Жилистая, смуглая мужская рука. Сильная и одновременно узкая, аристократическая. Рука, созданная для меча и шпаги. Леонора едва почувствовала прикосновение этих крепких пальцев, но тем сильнее ощутила тяжесть широкого, украшенного чеканкой кольца.

На ее маленькой округлой ручке оно бросалось в глаза как нечто массивное и грубое, почти языческое во всем своем великолепии.

Позднее она узнает, что это украшение принадлежало к самым ценным вещам из фамильного наследства графов Уинтэш. Утверждали, будто бы кольцо было подарено Вильгельмом Завоевателем первому, известному по старинным документам, графу Уинтэшу за героизм и отвагу, проявленные им в битве при Гастингсе.

Леонора заставила себя прислушаться к следующей речи, в которой содержалась молитва к Богу о благословении новобрачных, и сжала руки с необычным обручальным кольцом.

Хотя внешне она являла собой образец истинного благочестия, у нее вновь возникли «крамольные» мысли.

Как это типично для папы даже во время свадьбы отдавать ей приказы о том, когда она должна открыть рот. Для него эти минуты перед алтарем были вершиной долголетних честолюбивых мечтаний. Для Леоноры же – только результатом неустанного труда.

Оглядываясь назад, она вспоминала, что гувернантки и учительницы сменялись в родительском доме одна за другой, как в калейдоскопе. С тех пор, как она стала себя осознавать, ее готовили к выполнению будущего предназначения – стать леди Уинтэш.

Нет, это неправда.

О том, что именно Герве Кройд введет в свой дом этот образец широкообразованной, домашней молодой женщины, она сама узнала лишь несколько дней назад. До тех пор речь шла только о само собой разумеющихся вещах, совершенно необходимых для молодой девушки, которая однажды станет хозяйкой дома.

Итак, она прилежно учила французский и итальянский языки, скучала во время уроков игры на фортепиано и рисования, с интересом слушала преподавателей географии и математики – и не без успеха. Теперь она может поддержать беседу с иностранными клиентами отца, разобраться в сложных цифрах балансового отчета и организовать любое торжество – от интимного ужина до большого бала.

Правда, пока лишь теоретически. Поскольку ее отец еще ни разу не приводил клиентов в их дом на Кенсингтон-Сквер, а прилежная миссис Пикок никогда не выпускала из рук бразды правления большим домашним хозяйством. К тому же, Леонора, в сущности, была слишком скованна, чтобы разговаривать с человеком, которого она не знала, и не находила слов ни на своем языке, ни из запаса заученных иностранных идиом. От волнения она робела и даже начинала заикаться.

Заиграла фисгармония, и голоса присутствовавших при венчании слились в хорале. Дворцовая часовня замка Уинтэш была, милостью Божьей, довольно мала, поэтому в ней вполне поместились лишь немногочисленные члены семей, слуги и любопытные деревенские жители, присутствовавшие на этом торжественном событии – вступлении в брак одиннадцатого графа Уинтэш.

Сильная рука, поддерживая Леонору под локоть, помогла ей подняться из коленопреклоненной позы. Слабый, но недвусмысленный звук треснувшего шва на одежде чуть было не заставил ее опуститься обратно на мягкую скамеечку.

Отец небесный, этого еще только не хватало!

Оставалось надеяться, что неприятность случилась на таком месте, которое не сразу бросается в глаза. Но она еще утром, когда девушка, служившая в замке горничной, помогала ей надеть платье, почувствовала, что нечто подобное может произойти. С тех пор, как свадебный туалет прислали из лондонской мастерской, Леонора слишком часто с жадностью открывала большие коробки с шоколадными конфетами и жестяные банки с карамелью, которые для нее были расставлены в доме повсюду. Уже давно только ощущение сладкого на языке приносило ей какое-то успокоение.

Напряженно глядя на пол дворцовой часовни, устланный красным ковром, на который падал дождь из полевых цветов – их бросали деревенские дети на новобрачных, – она вышла на улицу рука об руку со своим супругом. Леонора действительно дорого отдала бы за то, чтобы все предстоящие поздравления были уже далеко позади.

Однако никто не интересовался ее желаниями. Впрочем, даже если бы кто-нибудь и поинтересовался ими, то молодая леди Уинтэш была бы крайне удивлена. С раннего детства она привыкла давать отчет своему строгому, деспотичному отцу о каждой прожитой секунде. И только начав самостоятельно мыслить, Леонора осознала свой долг: постоянно подчиняться и трудиться.

Она выполнила все предъявленные ей требования, вплоть до брачной клятвы, связавшей ее с совершенно чужим, молчаливым, гордым аристократом, который сейчас вводил ее в большой зал замка Уинтэш, где их ждал блестящий свадебный пир.

Несмотря на все переживания, у нее хватило мужества подавить новый приступ паники. То, что ее постигла такая обыденная неприятность, как лопнувший шов, именно в день свадьбы, заставило ее нервничать еще больше, чем до сих пор.

Герве Кройд, одиннадцатый граф Уинтэш, не слышал характерного треска рвущейся ткани, но заметное беспокойство своей молодой супруги ясно ощутил. Он бросил быстрый взгляд на закутанную в кремовый шелк и дорогие кружева фигуру.

