— Я как-то упустил это из виду.

— А еще я не понимаю, зачем ты скинул с себя всю одежду, хотя бальзам нужно втирать в плечо?

Майк расхохотался.

— Правда, не понимаешь?

Мэгги ухмыльнулась в ответ. Она, конечно, догадывалась о замыслах Майка, но теперь уверилась в его коварстве окончательно. Тем не менее сочла необходимым строго сказать:

— Тебе всего-навсего следовало расстегнуть рубашку.

— Если бы я поступил так, как ты говоришь, то не почувствовал бы, как ты трешься о мою спину.

— Да никто тебе о спину не трется.

— А ты пригнись пониже.

Она последовала его совету и услышала протяжный стон.

— Тебе больно?

— Не то чтобы больно, но как-то беспокоит. Причем сильно.

— Настолько сильно, что мы ничем не сможем заняться?

— Именно. Ничем. Разве можно тревожить больного человека?

— По-моему, ты ведешь себя вовсе не как больной.

— А как, по-твоему, должен вести себя больной?

— Прежде всего не тереться спиной о мою грудь.

Майк рассмеялся.

— Кроме того, больной не должен хватать меня за разные места, как только ему предоставляется такая возможность.

— Слушай, ты так авторитетно рассуждаешь… Тебе что, часто приходилось сидеть с больными?

— Не часто, но приходилось. Так больно?

— Уже гораздо лучше.

— Знаешь, Майк, не могу передать тебе, как я сожалею, что тебя ударила.

— Наоборот, ты можешь это передать.

— Но как?

Майк перекатился на спину и широко улыбнулся.

— Тебе срочно нужно включить свое воображение.

Мэгги изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

— Ты уверен? Между прочим, воображение у меня богатое.

— Дорогая, я очень на это надеюсь.