался с ее губ. — Были…

— И куда они делись?

Габби нашел в себе достаточно сил, чтобы поднять руку. Он осторожно коснулся ее щеки и изумленно замер, потому что она прижалась к его ладони. Ему стало трудно дышать.

— Зимой… зимой они бледнеют и почти исчезают, — с некоторым усилием ответила Эмили, теряя нить разговора. Когда он коснулся ее и заглянул в глаза, сердце ее вспорхнуло куда-то вверх. — И я… — У нее заплетался язык так, будто она была пьяна, хотя никогда прежде не напивалась до такого состояния. — И я пользуюсь огуречным кремом, который выводит веснушки…

— Мне безумно нравились твои веснушки… — Габби потянул ее ближе к себе, чувствуя, как стучит сердце. — Может ты не будешь больше пользоваться своим кремом?

Эмили чувствовала, как ей трудно дышать, как тяжело думать. Она понимала, что сейчас произойдет, она знала, что так произойдет, потому что сама жаждала этого не меньше. Радость от того, что он проснулся и больше не сердился на нее, что был жив, здоров и снова улыбался и касался ее была такой полной, такой сильной, что закружилась голова.

— Думаю…. думаю, что вполне могу обойтись без него…

Габби поднял другую руку и запустил ее в переливающиеся огненные волосы.

— Я обожаю твои волосы! Какое счастье, что ты не постригла и не покрасила их!

Это было больше, чем слова. Ему нравились ее волосы, ему нравились ее веснушки! Ей казалось, что она попала в какой-то волшебный мир, где не существовало боли и одиночества. Рядом с Габриелем мир приобретал совершенно другие очертания и окраску. Это удивляло и так сильно манила, что Эмили позабыла обо всем на свете. Внезапно она поняла, что не важно, что о ней думают другие, самое главное то, что думает один единственный человек, которому всё это было так же важно, как и ей. Самый главный, самый дорогой на свете человек…

Эмили вдруг показалось, что у нее разорвется сердце, если она не поцелует его. Ей безумно нравились его поцелуи. Его теплые, мягкие и такие знакомые губы. Сделав глубокий вдох, Эмили положила руку ему на слегка колючую от приступившей щетины щеку, провела большим пальцем по ямочке на подбородке и склонилась к его губам…

— Габриел…

Она поцеловала его!

Поцеловала сама! Габби казалось, что у него остановится сердце, если она это сделает. Но его сердце не остановилось. Оно замерло, а потом стало биться в совершенно ином ритме, заставляя его испытывать то, что он не испытывал до сих пор. Его касались самые сладкие, самые манящие, самые изумительные губы на свете, которые заставляли дрожать его душу.

Габби глубже запустил пальцы в шелковистые волосы, которые каскадом упали ему на лицо, скрыв их обоих от остального мира. Завлекая в их особый мир. Он чувствовал тепло ее дыхания, тонкий аромат сирени… Он ощущал, как обожаемые рыжие пряди ласкают ему лоб, мягко проходят по глазам, заставляя смеживать веки, запутываются в его волосах. Но более всего он чувствовал нежные губы, которые возвращали утраченные осколки его души.

Габби едва дышал, потянувшись к ней. Она раскрыла ему свои губы. Тело стало покалывать, и силы начали медленно возвращаться к нему. Он ласково поблагодарил ее, скользнув языком в манящие глубины. Она радостно приветствовала его, затянув его в свой омут, и Габби понял, что пропал. Потому что пропало его сердце…

Вдали раздался плачь ребенка. У него так сильно шумело в ушах, что он не сразу понял, что это было. Тяжело дыша, Габби оторвался от Эмили. Она подняла свою голову, не убирая от него своей руки. И вдруг улыбнулась ему так нежно, что сердце его покатилось вниз. Прямо к ее ногам.

— Это Ник, — почему-то с озорством сказала она.

И Габби вдруг понял, что его племянник, этот хитрый интриган, заподозрив своего дядю в покушении на ту, к которой сам неровно дышал, проснулся и стал протестовать против этого. Глядя на улыбающуюся, почти счастливую Эмили, Габби ощутил давящую нежность в груди.

Какой у него однако племянник вырастает! Нужно поставить его на место при случае.

— Он требует тебя к себе, — прошептал Габби, не в силах отпустить Эмили.

Она осторожно погладила его по щеке, вызывая в нем сотни тысяч новых, мучительно-сладких всполохов. Она была самой удивительной девушкой в мире. Его Эмили…

— Я должна пойти к нему, — молвила она, не сдвинувшись с места.

