Мари Кордонье - Опасная леди

– Какое тебе дело! Занимайся лучше подушками!

Леонора обрадовалась, что Джейн была так лояльна по отношению к ней, но другая девушка не унималась.

– Я никогда не думала, что он так быстро женится, – захихикала она, и Леонора предположила, что «он» – это, скорее всего, ее супруг, Герве. – В конце концов, леди Аманда – очень красивая дама! А о том, что он ее обожает, известно всем и каждому!

– Не говори глупостей, – возмутилась Джейн. – Она его мачеха!

– Ну и что? Ты же не будешь спорить, что он смотрит на нее, как кошка на блюдце со сметаной? И она мурлычет в ответ! Спорим, они любовники!

Леонора прижала руку ко рту, что помогло ей не вскрикнуть в последний момент. Герве и леди Аманда? Невозможно! Или все же?..

– Тебе бы нужно укоротить твой длинный язык, – взорвалась между тем Джейн. – Как только можно иметь такое грязное воображение?

– Воображение? – Другая возмутилась так сильно, что голос ее сорвался на визг. – Тогда мои фантазии также и то, что она его принимает, лежа в постели, и надетая на ней ночная сорочка настолько неприлична, что гладильщица краснеет, когда начинает ее гладить?

– Каждому в доме известно, что у леди Аманды слабое здоровье. Неужели ей нельзя принимать гостей, когда она больна и не может встать с постели?

Как окаменевшая, слушала Леонора этот спор, который давал ответы на многие бродившие и у нее в голове вопросы.

– Ты наивна, Джейн! – возразила другая девушка язвительно. – Для тебя эти леди вне критики. Но вот что я тебе скажу: они не лучше и не хуже нас. Черт знает, по какому праву именно они появились на свет на шелковых простынях. Наша сестра работает, не разгибая спины, и должна быть счастлива, если выйдет замуж за конюха или слугу, прежде чем помрет родами пятого или шестого сорванца!

– Бетти, грешно тебе так говорить!

– С каких это пор правда стала грехом?

Горечь, звучавшая в этих словах, почти так же задела Леонору, как и злая перепалка, невольной слушательницей которой она была. Она не отваживалась даже перевести дух. Сжав край стола руками, так что проступили косточки, Леонора ожидала ответа Джейн.

– Недовольство и зависть – вот грех! А если миссис Бернс заметит, что ты так небрежно заправляешь простыни под матрац, тогда тебе уже не придется слишком долго гнуть свою прекрасную спину на Уинтэшей!

Молчание. Горничная, видимо, сказала свое последнее слово, потому что несколько позже Леонора услышала стук двери, означавший, что обе удалились.

Леонора выдохнула воздух, который так долго задерживала в себе, и встала так резко, что стул отлетел и ударился о стену. Ее сердце бешено стучало. В это время взгляд девушки невольно упал на сверкающее, в золоченой раме, овальное венецианское зеркало, которое висело над камином.

Леонора видела в нем свое отражение – портрет одетой в мрачные тона полноватой особы с широко раскрытыми светлыми глазами на мертвенно-бледном лице. Перед ее внутренним взором вместо этой картины возник образ леди Аманды – со струящимися по плечам серебристыми локонами, в кружевном неглиже, которое не скрывало совершенства ее фигуры.

Какое значение могла иметь разница в возрасте? Ни один мужчина в своем уме не удостоил бы юную леди Уинтэш и приветливым словом, если бы он мог рассчитывать на расположение леди Аманды или уже обладал им…

Машинально Леонора провела рукой по своим гладко зачесанным назад волосам. Ни одна прядь не выбилась, но замедленное движение пробудило подспудную тоску ее сердца по нежности и симпатии. Никто никогда не утолил эту тоску. Она была одинока. После смерти отца еще более, чем когда-либо раньше.

Пока он был жив, Леонора могла, по крайней мере, поддерживать иллюзию о том, что он ее любил, что он лишь прятал свои чувства за внешней грубостью. Теперь он умер, и ей никогда не узнать, права она была или нет.

Однако… Руки Леоноры опустились. Письмо! Силы небесные, она совсем забыла о письме отца! Где же оно? Она попыталась привести в порядок путаницу своих мыслей, сосредоточиться. После оглашения завещания она убрала письмо в карман юбки, а из-за унизительной ссоры с мужем это совершенно вылетело у нее из головы!

Она побежала в спальню, а оттуда в комнату для одевания. Это была квадратная, маленькая, но очень удобная комната, где у торцовой стены стоял громоздкий шкаф красного дерева, в котором было достаточно места для ее строгого гардероба. Она открыла дверцу и стала отодвигать вешалки с платьями в сторону одну за другой.

Да, там в самом заднем углу висело темное повседневное платье. Она сказала Джейн, что не хочет его больше никогда носить. Во-первых, оно, действительно, слишком теплое, а во-вторых, оно слишком напоминает ей о пренебрежительных словах мужа.

Леонора сунула руку в боковой карман юбки и не ощутила ничего, кроме ткани. Странно… Но там был только один карман… Она вынула платье из шкафа и потрясла его, прощупала складки, лиф, рукава. Ничего не было! Никакого шелеста, ничего твердого. Где же письмо?

