— Нос у тебя уникальный, что и говорить, — усмехнулся генерал. — Такой многое может учуять.

— Глядишь, одним махом чуть ли не все убийства и раскроешь, — невозмутимо продолжал Нигилист.

Генерал с подозрением посмотрел на него.

— Не слишком ли много ты знаешь, Петя? Может, все-таки объяснишь мне кое-что из коммерческих твоих тайн?

— Все, что знаю, сказал, Стас, — вздохнул Петр Яковлевич. Он снова приложился к бутылке. — Хреново себя чувствую. Ты у нас герой, каждый день под пулями ходишь, а со мной такое впервые. Сейчас позвоню в нашу службу безопасности, нужно усилить охрану, а то еще офис взорвут со всеми документами, и — отпусти меня. С ног валюсь.

— Дай и мне, — генерал протянул руку к бутылке.

52

Ноги не слушались, когда Аристарх подходил к двери своей квартиры. Никогда в жизни он так не уставал — даже в армии, когда в тридцатиградусную жару бежал кросс в противогазе. Сказывалось нервное напряжение. Воистину нужно быть сумасшедшим, чтобы после всего пережитого спокойно доехать до Савеловского вокзала, как ни в чем не бывало спуститься в метро, на станции «Боровицкая» перейти на станцию «Библиотека имени Ленина», выйти на «Кропоткинской» и шагать по Остоженке к дому. Какое уж тут спокойствие, когда, кажется, все милиционеры подозрительно глядя на тебя, даже пассажиры и те сторонятся, словно чувствуют преступника. И хочется крикнуть во весь голос: я не убивал! Я вообще не понимаю, что происходит, меня подставили! И этот крик, застрявший в горле, — как будто сгусток пламени, стремительно пожирал и силы и нервы.

Их осталось только-только на то, чтобы отпереть дверь, пройти в комнату и рухнуть на диван. Но едва он это сделал, как в дверь позвонили. Аристарх застонал, не поднимая лица. Уже выследили? Уже пришли? Подождут. Ему теперь спешить некуда.

Звонок дребезжал, не переставая. Аристарх тихо выругался и поплелся в прихожую, сетуя на несправедливость судьбы: могла бы дать ему хоть пару часов для отдыха.

Он даже не спросил, кто звонит. Открыл дверь и, к удивлению своему, увидел соседку, Валентину Васильевну.

— Арик, ты где был так долго? — строго спросила она, нимало удивив Аристарха. С чего бы это скромная Валентина Васильевна говорит с ним, как… как Ирка?

— Играл в спектакле, — сказал он первое, что пришло на ум. — А в чем дело, Валентина Васильевна?

— А вот в чем! — торжественно сказала соседка и попятилась от Аристарха к своей двери.

Оттуда вышла Ирка в чужой застиранной кофте, в потрепанных тренировочных штанах. Остановилась, глядя на Аристарха широко раскрытыми заплаканными глазами, а потом бросилась ему на шею.

— Арик! Любимый мой! Арик… — Она крепко обняла его, прижимаясь влажной от слез щекой к его небритой щеке.

Аристарх неуверенно прикоснулся ладонями к ее спине. Он не верил в это, не мог понять — как такое могло случиться? Уже привык, что жизнь его неуклонно изменялась к худшему: она вдруг стала плохой, потом отвратительной, мерзкой, потом — страшной, жуткой, потом вообще перестала интересовать его. И теперь, когда он мысленно простился с нею, жизнь опять стала нормальной, какой была до всех перемен? Вот же она, Ирка!

— Ты… ты где была? — хрипло спросил он.

— В ванной… — сквозь слезы сказала Ирина.

— В какой ванной?

— В какой, в какой! — сердито сказала Валентина Васильевна. — Бандиты силком вытащили ее из квартиры, увезли куда-то и приковали цепью к трубе в ванной, там она и жила, а теперь убежала. Чего ты стоишь, как истукан, Арик? Неси в комнату, она, бедная, еле на ногах стоит. В милицию надо позвонить! Чтоб этих гадов нашли, да на столбах бы повесили, только так с ними и нужно, иначе — не поймут!

— Не надо в милицию, — пробормотал Аристарх, — их дружки потом с автоматами придут. Спасибо, Валентина Васильевна, мы сами разберемся.

Он подхватил жену на руки — откуда только силы взялись! А она была такая легкая, такая хрупкая! Его любимая, родная, глупая девчонка… Они держали ее в ванной, приковали к трубе? Господи, что же ей довелось пережить! Слезы катились по щекам Аристарха, заросшим трехдневной щетиной.

— Я не изменила тебе, Арик, любимый, — сказала Ирина, судорожно обнимая его за шею. — Я люблю тебя, люблю, не могу без тебя, Арик мой!..

— И я тебя, моя хорошая. — Он бережно положил ее на диван. — Пожалуйста, успокойся, моя глупенькая… Ирка, родная моя… Если б я знал, что ты не на Канарах, я бы искал тебя, я бы нашел, Ирка…

— Они заставили меня написать эту подлую записку, — рыдала Ирина. — Нож приставили и сказали… тебя убьют, если не напишу. Ну что я могла сделать, Арик?..

— Теперь все позади, мы вместе, это главное, — бормотал Аристарх, размазывая слезы по щекам. — Все позади, позади…

— А ты? — встревоженно спросила Ирина. — Ты никаких глупостей не натворил, Арик? Они говорили, что похитили меня для того, чтобы заставить тебя что-то сделать. Ты сделал?

