Он должен был узнать об этом, чтобы суметь защитить ее, когда придет время. Теперь о намерении сдать ее судье не могло быть и речи. Он не мог отпустить ее даже, если бы она сама попросила его об этом. Он должен был узнать, что она скрывает. И еще, он не мог отпустить ту самую Эмили. Не сейчас, не тогда, когда он только стал обретать ее. Он хотел узнать ее, узнать о каждой ее мысли, обо всём том, что она знала о древних сокровищах, об Эхнатоне, о языках, о ней самой. Узнать о том, как она всё это время жила одна. Он не мог отпустить ее, не поцеловав эти манящие и лишающие покоя губы. Боже, он не смог бы отпустить ее, и сомневался, что будет способен сделать это, когда, наконец, поцелует ее. Особенно после того, как отведает вкус ее губ.

И снова он вынужден был томиться в неведении, пристально следя за Эмили и гадая, что же она скрывает от него. Она снова сидела предельно прямо и старалась не смотреть в его сторону. Ему казалось, что дотронься до нее, и она рассыпается от напряжения. Сердце внезапно сжалось от мучительной нежности к ней. Как же ей дать понять, что он не враг ей, что он не обидит ее? И как заставить ее поверить в это?

О том, чтобы заговорить снова об истории, не могло быть и речи, потому что она была невероятно сообразительной и легко могла бы догадаться, почему он это делает. Нужно было избрать другую тактику, чтобы добраться до нее. Добраться до ее сердечка и смягчить ее.

— Эмили, — тихо позвал он, заметив, что Ник все это время сладко спал, лежа у нее на коленях.

Она вздрогнула и резко повернула голову к нему. И снова Габби испытал мучительное желание обнять ее. Кажется, это желание совсем скоро сведет его с ума.

— Да? — ответила она так тихо, что он лишь по шевелению ее губ понял, что она заговорила.

Взгляд снова задержался на ее нежных розовых губах, и Габби почувствовал, как становится жарко внутри экипажа. Боже…

— Ты не проголодалась?

Она смотрела на него так, будто он спросил у нее, какое расстояние отделяет Землю от Солнца. И ведь возможно, она бы ответила на этот вопрос, а не на первый.

— Что?

Габби медленно выпрямился на месте.

— Почему тебя всякий раз удивляет мой вопрос о том, хочется тебя кушать или нет?

Она опустила голову и сжала руки. Габби не надеялся даже получить от нее ответ. Особенно искренний. Но она удивила его. В самое сердце.

— Меня удивляет то, что вы желаете заботиться о преступнице.

Да, он был прав, причина ее настороженности все же была. Да еще какая! Она продолжала считать себя преступницей, хотя всячески заботилась о Нике. Она считала себя преступницей, но не желала выдавать тех, кто втянул ее в это опасное дело. Габби мог бы признаться, что уже не думает о ней ни как о преступнице, ни как о похитительнице Ника. И уже тем более сожалеет, что первый день вёл себя с ней так грубо. Но она не поймет его мотивы, а он не хотел, чтобы она еще больше отгородилась от него.

— Эмили. — Габби снова увидел, как она вздрогнула, потому что его голос прозвучал очень мягко, даже нежно. Откашлявшись, он спокойно проговорил: — Все те, кто находятся рядом со мной, зависят от меня, и я несу за них ответственность.

— Я разрешаю вам не делать этого по отношению ко мне.

Габби едва сдержал улыбку.

— И всё же я не могу выполнить твою просьбу, потому что у меня другие представления об ответственности и обязательствах.

Она подняла к нему свое сосредоточенное лицо. Такое красиво и такое притягательное, что у Габби в очередной раз перехватило дыхание.

— Вы… вы не понимаете, — вымученно пробормотала она с таким грустным выражением лица, что у Габби снова сжалось сердце. — Вы не должны.

На этот раз Габби не сдержал улыбку. Но чтобы не смутить ее еще больше, перевел взгляд на Ника, будто улыбка предназначалась ему.

— Поверь мне, я знаю, что делать. — В этот момент малыш проснулся и посмотрел на него своими очаровательными глазками. — Добрый день, мой золотой. Надеюсь, хоть ты проголодался? — Племянник на этот раз был полностью на его стороне, потому что широко улыбнулся ему своей беззубой улыбкой и радостно замахал крошечными ручками. — Вот и славно, дружище. — Габби снова взглянул на Эмили. — Мы сделаем остановку, чтобы пообедать, и у тебя будет возможность накормить этого крохотного ангелочка, не трясясь в движущемся транспорте.


* * *

Подумать только, она просила его не заботиться о себе! Но что она могла сказать ему тога? Она действительно не хотела, чтобы он был добр и внимателен к ней. Эмили уже не могла отрицать, что это действительно самая искренняя и ничем не завуалированная доброта. Поразительно, но мужчины были способны на доброту! Затаив дыхание, Эмили была вынуждена признать, что ужасно обрадовалась, когда обнаружила это качество у Габриеля. У того самого Габриеля! Который убедил ее в том, что у нее «бесподобные» волосы! Волосы, которые она сегодня не повязала платком.

