– Каталина, Каталина, вечно эта Каталина! Есть что-нибудь такое, чего эта идеальная женщина не умеет?

Ее слова застали его врасплох.

– Что?

– Мне кажется, вы все еще любите ее.

Он помрачнел.

– Не говорите глупостей. Я никогда ее не любил. Каталина Кордес – хитрая, расчетливая шлюха, которая еще получит по заслугам. А теперь не соблаговолите ли продолжить урок?

Катрин улыбнулась, чтобы скрыть, как она оскорблена. Так он издевался над бедной Каталиной! Нет, она не жалеет, что тогда, в Испании, заставила его жениться на себе. Ни капельки не жалеет, пусть еще как следует помучается.

Привстав в седле, она натянула поводья.

– Нет, ослабьте поводья, – строго сказал Маркус и показал, не в первый уже раз, как надо править, чтобы не поранить губ лошади. – Спокойней. Дейзи лошадь кроткая, как ягненок.

Не желая переусердствовать, Катрин сделала, как он сказал, но при этом ей удалось показать, как неудобно она чувствует себя в седле.

– Куда мы направляемся? – спросила она.

– Куда глаза глядят.

– Куда глаза глядят?

– Помните тот маленький домик, откуда открывается вид на долину?

– Ах, туда…

Это был даже не домик, а хижина, служившая укрытием путникам, застигнутым внезапной непогодой. Оттуда действительно открывался чудесный вид на окрестности.

– Попробуем перейти на легкий галоп, – предложил Маркус.

Что бы он сказал, если б знал, что среди холмов Испании она бессчетное число раз уходила от французских конных патрулей?

– Постараюсь не отставать, – пробормотала она.

Это была медленная утомительная поездка, и Катрин с облегчением вздохнула, когда они добрались до хижины. Ей становилось не по себе, когда Маркус прикасался к ней, показывая, как нужно править лошадью, правильно держаться в седле, хотя слуг с ними не было и не перед кем было изображать заботливого супруга.

Чего еще можно было ожидать от него? Опытный сердцеед, а она – женщина. Рассчитывает ли он, что Катрин станет очередной его любовницей? Ловелас! Так она и знала.

– Вас что-то беспокоит, Катрин? О чем вы задумались? – Маркус спешился и подвел лошадь к столбу у хижины.

Выражение его глаз напомнило ей, что надо быть осторожной. Он был необычайно проницательным, и это делало его вдвойне опасным.

– Меня тревожит встреча с вашими родственниками. На моем месте было бы глупо не беспокоиться об этом.

Маркус ничего ей на это не ответил.

– Обопритесь о мои плечи, – сказал он.

Катрин повиновалась, и он, приподняв, снял ее с седла. Однако не отпустил сразу, а продолжал сжимать ее талию, и сердце у нее учащенно забилось. Их тела соприкасались; его взгляд был устремлен на ее губы.

Она перевела дыхание и быстро заговорила:

– Ваши родственники, Маркус… Как они относятся к тому, что вы женились на испанке? – Гибким движением она выскользнула из его рук и продолжала: – Расскажите мне что-нибудь о них, чтобы я знала, чего ожидать.

Маркус, улыбнувшись, остановил ее:

– Неужели это из-за моей родни?

– Что вы имеете в виду?

– Вашу нервозность.

– Хотя вам, наверное, это трудно понять, – сказала Катрин самым твердым голосом, на какой была способна, – но я все-таки вам не настоящая жена. Это все спектакль, Маркус. Спектакль, – повторила она с ударением. – Если вы хоть однажды переступите черту, позволите себе лишнее, обещаю, я тут же уеду домой в Хэмпстед. Вы поняли меня?

– Вполне, – ответил он все с той же усмешкой.

Она отошла от него и притворилась, что любуется видом.

– Я нервничаю оттого, что придется общаться с аристократами, – сказала Катрин, – не говоря уже о том, что нужно изображать испанку.

Маркус подошел к ней и оперся рукой о столб, возле которого она стояла.

– Моя мачеха не аристократка по происхождению. Она – дочь портного. В высшем обществе ее не принимают. Я думал, все это знают.

– Не принимают? – удивилась Катрин. Она никак не ожидала такого сюрприза.

– Вижу, вы не знаете истории моей семьи, о которой идет дурная слава, – усмехнулся Маркус.

– Нет. – Зато она знала о его дурной славе. – Но надеюсь, что вы посвятите меня в ее по дробности.

– Своего отца я почти не помню, – начал Маркус. – Он умер, когда я был маленьким. Судя по всему, я не много потерял. Даже женившись на моей матери, он остался прежним волокитой, постоянно изменял ей, соблазнял молоденьких женщин. Когда мать умерла, рожая меня, он потерял всякую осторожность, забыл о приличиях. С моей мачехой, Элен Шор, отец познакомился на улице. Ей было восемнадцать, ему почти сорок. Отец совсем потерял голову, и, хотя она всячески избегала настойчивого ухажера, это его не остановило. Он просто похитил ее и увез в свой замок в Уорвикшире.

– Что за очаровательный мужчина! – ядовито сказала Катрин и подумала: «Каков отец, таков и сын».

