У вошедшей женщины был грозный вид, а из-за костлявой фигуры, узкого лица и волос, туго стянутых сзади, она походила на привидение. Но это впечатление мгновенно смягчилось, когда Изабель увидела в ее руках поднос, нагруженный блюдами, от которых поднимался пар, и услышала ее слова:

— Слава Богу! Вы встали с постели, бедная малышка! Я уж подумала, будто вижу призрак, и от страха едва не лишилась чувств! — Она поставила поднос на стол у двери и направилась к Изабель, вытянув руки, словно приближаясь к раненому животному. — Я миссис Макфедден, а вы… Вы намерены угробить себя, мадам, раз бродите в одной ночной рубашке, да?

— Да, я вас помню, — кивнула Изабель. — Я не собираюсь… создавать какие-либо неприятности, миссис Макфедден. Простите меня.

— Разумеется, не собираетесь! Неприятность является когда пожелает, без всякого разрешения, так что не стоит извиняться. Должна сказать, хорошо, когда в доме гости. — Видя, что Изабель не собирается возвращаться обратно в ожидающую ее теплую постель, миссис Макфедден положила руки на бедра. — А теперь в кровать!

Очевидно, миссис Макфедден привыкла к безоговорочному подчинению.

Изабель неохотно отпустила дверцу гардероба и успела сделать всего пару шагов, прежде чем экономка заботливо предложила руку, чтобы поддержать ее и отвести обратно к ее гнездышку.

— Вы очень добры, миссис Макфедден.

— Ничего подобного! — Миссис Макфедден улыбнулась. — Я безжалостна. Во всяком случае, так я заставила их считать, поэтому буду признательна, если вы сохраните мой секрет. — Она уложила Изабель и расправила толстое, набитое гусиным пухом одеяло. — Вы очень истощены, мадам, и я приготовила вам обильный завтрак. К сожалению, профессора я не могу заставить есть когда положено, зато вам я не позволю голодать под моей крышей!

— Профессора? Мистер Торн — профессор?

— Мистер Торн мой хозяин и владелец дома, и я полагаю… — Экономка нахмурилась, но ее обиженно-удивленное выражение превратилось в насмешливое. — Профессор — это я дала ему такое прозвище, потому что у него, несомненно, больше степеней и образования, чем здравого смысла, если хотите знать. Человек, который умеет говорить на десяти языках и ночует в библиотеке, должен помнить, куда кладет свою шляпу!

— Если я теряю вещи, то, уверяю, лишь для того, чтобы вы почувствовали свою ценность, миссис Макфедден, — вмешался в разговор Дариус с порога открытой двери.

Изабель потупилась. Он застал ее за тем, что она совала нос в его дела, и ее болезненно кольнул страх. Но когда она подняла взгляд, Дариус, стоя в проеме двери, весело улыбался своей экономке.

— Можно мне войти?

— Она должна поесть! Можете зайти не больше чем на пару минут. Однако если ей придется есть холодную еду или она упадет в обморок от ее отсутствия, виноваты будете вы! — прорычала миссис Макфедден и, снова повернувшись к Изабель, прошептала: — Позвоните в колокольчик, если вам что-то понадобится, а я сделаю вид, будто недовольна, но появлюсь в мгновение ока. Хорошо?

— Да, миссис Макфедден, — кивнула Изабель, не в силах сдержать улыбку.

Миссис Макфедден удалилась, а Дариус вошел в комнату, предусмотрительно оставив дверь открытой.

— Это все у нее для видимости, — сказал он. — Как у котенка, который фыркает и шипит, но не имеет когтей.

— Она… замечательная, — согласилась Изабель. — Я должна поблагодарить вас за… Я даже не помню, как именно оказалась здесь, но…

— В этом нет необходимости. Для меня издавна существует правило давать приют любому, кто заблудился в моем саду, и я считаю своим священным долгом удерживать всех женщин, которые пытаются замерзнуть до смерти, от успешного осуществления их замысла, — легким шутливым тоном отозвался он.

— Значит, такое случается часто?

— О да, — кивнул он и, придвинув стул, сел рядом с кроватью. — Это происходит практически каждую неделю, поэтому я собираюсь попросить Хеймиша сделать ворота пошире и повесить китайские фонарики, дабы помочь большему числу заблудившихся душ побыстрее найти дорогу.