Они остановились во дворе небольшого домика, где жила очередная пожилая чета, которая любезно согласилась накормить их. И теперь сидя в небольшой комнате и кормя Ника теплым молоком, Эмили поняла, как тщетны ее попытки вновь быть нелюдимой с его дядей. Стоило только заглянуть в его мягко светящиеся глаза, стоило увидеть его легкую улыбку, как ее сердце сжималось от непонятного, до боли приятного, но очень опасного, посему и пугающего чувства. Она делала все возможное, чтобы отгородиться от него, но он с невероятной легкостью разрушал все ее барьеры.

Наевшись досыта, Ник заулыбался шире и стал махать руками, желая поиграть. Эмили поставила на стол тарелку с опустевшим молоком, ложку и салфетку, и снова повернулась к малышу. У нее было тяжело на сердце, но она должна была выйти в общую столовую, где предстояло пообедать ей самой. И снова мысль о том, что она увидит дядю Ника, услышит его бархатистый низкий голос, получит возможность заглянуть в опасные глаза, невероятно взволновало её. Так, что сердце стало биться неровно, а руки слегка дрожали, когда, сменив пеленки и взяв Ника на руки, она всё же вышла в гостиную.

И снова к ее большому удивлению Габриел не сидел за столом, а ждал ее у дверей. Заметив ее, он выпрямился и подошел к ней. И снова у Эмили гулко забилось сердце, когда он оказался так близко от нее. Боже, почему она позволяла своему сердцу совершать такие стремительные пробеги?

— Ты закончила? — спросил он, глядя на нее своими задумчивыми теплыми глазами.

Когда он так смотрел на нее, она не могла ответить ему грубо, резко. Она вообще не могла сделать хоть что-то, что помогло бы ей защититься от него. Или обозлить его. Эмили ужасно боялась доброты мужчины. Его доброты!

— Да.

— Тогда пойдем кушать, я ждал как раз тебя. — Когда Эмили вновь удивленно посмотрела на него, он сделал то, что она ожидала меньше всего. Он незаметно взял с ее руки Ника и веселым голосом добавил: — Я подержу этого шустрика, пока ты покушаешь, иначе он будет все время отвлекать и мешать тебя. А тебе нужно как следует покушать. Ты и так слишком худая.

Разинув рот, она смотрела на широкую спину человека, который с веселой улыбкой удалился от нее. Как он посмел сделать ей такое личное замечание! С какой стати ему замечать ее худобу! Она вовсе не худая, хотелось бросить ей, но Эмили не смогла произнести ни слова. Растерявшись окончательно, она медленно подошла к круглому накрытому столу, за которым сидел седовласый хозяин дома. Его милая супруга стояла рядом и с улыбкой посмотрела на Эмили.

— Присаживайтесь, дорогая. Я приготовила баранину с особым соусом. Надеюсь, вам понравится.

— Благодарю вас, вы так любезны, — проговорила Эмили ровным голосом, хотя внутри у нее все дрожало, когда Габриел отодвинул для нее стул и, удерживая одной рукой племянника, другой помог ей сесть. Он действительно был обходительным мужчиной. И снова Эмили ощутила искреннюю благодарность к нему, но постаралась ничем это не выдать. — Как замечательно пахнет!

Габриел присел рядом с ней.

Хозяйка дома, миссис Броуди, улыбнулась еще шире.

— Вы должны попробовать всё, — с энтузиазмом сказала она. — Скоро будут готовы мои кукурузные лепешки. Мой муж говорит, что они самые вкусные во всем графстве.

Ее супруг с любовью посмотрел на нее.

— Так и есть, моя дорогая. Так и есть.

Миссис Броуди повернулась к своим гостьям и взглянула на этот раз на Ника.

— Какой у вас красивый сынок! И глаза как у папы…

Веселое выражение лица Габриеля вдруг исчезло. Он помрачнел, будто всякий раз утверждать обратное, становилось для него всё более трудным испытанием.

— Это не мой сын, — наконец произнес он, подтверждая мысли Эмили, которая внимательно следила за ним. — Ник мой племянник.

— Да? — Миссис Броуди была искренне удивлена. — Он очень похож на вас.

— Он похож на мою сестру, а не на меня.

— Как интересно. — Миссис Броуди перевела взгляд на Эмили. — А у вас с женой есть дети?

Эмили как раз в это время пила воду, но внезапно поперхнулась от вопроса миссис Броуди. Габриел с беспокойством повернулся к ней.

— С тобой всё в порядке?

Именно таким обеспокоенным голосом следовало супругу обращаться к своей жене, а не к преступнице. Эмили сделал глубокий вдох и выпила всё содержимое стакана, проглотив ком в горле.

— Да, всё хорошо.

Убедившись, что это на самом деле так, Габриел вновь взглянул на миссис Броуди.

— Она няня моего племянника…

На этот раз глаза миссис Броуди неприлично округлились. Она и дальше стала бы задавать вопросы, если бы ее муж не отвлек ее.

— Дорогая, кажется, горят твои лепешки. Ты не посмотришь?

— Д-да…

С неохотой она все же удалилась, и у Эмили появилась возможность покушать в спокойной обстановке, по достоинству оценивая невероятно нежную баранину, которая, испеченная в винном соусе, буквально таяла во рту. И только тут девушка поняла, насколько сильно проголодалась. Пока она обедала, мистер Броуди и Габриел вели тихую беседу. И это странным образом нравилось ей. Нравилось слушать глубокий голос Габриеля, который успокаивал и вызывал чувства, которые согревали ей душу.