Маркус едва заметно улыбнулся и продолжал:

– Он был не первый вельможа, который считал себя выше закона, но теперь наступили другие времена. Катрин, не смотрите так на меня. Лично я не похищал молоденьких невинных девушек. Я рассказываю вам историю своей семьи. Уверяю вас, я совершенно не похож на отца.

– Думаю, вам следует начать сравнивать себя с кем-нибудь другим, – сухо сказала она.

– С кем, например? С Мелроузом Ганном?

Она нахмурилась:

– Маркус, давайте не будем отвлекаться на посторонние темы. Расскажите, что случилось после того, как ваш отец похитил мачеху. Взгляд его стал холодным.

– Они сочетались браком в часовне в Ротеме. Со временем она подарила ему двух сыновей и дочь. – Он помолчал, потом добавил: – Новая женитьба не исправила характера отца. Он изменял и моей мачехе и погиб на дуэли из-за чужой жены.

– Ваше детство, должно быть, было несладким, – посочувствовала Катрин.

– Вовсе нет. Я рос предоставленный сам себе. Отца почти никогда не было дома, и, когда он умер, я этого почти не заметил.

Катрин преисполнилась жалости. Когда умерла ее мать, казалось, рухнул весь мир.

– Почему же вашу мачеху не принимают в свете?

Маркус стоял, повернувшись к ней в профиль, и как будто был поглощен открывающейся панорамой. Внизу под ними лежала долина, по которой, извиваясь, текла река. Пламенели кроны деревьев. Он посмотрел на нее и сказал:

– Люди не желали верить, что Ротем женился на ней, дочери портного. Они предпочитали думать, что она так и осталась его любовницей. Поэтому, когда он приглашал к себе друзей, их жены оставались дома, чтобы не встречаться с моей мачехой.

– Но это жестоко! – возмутилась Катрин.

– Вы тоже так считаете? Я был тогда слишком мал, чтобы понимать, что происходит.

– Но ваш отец женился все-таки на ней?

– О, да. У Элен был прекрасный свидетель в лице священника, и запись о браке была занесена в церковную книгу.

– Как же тогда кто-то мог сомневаться в том, что они женаты? – Для Катрин в этой истории оставалось слишком много неясностей.

– Существует браслет, свадебный браслет Ротемов, фамильная реликвия, который по обычаю переходит к невесте очередного графа. Традиция пошла от первого графа Ротемского. Моя мать, на пример, получила его к свадьбе, как было принято, но отец не подарил браслет новой своей невесте, и никто не знает, куда он девался.

Последовало продолжительное молчание, во время которого Катрин размышляла над словами Маркуса.

– Ну что? – спросил он, улыбнувшись одни ми глазами. – Больше нет вопросов?

Она с упреком посмотрела на него.

– Мне нужно знать подобные вещи, раз я изображаю вашу жену. А теперь расскажите о ваших братьях и сестре. Я ничего о них не знаю.

– В этом нет необходимости. Скоро вы сами с ними увидитесь. Не забывайте только, что последние шесть лет я редко бывал дома. Мы с ними почти чужие. Так что не беспокойтесь, Кэт, у вас не будет трудностей с моими родственниками. И все у вас получится.

Он начал звать ее Кэт, и это ей не нравилось. Только Эми звала ее так. Это предполагало определенную близость и потому раздражало ее, но Катрин не осмеливалась возражать, потому что он все равно не послушал бы ее.

– Не у меня, Маркус, а у Каталины. Надеюсь, я смогу оправдать ожидания.

– Между вами и Каталиной не такая большая разница.

Ей бы хотелось, чтобы было иначе.

– Вы так разожгли мое любопытство, что мне хочется познакомиться с ней, – усмехнулась она.

Катрин не сопротивлялась, когда его рука опустилась ей на плечи. Она была уверена, что он ничего не подозревает, но все равно ощущала тревогу. Малейшая оплошность, любой неверный шаг могли разоблачить ее.

– У вас обманчивая внешность, – сказал он. – Вы кажетесь благопристойной дамой. Никто бы не предположил, что вы и есть Э.-В. Юмен, самый уважаемый обозреватель «Джорнэл», или что вы расхаживаете по городу с пистолетом, спрятанным в муфте. У Каталины тоже обманчивый вид. Никто бы не заподозрил, что она была партизанкой и могла сражаться наравне с мужчинами.

Катрин осторожно освободилась. Она не знала, что тревожит ее больше: восхищение, сквозившее в его взгляде, или то, что он постоянно находит что-то общее между ней и Каталиной, не подозревая, как близок к правде.

Она заставила себя беззаботно рассмеяться.

– Хорошо, что вы напомнили о ее талантах. Чтобы хоть немного приблизиться к Каталине, лучше будет сесть на Дейзи и еще потренироваться.

С этими словами Катрин направилась к привязи. Маркус последовал за ней.

– Я вот все думаю, Маркус, не напрасно ли мы все это затеяли? Мне никогда не научиться скакать на лошади так, как скакала бы ваша испанская воительница. Нельзя ли найти какую-нибудь отговорку, чтобы мне не ездить верхом?

– И какую же отговорку мы найдем?

– Уверена, если мы вместе подумаем, то найдем что-нибудь приемлемое. Что до языка, то над этим я тоже думала. Я по мере возможности не буду говорить по-испански. Можно всем сказать, что меня воспитывал гувернер-англичанин, поэтому я так бегло и чисто говорю по-английски.