Бренда Джойс - Опасная любовь

Эмилиан посмотрел на девушку, лучащуюся счастьем и энтузиазмом. Он не хотел разочаровывать ее и надеялся, что ее добродушие пребудет с ней до конца ее дней. Молодой человек поймал себя на мысли, что мечтает показать ей Вудленд, пока kumpa’nia не уйдет на север. Он мог бы так много предложить ей теперь – вот только она предпочитала жить среди цыган.

Он как наяву видел сестру в своем доме gadjo , облаченную в платье gadji. Эмилиан напрягся, потому что это было неправильно. Он в упор посмотрел на дядю.

– У нас с Джаэлью вся ночь впереди – и еще много времени для разговоров в будущем. – Он улыбнулся девушке. – Может быть, мне удастся найти тебе мужа, jel’enedra[9] .

Она состроила гримасу:

– Благодарю, но нет. Я стану охотиться в одиночку – и выбирать буду по своему вкусу.

– Ах, какая независимая! – поддразнил он. – Устроишь облаву, значит?

Она наградила его взглядом, в котором застыла боль. Джаэль вовсе не была наивной девственной изнеженной английской розой.

– Когда он появится, я поохочусь на него. – Привстав на цыпочки, она чмокнула брата в щеку и убежала.

Эмилиан молча воззрился ей вслед.

– Не беспокойся, – произнес Стеван, – она гораздо менее искушенна, чем хочет казаться, и просто играет в женщину, вот и все. Иногда мне кажется, что ей все еще пятнадцать лет.

– Но ей гораздо больше лет, – сухо возразил Эмилиан. Цыганские понятия об этике и морали сильно отличались от принятых в мире gadjos . Было бы странно узнать, что Джаэль – невинная девушка, когда речь заходит о страсти. – Ей уже пора выходить замуж, – отрезал он. Он не хотел, чтобы его сестрой воспользовались, а после выбросили за ненужностью, как произошло с их матерью.

Стеван рассмеялся:

– Ты говоришь как самый настоящий брат!

Эмилиан не улыбнулся в ответ. Он выжидал.

Его дядя тоже посерьезнел.

– Идем со мной.

Он повиновался, терзаемый дурным предчувствием.

В ночном небе сияли тысячи звезд, а деревья что-то тихонько нашептывали, когда они проходили мимо.

– Ее здесь нет, – произнес молодой человек. Это не было вопросом.

– Нет.

– Она мертва?

Стеван остановился и положил обе руки на плечи племяннику.

– Да, Райзы больше нет в живых. Мне очень жаль.

Эмилиан больше не был двенадцатилетним мальчишкой и не имел права плакать, но на глаза его навернулись слезы. Его мать мертва. Райза умерла – и его не было рядом с ней. Она умерла – а он не видел ее долгих восемь лет.

– Что случилось, черт подери?

– Что всегда случается с цыганами? – вопросом на вопрос ответил Стеван. – Она предсказывала судьбу на ярмарке в Эдинбурге. Одной леди очень не понравилось ожидающее ее будущее, и она вернулась со своим джентльменом и потребовала обратно свой шиллинг. Твоя мать отказалась вернуть деньги. Вокруг стала собираться толпа, и вскоре все уже кричали на Райзу, обвиняя ее в мошенничестве, попрошайничестве и краже их денег. К тому времени, как я обо всем узнал и поспешил к ее прилавку, люди принялись закидывать ее камнями. Райза пыталась укрыться за столом, используя его на манер щита, иначе она давно была бы мертва.

Эмилиан стоял неподвижно, и перед его мысленным взором предстала ужасная картина: его мать съежилась за хлипким деревянным столом, используемым для игры в карты.

– Я продрался сквозь толпу, и в меня тоже полетели камни, – продолжил рассказывать Стеван. – Я схватил Райзу – она была ранена в голову, Эмилиан, и истекала кровью. Закрывая ее своим телом, я попытался увести ее. Она шагала с таким трудом, что я на мгновение выпустил ее. Я почти успел подхватить ее, но она все же упала и ударилась головой. Больше она не встала.

Молодой человек хотел кивнуть, но обнаружил, что не в силах пошевелиться. Он представлял свою мать лежащей на булыжной мостовой, взгляд ее широко раскрытых глаз устремлен в пространство, из раны на голове течет кровь.

Стеван обнял его.

– Райза была хорошей женщиной и очень сильно любила тебя. Ах, как она тобой гордилась! Господь наделил нас хитростью, чтобы мы могли приспособиться к жизни в мире gadjos . Однажды они заплатят. Они всегда платят. Мы заставляем этих дураков заплатить. – Он зло сплюнул себе под ноги. – Я рад, что ты воспользовался budjo , чтобы обхитрить gadjos и разбогатеть! – Он снова сплюнул, придавая таким образом своим словам большую убедительность.

Эмилиан осознал, что плачет. Он не плакал с той самой ночи много лет назад, когда его силой вырвали из материнских объятий и цыганской жизни. Его запер какой-то англичанин, клявшийся, что отвезет его к его отцу-gadjo. Он был закован в цепи, как люди, которых видел время от времени направляющимися на виселицу – некоторые из них были цыганами, другие нет. Он плакал от страха и одиночества, но, устыдившись собственной слабости, сумел осушить слезы до того, как тот ужасный англичанин вернулся. Сейчас же его слезы рождались в его израненном сердце. Боль была столь ошеломляющей, что грозила в любую секунду разорвать Эмилиана на части.