Леди Уинтэш заставила себя успокоиться, хотя была близка к тому, чтобы нервно рассмеяться. Ну, конечно же, ведь теперь у нее есть горничная. Сама она больше не следит за порядком в шкафах. Наверное, Джейн нашла письмо во время уборки и куда-нибудь его положила.

Быстрые, поверхностные поиски на всех столах, комодах и выступах камина, тем не менее, оказались безрезультатными.

Нетерпеливо, несколько раз подряд Леонора дернула за вышитую бархатную ленту, и дребезжащий звон колокольчика, вызывающего горничную, раздался в комнатах для прислуги.

Слегка запыхавшись от быстрого бега, появилась девушка и сказала, чтоне находила письма. В карманах платья миледи ничего не было, только отделанный кружевом носовой платочек, который она отдала в прачечную.

В замешательстве Леонора отпустила горничную.

Единственным объяснением могло быть то, что она потеряла письмо. Она опустилась на обтянутую бархатом банкетку перед туалетным столиком и закрыла лицо руками. Потеря письма была той каплей, которая переполнила чашу, разрушила с трудом сохраняемое самообладание.

Леонора почувствовала слезы, которые сами по себе просто текли из уголков глаз, и не попыталась сдержать их. Уже несколько лет прошло с тех пор, как она плакала в последний раз, но сегодняшние слезы не приносили облегчения. Напротив, они лишь подтвердили бесполезность ее существования. Она, Леонора, была всего-навсего вещью, которую владелец обменял на пару погашенных ипотечных ссуд и выплату игорных долгов. Более некрасивой, чем любое произведение искусства, более бесполезной, чем упаковка товара, бочка вина или банковский вексель.

Как сложится ее будущее? Что ее ожидает под крышей этого дома? Жалкое существование экономки с титулом? Простое присутствие в качестве леди Уинтэш? Было ли для нее предопределено ежедневно вновь и вновь терпеть обидное равнодушие, даже презрение супруга? Находясь рядом с блистательной красотой леди Аманды, оставаться в тени? Оставаться нелюбимой, которую не замечают и которой пренебрегают?

Юная супруга опустила руки и с лихорадочным интересом вновь посмотрела на себя в зеркало. Она не относилась к женщинам, по которым незаметно, что они плакали. Ее глаз было не видно под распухшими веками, а на бледной коже появились красные пятна.

– Леди Уинтэш, Леонора Элизабет Пруденс Кройд, – хрипло прошептала она. – Почему ты не умерла во время родов вместо твоей матери? Почему ты должна была остаться жить и стать жертвой тщеславия своего отца? Что он получил за твой титул и за то, что ты живешь в замке? Могилу на деревенском кладбище Святой Агнессы! Стоило ли это такой жертвы?

Никто не ответил на ее вопросы. Более того, тишина в комнате отдавалась в ее голове гулко и больно, как удар молота.

Леонора закрыла глаза, но перед нею встали незваные картины ее фантазии: соединенные в страстном объятии Герве и леди Аманда. Ее супруг любил свою мачеху! Любил ее вплоть до инцеста? Нет, это же не было грехом кровосмешения! Он имел право обнимать ее… И даже если он предполагал, как больно Леоноре было знать об этом, у него не было основания принимать в расчет ее чувства. Или все-таки было? Ведь он поклялся перед алтарем любить и уважать ее. Священник благословил их союз, был подписан брачный договор!

Горькая усмешка искривила пухлые губы Леоноры.

Кто в этом мире держит свои клятвы? Только дураки и простофили пытаются уважать данное слово.

Рассердившись, Леонора вытерла слезы и встала. Платье, карманы которого были пусты, соскользнуло на пол, но она не обратила на это внимания. Ее знобило и ей было не по себе. Лучше всего было бы лечь в свежезастеленную кровать и натянуть на голову одеяло.

Кто же заметит ее отсутствие?

Скорее всего, только мсье Филипп, заносчивый повар-француз, который считал ниже своего достоинства лично разбить пару яиц и вылить их на сковороду, или миссис Бернс, которой не пришлось бы тогда отвечать на вопрос, как это стало возможным, что за один только месяц в Уинтэше было израсходовано ни много ни мало пятьсот восковых свечей.

По всей вероятности, до сих пор леди Аманде представлялось более важным очаровывать своего пасынка, чем следить за своими слугами. Было очевидно, что причиной назревающего разорения были не только игорные долги покойного графа.

Леоноре понадобилось некоторое время, чтобы отвлечься от этих мыслей и, приложив сверхчеловеческое усилие, спрятать собственное несчастье в самый дальний уголок своего измученного сердца.

Затем она с трудом все же взяла себя в руки. Даже если недавно, в минуты глубочайшего отчаяния, она и пожелала оказаться на месте своих умерших матери или отца, она ведь не умерла! А пока жива, она во всяком случае выполнит свой долг, будь она хоть дочерью Роланда Эпуорта, хоть Леонорой Кройд. Этого требовали ее личное достоинство и гордость, даже если жизнь ее почти сломала.

– Это самое красивое место в Уинтэше, ты не находишь?