Английская часть его натуры умерла.

Пришпорив кобылу, он пустил ее галопом и, заставив животное подняться по каменным ступеням крыльца, сорвал с двери ненавистную надпись. Затем он столь безжалостно развернул лошадь, что она припала на задние копыта. Эмилиан поскакал на постоялый двор.

Соскочив на землю, он в один прыжок оказался у входа в «Белый олень» и содрал вывеску, проклиная gadjos за их снобизм, предрассудки и ненависть. Тут он почувствовал на себе взгляды.

– Еще один цыган, такой же, как и все остальные.

Эмилиан медленно повернулся и заметил стоящую на другой стороне улицы группу из пяти мужчин. Они немедленно потупились и поспешно зашагали к центру деревеньки. Он так и не узнал, кто из них произнес эти слова с таким нескрываемым презрением.

Он уже сотни раз слышал эту фразу прежде.

Эмилиан часто и тяжело дышал, тщетно пытаясь восстановить душевное спокойствие. Он мог бы сорвать все вывески, но не в его силах стереть из людских сердец укоренившиеся в них предрассудки и ненависть, и эти плакаты будут появляться снова и снова – до тех пор, пока Стеван и kumpa’nia не оставят эти места. Но он не мог просто взять и уйти.

Эмилиан направил свою кобылу к магазину изящных вещиц Хоукса, торгующему такими экзотическими товарами, как специи с Дальнего Востока, ножи для вскрывания конвертов из слоновой кости и американский табак, а также мебель от лучших мастеров плотницкого дела, напольные и наручные часы, кожаные крышки столов, письменные принадлежности, урны и вазы, лампы и канделябры. На протяжении долгих лет он приобрел множество дорогостоящих товаров у хозяина этого магазина.

Сжимая в кулаке дверную ручку, Эмилиан ощутил тупую боль в душе. В следующее мгновение он оказался в просторном магазине с большими застекленными окнами.

Освещение внутри было приглушенным. Молодой человек принялся осматривать товар, осознавая, что ему нужно во что бы то ни стало замаскировать сжигающий его гнев.

– Ты разве надписи не видел? Цыгане здесь не обслуживаются!

Эмилиан все еще был облачен в изумрудно-зеленую жилетку, щедро расшитую золотой нитью. Он развернулся подчеркнуто медленно и воззрился в высокопарное лицо сына Хоукса.

Эдгар Хоукс побледнел.

– Милорд Сен-Ксавье! – вскричал он, отвесив низкий поклон. – Приношу вам глубочайшие извинения.

– Я возьму вон те две хрустальные вазы, – спокойно произнес Эмилиан. – Их выдували вручную, не так ли?

– Да, сэр, они из графства Уотерфорд, лучшего в Ирландии производителя…

Эмилиан перебил его:

– И вот эти коврики, пару.

– Они турецкие, милорд, и очень дорогие. Не хотите ли, чтобы я развернул их для вас?

– В этом нет необходимости. – Он подошел к сундуку, явно сделанному испанскими мастерами. – И вот это я тоже возьму.

– Одну минуточку, я только принесу бухгалтерскую книгу, – хриплым от волнения голосом произнес Эдгар, скрываясь в подсобном помещении.

Эмилиан остался стоять неподвижно, чувствуя, как все его существо затопляет волна презрения к этому пухлому человечку. Вдруг перед его мысленным взором снова возник образ Ариэллы де Уоренн. «Веришь ли ты в любовь с первого взгляда?»

Он выругался. Чем скорее ему удастся найти достойного доверия управляющего, тем скорее он сможет покинуть Дербишир вместе с табором.

Тяжело отдуваясь, вернулся Эдгар. За ним появился его еще более тучный отец.

– Лорд Сен-Ксавье, очень рад видеть вас, сэр. Вы ничего не покупали в нашем магазине с прошлой зимы, – произнес Джонатан Хоукс, заискивающе улыбаясь.

Не обращая на хозяина ни малейшего внимания, Эмилиан поднял глаза к потолку и заметил висящий там хрустальный канделябр, являющийся частью декора помещения.

– И вот это я тоже возьму.

– Канделябр не продается, – возразил Эдгар. На лбу его выступили капельки пота.

Эмилиан воззрился на него, страстно желая схватить его за горло и придушить.

Эдгар побледнел, но тут на выручку ему пришел Джонатан:

– Разумеется, мы продадим его вам.

– Очень хорошо. Пока это все. Занесите на мой счет.

– Разумеется, – ответил старший Хоукс. – Я сейчас же посчитаю итоговую сумму ваших покупок.

Эмилиан одарил хозяина холодной улыбкой:

– Ах, как мне нравится отовариваться в вашем магазине.

– Рад слышать это, милорд, – поспешно отозвался Джонатан.

– В самом деле? Вынужден, однако, сообщить, что отныне я намерен покупать у Шеффилда в Манчестере.

Джонатан молча воззрился на него.

Эмилиан отвечал хозяину тем же. Некоторое время ни один из них не произносил ни слова.

– Настоятельно рекомендую вам убрать вывеску. Также советую поощрить ваших соседей последовать вашему примеру.

Джонатан побелел как мел.