Габби убрал наконец свою руку с ее лица.

— Ты вернешься? — спросил он, пристально глядя ей в глаза. Глаза, которые могли увидеть его насквозь. — Ты вернешься ко мне?

Она положила руку на его ладонь и сжала его пальцы.

— Я вернусь… Я вернусь к тебе…

Она ушла, но с ним осталось ее обещание. Обещание, которое стало значить для него всё.

Обещание, которое изменило всё и связало их навеки…


* * *

Рано утром они тронулись в путь, чтобы наверстать упущенное время. Экипаж катился по безлюдным дорогам и казалось, что они оторваны от мира. Снег, прекративший идти вчера вечером, зарядил с новой силой, грозясь превратиться в настоящий буран.

Эмили не могла избавиться от волнения за Габриеля. Он все еще был слаб и бледен и недостаточно окреп, чтобы продолжить путь, но он настоял на том, чтобы они ехали. И как можно было винить его? Вероятно, он думал, что враги могут снова незаметно настигнуть их… Сидя напротив и откинув голову назад, он закрыл глаза так, будто бы спал, но Эмили чувствовала, как сильно он напряжен. Она была уверена, что Габриел был готов в любую минуту наброситься на тех, кто попытается вновь навредить им.

Воспоминания об их вчерашнем поцелуе неустанно преследовали ее. Эмили казалось, что она перешла очень важную черту, которая полностью изменит ее жизнь. Взглянув на расслабленное лицо Габриеля, она почувствовала, как сжимается сердце. Что-то происходило с ней, что-то меняло ее. Изнутри. Эмили казалось, что она больше никогда не будет прежней. Никогда не сможет жить жизнью, оставленной позади. Она не могла бороться с этим, подавлять или останавливать. Это было сильнее ее. И самым опасным для нее было в какой-то момент полностью прекратить сопротивление… И тогда назад пути действительно не будет.

Неожиданно Габриел открыл глаза и посмотрел прямо на нее, а потом так нежно улыбнулся ей, что затрепетало все внутри.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросила она, стараясь не разбудить Ника, который спал, лежа у нее на коленях.

Габби снова улыбнулся ей, испытывая необъяснимое удовлетворение от того, что она сидела недалеко от него. Теперь ее присутствие стало для него столь значительным, что он не знал другого состояния.

Вчера, немного придя в себя от увиденной умопомрачительной картины, он собрался с мыслями и написал, наконец, письмо Себастьяну о событиях, связанных с похищением Ника. Он очень надеялся, что зять найдет достойную управу на своего давнего врага. Подумать только, этот мерзавец не только не смирился со своим положением, но до сих пор жаждал мести и чуть было не сгубил невинного ребенка! Габби предоставил Себастьяну разобраться с Лейтоном, в то время как племянника мерзавца приберег для себя.

И еще одного, при мысли о котором кровь била ему в голову.

Однако сейчас было опасно думать о… о том, кто непременно ответит ему за всё. В данный момент он должен взять себя в руки и благополучно доставить Ника и Эмили до безопасного места. Он должен быть бдительным и сохранить ясность ума. Под карриком, к поясу был пристегнут заряженный пистолет, на котором покоилась его рука. Больше ошибок он не совершит. Даже несмотря на то, что совсем недавно во время приступа видел, как Тори прижимает к себе здорового и невредимого Ника. А рядом стоит притихшая Эмили. Это значило, что они доберутся до дома в целости, но беспокойство ни на секунду не покидало его…

— Уже лучше, спасибо, — наконец, ответил он, выпрямившись. — Как твоя рука?

— Рука? — Эмили нахмурилась, позабыв о том, что у нее совсем недавно была ранена рука. — О, — сконфуженно пробормотала она, покраснела и опустила голову. — Почти зажила.

— Я рад.

Они замолчали, но окутавшая их тишина не казалась неприятной или напряженной. Это была особая тишина, которой теперь они могли без опасений поделиться друг с другом. Которая не сковывала, а наоборот, еще больше успокаивала и связывала их. Странное чувство охватило Эмили. Опустив голову, она с щемящей болью посмотрела на Ника. Осталось так мало времени… Совсем скоро он окажется вместе со своими родителями, он исчезнет из ее жизни, а ей придется вернуться в свою серую, унылую жизнь, где никогда больше не будет его.

И Габриеля!

Эта мысль так сильно ранила ее, что на грудь легла мучительная тяжесть. Чтобы хоть немного отвлечься от этого, она тихо спросила: