Миссис Макнолли с нежностью смотрела на Катрин, и в глазах у нее стояли слезы. Катрин выросла и превратилась в красивую, полную жизни молодую женщину, и в том не было никакой заслуги ее тетки. Напротив, Беатрис Кортни была перед ней виновата. Как и отец Катрин. Когда умерла жена, он поручил дочерей женщине, которая не имела ни малейшего понятия, как заменить им мать. Она оттолкнула одну девушку, а другую попыталась превратить в свое подобие. К счастью, характер Катрин сложился задолго до того, как суровая старая дева вошла в ее жизнь. И теперь, когда тети Беа не стало, Катрин – настоящая Катрин – снова стала собой.

Не хватало только одного, чтобы счастье миссис Макнолли стало полным. Она мечтала о том, чтобы Катрин встретила достойного мужчину, джентльмена, который оценил бы ее ум и в то же время проявил твердость и прекратил ее безрассудные вылазки в такие места, о которых леди и знать-то не полагается.

Мисс Макнолли подала плащ и, когда Катрин вдела руки в рукава, повернула ее и застегнула пуговицы. Потом отступила на шаг, окинула ее придирчивым взглядом и произнесла:

– Ах, деточка, как радуется мое старое сердце, глядя на тебя! Вот только никогда нам с Макнолли ни словечка не скажешь про свои сердечные дела, кокетка. Ладно уж, ступай. Он ждет тебя внизу.

Еще улыбаясь словам миссис Макнолли, Катрин ступила на лестницу и чуть было не упала, так неожиданно было то, что она увидела, – внизу ее поджидал не старый Макнолли, а Маркус.

– Хотел сделать вам сюрприз, – широко улыбнулся он.

Ему было приятно, что его появление произвело такое впечатление. А уж какое впечатление произвела на него Катрин, и говорить было нечего. Она поразила его настолько, что он на мгновение потерял дар речи.

– Зачем вам заботиться об экипаже, раз уж я еду мимо вас? Я встретил Макнолли и сказал, чтобы он не закладывал коляску. Надеюсь, вы не станете возражать?

Легок на помине, появился Макнолли и, сияя, уставился на нее. С верхней площадки лестницы озадаченно улыбалась миссис Макнолли. Катрин спустилась, не спеша натянула перчатки и сказала, специально для любопытных ушей:

– Ваша супруга едет с нами на вечер, лорд Ротем?

– Моя супруга?

– Да, леди Ротем, – сказала Катрин, выразительно посмотрев на Макнолли, а потом наверх, на его жену.

– А-а. Нет, может быть, в другой раз.

Надежда, написанная на лицах свидетелей этой сцены, сменилась разочарованием. Удовлетворенная произведенным эффектом, Катрин выплыла на крыльцо.

Усевшись рядом с ней в карету, Маркус сказал:

– Я видел, какую замечательную лошадь Макнолли заводил в конюшню. Он рассказал мне, что это лошадь вашего соседа, который поехал кого-то навестить в Америку.

– Адмирал Коллинз пробудет там год, если не больше, – ответила Катрин, не понимая, куда он клонит.

– Значит, все это время лошадь будет в вашем распоряжении?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Я подумал, что мы могли бы иногда устраивать прогулки верхом.

Нетрудно было представить, к чему это могло привести.

Ведь он знал по Испании ее манеру езды. Не испытывает ли он ее, продолжая предпринимать попытки разобраться, кто она – Каталина или все же англичанка?

– Да, бывает, я выезжаю на Лисе, – сказала Катрин, – но верховая езда не привлекает меня.

Она подумала о своих бешеных ночных скачках по Хэмпстедской пустоши, когда никто не мог ее увидеть, и отвернулась, чтобы он не заметил веселого огонька в ее глазах.

– Кто же тогда заботится о том, чтобы она не застоялась?

«Неужели этот человек никогда не успокоится?» – подумала Катрин и ответила:

– В основном Макнолли, но и я тоже иногда выезжаю. – И, предупреждая дальнейшие каверзные вопросы, сказала: – Подозреваю, вы специально напросились в гости к Лоури, потому что знали, что я буду там.

– Вы правы.

– Откуда вам известно, что Эмили и Уильям мои друзья?

– Вы мимоходом упомянули о них при нашей последней встрече.

Теперь и она вспомнила об этом и обругала себя за неосмотрительность. Некоторое время Катрин сидела молча, опустив ресницы и внушая себе, что надо сохранять самообладание. Она ни в коем случае не должна поддаваться ему, но нельзя и провоцировать его, вести себя вызывающе. А главное, нельзя дать ему понять, насколько сильно она ненавидит его.

Она твердо посмотрела на Маркуса.

– Вы преследуете меня, милорд. Мне это не нравится. Чего вы от меня хотите?

Он удивленно поднял брови и коротко рассмеялся.

– Мне это тоже не нравится, но сейчас я не хочу говорить об этом. Вы – загадка для меня, Катрин. Мне многое хотелось бы узнать о вас. Вы не выходите у меня из головы.

– Если я удовлетворю ваше любопытство, обещаете оставить меняв покое?

Последовала напряженная пауза, затем он пожал плечами и скрестил руки на груди.

– Что ж, если вы того желаете…

Как он еще может сомневаться, что именно этого ей и хочется? Она согласно кивнула, вздохнула глубоко и спокойно спросила:

– Что вы хотите узнать?

– Вы когда-нибудь были близки с мужчиной? – Маркус не мог удержаться, чтобы не под деть ее, заставить выйти из себя.