– Полагаю, эта вывеска – ужасное недоразумение, – наконец вымолвил он.

– Вот и хорошо. – С этими словами Эмилиан и покинул магазин.

Глава 6

Едва придя домой, Эмилиан услышал голоса своего кузена и двух его приятелей-холостяков. Они находились в гостиной, и избежать встречи не представлялось возможным. Он тайно надеялся, что они станут насмехаться над ним. В магазине изящных вещиц Хоукса Эмилиан демонстрировал чудеса самоконтроля, но дома не видел нужды сдерживаться. Одно колкое слово в его адрес – и он взорвется. Ему нужен был хоть какой-нибудь повод…

Он в нерешительности замер на пороге гостиной. За последние несколько лет он многое изменил в этой комнате, превратив ее в удобное место проведения досуга для англичанина. Повсюду стояли диваны, стулья, столики и лапы. На каменной стене над камином висел герб семьи Сен-Ксавье и портреты его предков. Над каминной полкой располагались мечи, которыми, по заверению Эдмунда, сражались во времена гражданских войн. В дальнем конце гостиной стоял античный столик с двумя стульями с высокими спинками, чья кожаная обивка местами потрескалась от времени. По словам отца, этот стол находился в доме со времен его постройки в конце шестнадцатого века.

Это был его дом, и он потратил многие годы, работая над тем, чтобы превратить Вудленд в процветающее имение. Но это был дом англичанина, а Эмилиан больше не хотел быть одним из них.

ЦЫГАНЕ ЗДЕСЬ НЕ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ.

Снова и снова представлял он полные ненависти слова, а потом видел Райзу, лежащую без жизни на эдинбургской мостовой. Он тяжело задышал, чувствуя, как созревает в нем окончательное решение. Жажда мести пылала в его душе ярче прежнего.

Он холодно воззрился на кузена. Роберт ненавидел и презирал его с истинно английской предубежденностью с того самого момента, как Эмилиана привезли в Вудленд в возрасте двенадцати лет. Никогда не забудет он историю своих отношений с двоюродным братцем. Даже в детстве Роберт был напыщенным фанатичным глупцом. Однажды, не в силах более терпеть насмешек кузена, Эмилиан налетел на него с кулаками, и их отцам пришлось разнимать их. Эдмунд принял сторону Эмилиана, в то время как дядя – отец Роберта – стал яро заступаться за своего сынка.

– Это цыганское отродье! – орал что было мочи Роберт. – Выпорите его хлыстом за то, что он сделал!

Эмилиан в кровь разбил кузену нос. Когда отец схватил его, он не произнес ни слова. Роберт обзывал его унизительными словами перед слугами и симпатичной дочкой повара.

– Он оскорбил моего сына! – воскликнул Джон. – Этот мальчишка – дикий необузданный звереныш! Его нужно запереть, изолировать от общества! А еще лучше отправить назад к его цыганской мамаше!

Эмилиан дрожал от негодования, ненавидя их обоих.

– Никто не будет заперт или выпорот, – непреклонно заявил Эдмунд и чуть слышно, так чтобы его слышал лишь его сын, спросил: – Ты в порядке?

Эмилиан чувствовал, что вот-вот заплачет. Однако он справился с собой и кивнул.

В тот момент он отчаянно захотел оказаться в дороге вместе с kumpa’nia , хотя и прожил в имении отца уже несколько месяцев. Он тосковал по дому и отлично понимал, что никогда не станет частью жизни, которую для него выбрал Эдмунд – и с которой он согласился.

Роберт сидел со своими приятелями за столом, на котором стояли две початые бутылки вина. Было всего три часа пополудни, слишком ранний час для карт и вина, но ведь никто из этих так называемых джентльменов понятия не имел о долге и ответственности. Эмилиан ощутил прилив отвращения. Друзья Роберта были транжирами, сынками разорившихся аристократов.

Унизительная надпись с вывесок в деревне танцевала перед глазами Эмилиана. Роберт относился к тому типу людей, который станет писать такие слова сам или подбивать на это других. В действительности именно его кузен со своими жалкими дружками могли учинить беспредел в Кенилворте.

Завидев его, Роберт встал из-за стола.

– Эмиль! – воскликнул он, широко улыбаясь. – Ты вернулся. – Взгляд его был устремлен на желтую широкую рубаху Эмилиана – подарок Джаэли – и его зеленую жилетку – дар жены Стевана.

Эмилиан отчаянно желал, чтобы один из них осмелился оскорбить его сейчас.

– Разумеется, вернулся, – спокойно ответил он. – Это же мой дом. – Едва он произнес эти слова, как перед глазами принялись мелькать, сменяя друг друга, образы kumpa’nia , полных ненависти вывесок в деревне и Ариэллы де Уоренн.

– Очень хорошо, – продолжал Роберт несколько более скованно. – Дело в том, что твоя экономка и еще одна служанка ушли, а среди слуг царит настоящий хаос.

Гнев Эмилиана возрос, приближаясь к угрожающей отметке.

– Я уехал всего на одну ночь, – быстро произнес он. – Это ты оскорбил моих людей? Какая служанка ушла вместе с миссис Додд? Ах да, нетрудно догадаться – ее рыжеволосая дочь.

Роберт густо покраснел.