Его не было рядом с матерью, чтобы защитить ее, уберечь ее. Он утер слезы.

– Когда?

– Месяц назад.

Он с трудом мог дышать. Ее больше нет. На место скорби пришло чувство вины.

Месяц назад он был с головой погружен в дела gadjo. Он перестраивал свою беседку gadjo . Дни и ночи напролет проводил в постели своей любовницы-gadji .

А все потому, что он решил остаться жить с Эдмундом, когда мог бы оставить его.

Он предпочел мать отцу – а теперь Райза мертва.

– Они всегда платят, – яростно повторил Стеван.

Эмилиан всем сердцем желал, чтобы убийцы получили по заслугам. Он ненавидел их всех. Всех до единого. На глаза снова навернулись слезы, слезы бессилия. Он не знал ни одного убийцы, которого мог бы покарать. Ну почему его не было рядом с матерью, чтобы спасти ее? Чувство вины подтачивало его, как червь, а ярость наполняла невиданной силой. Будь прокляты эти gadjos, подумал он. Будь они все прокляты.

Потом мысли его обратились к де Уоренну и его дочери.

Опустив голову, он бродил вокруг лагеря, обуреваемый гневом. Гнев для него был предпочтительнее горя. Страх Райзы, должно быть, не знал границ. Но даже самый сильный гнев не мог заглушить голос вины. Его мать убили gadjos , в то время как сам он жил их жизнью. Он никогда не простит себя за то, что навестил Райзу всего лишь однажды за прошедшие восемнадцать лет.

– Эмилиан.

Заслышав голос Джаэли, он замер на месте, осознав, сколь эгоистично его горе. Стеван заботился о его сестре, но он не мог заменить ей мать. Отцом Джаэли был какой-то шотландец, которого совершенно не заботила судьба своей незаконнорожденной дочери, потому что у него была шотландская семья и жена.

– Иди сюда, edra[10], – позвал он, принуждая себя улыбнуться.

Одного взгляда в лицо девушки было достаточно, чтобы понять, что ее что-то тревожит. Она дотронулась до руки Эмилиана.

– Я тоже опечалена. Каждый день я скорблю. Но ничего уже не поделаешь. – Она пожала плечами. – Однажды я заставлю gadjos заплатить.

Он напрягся:

– Ты этого не сделаешь. Предоставь мне право мести.

– Я обладаю этим правом даже в большей степени, чем ты! – вспылила Джаэль. – Ты едва знал Райзу!

– Но она была моей матерью. Меня забрали у нее силой. Я не просил этого.

Девушка смягчилась:

– Прости меня, Эмилиан. Конечно же ты прав. – Она немного помолчала, испытующе гладя на брата своими янтарными глазами, затем добавила: – Когда я была маленькой, ты однажды навещал нас. Помнишь? Счастливое то было время.

– Да, помню, – отозвался он, уверенный, что точно знает, куда клонит его сестра.

Она смотрела на него молча, и Эмилиан думал о том, как он прожил в таборе целый месяц – а потом внезапно уехал.

– О чем ты хочешь меня спросить?

– Ты богат, как король, и над тобой нет хозяина. Но почему же ты так никогда и не вернулся к нам? Ко мне? Цыганам ты предпочитаешь gadjos ? Их жизнь тебе больше по вкусу? Ты приходил, когда я была ребенком, но ты не остался!

Джаэль говорила с жаром, настойчиво, в глазах ее блестели слезы. Эмилиан понимал, что этой маленькой женщине, которая так любит его и так предана ему, важно услышать его объяснение. Он взял ее за руку и, хотя чувствовал себя при этом неуютно, не отпустил ее ладони. Молодой человек осознал, что еще несколько дней назад он ответил бы по-другому, но сейчас над ними черным ужасным покрывалом нависала смерть их матери. В сердце его поселилась скорбь, смешанная с виной, а гнев угрожал в любую минуту разорвать его на куски.

– Я уехал, потому что получил известие о смерти отца, – честно ответил он. – Но в мои намерения не входило остаться в kumpa’nia . Я был очень молод и мечтал о путешествии с цыганами, поэтому и присоединился к вам. Для меня это было приключение, jel’enedra .

Эмилиан вспомнил, что через несколько дней бесцельной поездки им овладела страшная скука. В последующие годы он позабыл о разочаровании, так как оно было вытеснено новостью о смерти Эдмунда. Но, находясь в дороге с цыганами, он думал лишь об обязательствах, связанных с имением. Путешествие не доставляло ему радости, но позднее он уверил себя, что это оттого, что он был слишком молод. Теперь же все по-другому.

– Я не знаю, какую жизнь выбрал бы сейчас и чего я хочу, – растягивая слова, произнес Эмилиан. – Долгое время я вел жизнь англичанина, но нам обоим известно, что в действительности я didikoi.  – Сердце его неистово колотилось в груди. Он являлся изгоем, и ничто не сможет изменить этого факта в будущем. Прежде он попросту игнорировал его. – Но одно я знаю наверняка – я рад, что у меня такая сестра.