Ее расшитая жемчугом юбка представляла собой огромный купол, мерно колыхавшийся при каждом движении. А средств, потраченных на густую вуаль из французских кружев, ниспадавшую от диадемы до шлейфа, вероятно, было бы вполне достаточно, чтобы прокормить одну из деревень графства Уинтэш в течение целой зимы. Но чего же можно было ожидать от дочери купца, кроме пошлой демонстрации на публике отцовского богатства?

В этой сверкающей массе кружев и модных оборок он все же разглядел ту маленькую, пухленькую, совершенно бесцветную и лишенную привлекательности особу, которая была позавчера доставлена ее отцом в Корнуолл, как коробка с заказанным товаром. На самом деле, ни один мужчина не оглянется на эту девушку дважды. И тем более, его светлость граф Уинтэш.

Не подозревая о том, что является объектом его мыслей, Леонора тоже думала о лорде Уинтэше.

У нее не хватило мужества воспротивиться воле отца, когда он сообщил ей о предстоящей свадьбе. Но, оценивая себя реально, она ожидала, что ее отдадут за мужчину, внешность и возраст которого были уже неприемлемы для женитьбы на девушке своего круга.

Роланд Эпуорт ни одним намеком, чтобы ее подготовить, даже не обмолвился о том, что лорд Уинтэш находится в полном расцвете сил и лишь недавно вступил в тридцать первый год жизни. Не говоря уже о том, что он точь-в-точь походил на героев рыцарских романов, которые она читала тайком, когда никто не контролировал ее выбор библиотечных книг. Ростом он был на целую голову выше ее отца, но так же широкоплеч. Его стройная фигура суживалась к талии, а плотно облегающие панталоны, надетые к черному фраку, подчеркивали спортивную мускулистость мужских ног.

Мисс Макинтош, ее бывшая, ставшая теперь ненужной, гувернантка, сделала бы ей замечание, что леди не пристало обращать внимание на ноги мужчин, но Леонора привыкла делать все основательно, если уж она взялась за что-то.

С того момента, когда Леонора увидела его впервые, она постоянно мысленно представляла себе его внушительную фигуру и темноволосую голову с ярко-голубыми глазами. Оттененные черными бровями, они выделялись на примечательном лице, благородные черты которого были настолько спокойно-бесстрастными, что напоминали молодой женщине мраморную статую. Греческого бога, к которому, затрепетав, сразу обратилось ее нуждающееся в любви и красоте сердце. Чем она заслужила такой неожиданный подарок судьбы?

– Мои самые сердечные поздравления, леди Уинтэш! Разреши все же называть тебя просто Леонорой, хотя, безусловно, мама настоятельно просила меня обращаться к тебе с изысканной вежливостью!

Молодой человек, оторвавший Леонору от ее мечтаний, был Феннимор Кройд, виконт Февершем. Семнадцати лет от роду, он был настолько же открытым, жизнерадостным и обаятельным, насколько его сводный брат Герве был замкнутым, холодным и неприступным.

Леонора застенчиво улыбнулась ему. Дружелюбие виконта было настолько непринужденным и естественным, что она на какое-то мгновение забыла обо всех вопросах и проблемах.

– Я б-буду рада, если ты и дальше будешь называть меня Л-леонорой… – прошептала она еле слышно, но достаточно громко для того, чтобы отец рассердился, заметив ее легкое заикание.

– Теперь ты новая хозяйка этого дома, Леонора, – сказал он громко, не утруждая себя соблюдением приличий. – Пришло время оставить этот детский шепот!

Леонора почувствовала, что рука мужа, поддерживающая кисть ее руки, слегка напряглась. Но и без этого она бы инстинктивно почувствовала, что ее супруг с трудом владеет собой. Ему не нравился Роланд Эпуорт. Более того, он почти презирал его. Каждая пора его кожи излучала презрение, надменность и высокомерие мужчины, слишком хорошо осознававшего свое происхождение и свое имя.

– Как чудесно, моя дорогая Леонора, что вы теперь возьмете на себя мои обязанности, – нарушили тягостное молчание слова, сказанные с изысканной любезностью высоким щебечущим голосом. – Не могу выразить, как я благодарна за то, что смогу, наконец, переложить ношу по ведению этого большого дома на более молодые плечи. Мое слабое здоровье уже в течение длительного времени препятствует тому, чтобы уделять хозяйству достаточно внимания. Герве, дорогой, будь любезен проводить свою супругу к столу! Феннимор, твою руку!

Если бы Леонора в этот момент не ощутила невероятное облегчение от дипломатичного вмешательства леди Аманды, то ей наверняка бросилась бы в глаза разница между нарочито демонстрируемой слабостью и точно отдаваемыми указаниями. Итак, она поблагодарила свою спасительницу, улыбнувшись ей дрожащими губами. В этой благодарной улыбке присутствовало и восхищение леди Амандой.

В свои тридцать семь лет Аманда Кройд, вдовствующая леди Уинтэш, выглядела так, как будто ей было около тридцати. Не верилось, что рослый, неловкий Феннимор был ее сыном. Она могла бы вполне сойти за его старшую сестру.