— Ничего плохого я не сделал, моя хорошая, — Аристарх с такой любовью и нежностью смотрел на жену, что она снова обняла его, крепко прижалась к нему всем телом.

— Я больше за тебя боялась, чем за себя, Арик. Меня они не трогали.

— Ты, наверное, есть хочешь? — спросил Аристарх. — Я даже не знаю, что у нас в холодильнике. Яичницу, наверное, смогу организовать. А потом ты мне расскажешь все, а я тебе.

— Хочу есть, — кивнула Ирина. — Теперь, когда ты рядом, Арик, я все хочу.

— Но вначале, наверное, тебе нужно в ванную?

— Ох, нет. — Ирина испуганно прижалась к нему. — Я даже слово это не могу слышать спокойно.

— Это же наша ванная, красивая, уютная, — ласково сказал Аристарх. — Я тебя туда отнесу, и сам буду мыть свою глупую девчонку, пока она снова не станет ослепительно-блестящей дамой.

Он поднял жену на руки, крепко поцеловал в губы. Ирина еще сильнее стиснула его шею. И улыбнулась.


Керосин долго сидел в машине, припаркованной напротив дома, куда ушел Валет, на другой стороне проспекта Мира. Валет приказал ждать его здесь. Сказал, что вернется максимум через полчаса и с бабками. С зелененькими! Керосин в который уж раз вожделенно потер ладони.

Когда ехали сюда, настроение было паршивым. Все стоял перед глазами лох с молотком в руке, падающий на землю. Он, конечно, козел, сам первый стал молотком размахивать, но все же убивать его не нужно было. Набили бы морду как следует — и все дела. Но Валет выстрелил. А он, Керосин, затащил потом тело подальше в кусты, засыпал прошлогодней сырой листвой, до сих пор там лежит, холодный уже весь… Первый раз Валет убил человека на его глазах, раньше Керосин все время ждал в машине и ничего не видел. Оказывается, это страшно.

Но сейчас, ожидая возвращения Валета, Керосин забыл об убитом. Все мысли были о зеленых, за которыми пошел главарь. Что на них купить можно! Скольких телок притащить в свою комнатушку! А еще ведь артисточка мается, ждет не дождется, когда Керосин займется ею! Классная житуха наступит!

Полчаса прошли, а Валета все не было. Керосин закурил уже пятую сигарету. Что за дела, в натуре? Может, он давно вышел другим ходом и сдернул с бабками? Керосин заволновался. Об этом он как-то не думал, всецело доверяя Валету, а надо было! Теперь где его искать? Дома? Как же, появится он дома! Сам говорил, получит бабки, продаст свою комнату и махнет на Кипр. У него кое-что есть, да плюс то, что будет, — вполне можно купить квартиру на этом острове.

Неужели Валет сдернул на Кипр? Где ж его там искать?

Ну и дела!

И вдруг Керосину стало страшно. Так страшно, что он и про зеленые забыл. К дому подскочили сразу три милицейские машины, сверкая огнями, остановились у подъезда, куда вошел Валет. Менты в бронежилетах и с автоматами взяли на прицел обшарпанную дверь. Керосин понял — Валету крышка. Повязали его менты. Все, хана!

Он с трудом удержался, не рванул с места, не уехал подальше отсюда — все еще теплилась надежда: вдруг Валет ушел, а менты подняли кипеш из-за того, что нашли кого-то убитым. Валет выскользнул через другие двери и сейчас подойдет к нему, сядет на переднее сиденье, ухмыльнется и скажет: порядок, Керосин. Погнали. Прошло еще несколько минут — Валета не было.

И вдруг Керосин понял — ждать больше нечего. Главное сейчас — самому смыться! Пока не подошел мент с автоматом и не приказал вываливать из машины.

Он включил двигатель и осторожно выехал на проспект. До боли в пальцах сжимая руль, проехал мимо милицейских машин — и дальше, дальше! В комнатушку, которую они снимали на двоих со Шпинделем, возвращаться было нельзя, в квартиру, где жили последние дни, стерегли артистку, тем более. Скоро и там и там будут менты!

Керосин не долго раздумывал, куда ему ехать. Конечно же, в Тулу, к маме с папой, хватит ему этой Москвы, сыт по горло!


Насладившись долгими, сумасшедшими ласками, рассказав друг другу все, что с ними произошло во время разлуки, Аристарх и Ирина лежали в постели. На тумбочке светился экран телевизора.

— Ты думаешь, не нужно звонить в милицию? — спросила Ирина. — Арик, ну чего ты молчишь? Ох, как же хорошо мне с тобой, любимый… И всегда было хорошо, только я, дура, решила поискать чего-то лучшего. А лучшего просто не бывает на свете, Арик мой!..

— А ты — Ирка моя… Глупышка невероятная. Дура несусветная, но за это я тебя и люблю.

— А в милицию?

— Он обещал позвонить в полночь. Подождем, а потом решим, что делать.

— Ой, Арик, смотри, что там показывают!

По московской программе передавали хронику криминальных происшествий.

— Сегодня вечером на своей загородной даче вблизи города Лобня был убит генеральный директор концерна «Сингапур» Степан Петрович Шеваров, — говорил диктор.

— А ищут меня, — сказал Аристарх. — Я тебе рассказывал об этом. И пистолет с моими отпечатками лежал на ковре.