Катрин вскинула голову, увидела ухмылку на его лице и взорвалась:

– Что вы себе позволяете! Мне следовало этого ожидать! Вы совсем не умеете разговаривать с дамами?

Она сделала движение, чтобы открыть дверцу кареты и выпрыгнуть на ходу, но он схватил ее за руку и усадил на месте.

– Я полагал, что вы так отреагируете, но, при знаться, слабо в это верилось, – смеясь сказал Маркус.

Катрин выдернула руку.

– Слабо верилось? Что это значит?

– Вы живете одна, – пожал он плечами. – И одна, без провожатого, едете в закрытой каре те с мужчиной, как вы говорите, сомнительной репутации. В моем кругу это обычно означает, что дама готова, скажем так, принять некое предложение.

– Я, слава богу, не принадлежу к вашему кругу. Мне никогда не требовался провожатый, пока я не столкнулась с вами. Я не высокородная леди, лорд Ротем. Я серьезная, порядочная девушка, которая зарабатывает на жизнь своим трудом, и муж чины моего круга тоже серьезные и порядочные.

Удостоверившись, что она не собирается выскакивать из кареты, Маркус отпустил ее.

– Я не извиняюсь за свой вопрос, – сказал он. – Будет проще, если мы отбросим светские условности. – Внезапно сменив тему, он спросил: – Вы сказали, что сами зарабатываете на жизнь. Чем же, позвольте узнать?

«Будет проще…» Она оставила попытки понять его странный способ выражать мысли. Это не самое главное, о чем ей следует беспокоиться. Он намеренно провоцировал ее, получая от этого удовольствие и заставляя ее нервничать. Если она вспылит, то сгоряча может сказать что-то лишнее.

Катрин решила, что нет смысла скрывать тот факт, что она пишет для «Джорнэл». Чем раньше он поймет, что она та, за кого себя выдает, тем скорей уйдет из ее жизни.

– Я пишу для «Джорнэл», – сказала она, – статьи, очерки и прочее в том же роде.

– Не совсем понимаю.

Остаток пути до дома Эмили Катрин рассказывала ему о своей работе. Он был и восхищен и шокирован.

– Э.-В. Юмен, – сказал он. – Остроумно.

Это, конечно, означает «женщина»[1]. Черт, я даже читал кое-какие ваши статьи! Не знал, что женщины интересуются подобными вещами.

Это был сомнительный комплимент, но она сдержалась и только сухо ответила:

– Благодарю.

– Но «Джорнэл»! Я действительно поражен.

Должно быть, вам нелегко было убедить редактора – Мелроуз Ганн, так, кажется, его зовут? – относиться к вам серьезно. Не хочу вас обидеть, но ведь вы женщина.

– Все обстояло как раз наоборот, – стараясь удержаться от ехидства, сказала Катрин, – это Мелроуз Ганн уговаривал меня разрешить опубликовать мои очерки. Вы, кстати, увидите его сегодня. Он – двоюродный брат Эмили. Мы и встретились с ним на одном из ее четвергов. Милорд, вы, конечно, понимаете, что я рассказываю вам все это под большим секретом. Никто не должен знать, что Э.-В. Юмен – женщина. – Она и ему ничего не рассказала бы, не будь положение безвыходным.

– Почему никто не должен знать?

– Потому что никто не принимает женщин всерьез.

– Но Мелроуз Ганн ведь относится к вам серьезно, не так ли?

– Мелроуз – необыкновенный человек, – ответила она.

Они разговаривали о статьях Катрин, и Маркус спросил:

– В тот вечер, когда я вас встретил, чем вы занимались, искали материал для одной из своих статей?

– Конечно.

– Так вот почему вы оказались в доме миссис Спенсер.

Эми написала Катрин, что Ротем расспрашивал о ней, но она уверила его, что незнакома с дамой, которую он ей описал.

– Меня разыграли, – сказала она, – нарочно направили не в тот дом. Иногда такое случается. Поэтому я и ношу с собой пистолет.

Катрин постепенно успокоилась и отвечала на все его вопросы, даже на такие, которые он не задавал, но мог бы задать позже. А ей не хотелось возвращаться к подобному разговору.

Когда карета остановилась у дома Эмили, она обворожительно улыбнулась и сказала:

– Я сдержала слово и ответила на все ваши вопросы, милорд. Теперь ваша очередь. Надеюсь, вы исполните наш уговор.

Маркус помог ей выйти и задержал ее руку в своей.

– Мы уговорились, – сказал он, – что я больше не буду пытаться увидеть вас, если вы сами того не пожелаете. Но я надеюсь заставить вас изменить свое решение прежде, чем закончится сегодняшний вечер.

Он с удовольствием отметил, что в ее глазах мелькнуло тревожное выражение, и еще больше развеселился, когда она, гордо вскинув голову, ответила:

– На вашем месте я не слишком надеялась бы на это.

Выдернув свою руку, Катрин направилась впереди него к дверям.

Катрин могла не беспокоиться, что кто-нибудь осудит ее за то, что она так разоделась. Она была среди друзей. К тому же каждый постарался предстать перед Ротемом во всем своем блеске. Некоторых дам даже трудно было узнать: светлые кисейные платья, белые шелковые чулки и шелковые же розы в вычурных прическах. Так что она ничем не выделялась среди них. Джентльмены, в свою очередь, словно старались перещеголять друг друга невероятными жилетами, у одних – в полоску, у других – украшенные шитьем, а у третьих – пестрые, как павлиньи перья. Маркус был одет скромней всех, и это вызвало в ней раздражение. У нее было такое чувство, будто он сделал это намеренно, чтобы выставить всех дураками.