Мужчина казался Изабель загадкой, но нельзя сказать, что неинтересной.

— Я благодарна вам, мистер Торн, и не собираюсь… грубо вторгаться в вашу жизнь дольше, чем необходимо. Уверена, завтра утром я смогу отправиться в…

Он наклонился вперед, и его пристальный взгляд заставил ее замолчать на полуслове.

— Пожалуй, не сможете.

— Почему? — Тревога сдавила ей горло.

— Потому что здесь вы в безопасности. — Дариус терпеливо ждал, как будто понимая, какая внутренняя борьба происходит в ней.

— Но не потому, что вы хотите, чтобы я дождалась прибытия констебля, когда улучшится погода, нет? — спросила она, чувствуя на языке медную горечь этих слов.

Дариус покачал головой:

— Я выполняю свои обещания и не бросаюсь словами. Я ни за кем не посылал. Никто не придет.

Изабель нервно поправила рукава ночной сорочки.

— Благодарю вас.

— Скажете мне, как вас зовут?

Вот он, неминуемый вопрос, который откроет шлюз расспросов и заставит его нарушить данное слово или пожалеть о своих обещаниях. Глаза Изабель наполнились слезами, а горло сжалось от страха.

На самом деле совсем простой вопрос. Она назовет ему свое имя, а затем все изменится, и та безопасность, которую Изабель начала чувствовать, исчезнет, как туман от солнечного света.

— Это понятно, — заговорил он.

Изабель подняла голову и со страдальческим видом в недоумении посмотрела на него, а он продолжал:

— Перенести такое болезненное падение и пережить такой холод — это может любого лишить разума или памяти. Понятно, если что-то из событий вашего прошлого утрачено вами. Уверен, это временное состояние, так что не стоит об этом беспокоиться.

Изабель с подозрением кивнула, но почувствовала странное облегчение, поняв, по какому пути он намеренно направил ее.

— Амнезия. Потеря памяти может быть настолько глубокой, что человек не помнит никого из своих знакомых и даже собственного имени. — Его взгляд был спокойным и искренним. — Это должно быть очень грустно, я прав?

— Да.

— Тогда вы должны оставаться здесь столько, сколько потребуется, чтобы выздороветь и все вспомнить. Если только не… — Он глубоко вздохнул, однако в его глазах не было осуждения. — Вы можете вспомнить, было ли какое-то конкретное место, куда вы пытались добраться? Или кто-то, кто ждал вас? Вы собирались встретиться с другом?

— Нет. — Изабель покачала головой, не замечая, что у нее по щекам потекли слезы. — Никого нет. Не думаю, что мне есть… куда идти.

— Вот. — Дариус вытащил из кармана шерстяной куртки шелковый носовой платок. — Ответы придут, а пока что здесь горячий завтрак, которым следует заняться. Хотелось бы избежать жестокого нагоняя за нарушение распоряжения миссис Макфедден.

Изабель взяла у него платок и вытерла глаза.

— С Самсоном все в порядке? С моей лошадью?

— Хеймиш заботится о его здоровье, и я уверен, жеребец поправится. Он хромает, но если кто-то и способен его вылечить, то только Хеймиш. Он замечательно ладит с лошадьми. — Дариус встал и, взяв поднос, понес его на прикроватный столик. — Оставляю вас в одиночестве, чтобы вы не спеша позавтракали.

— Мистер Торн…

— Да?

— Я хочу сказать вам спасибо, но это, очевидно, жалкий способ отплатить за… все это.

— Этого больше чем достаточно, — улыбнулся он.

Ставя поднос, Дариус смахнул колокольчик с узкой подставки на пол, и через несколько секунд на пороге появилась миссис Макфедден, запыхавшаяся и недовольная.

— Пара минут, мистер Торн! Вы засиживаетесь и утомите ее! — громко заворчала она, торопясь взять все в свои руки. — Как она может есть, если вы ее отвлекаете? И разве вас не ожидают в городе?

Дариус послал Изабель робкий виноватый взгляд, и она улыбнулась ему в ответ, на мгновение почувствовав единение с ним.

— Я потерял представление о времени, миссис Макфедден.

— Погода не становится лучше, так что вам стоит отправиться прямо сейчас. — Миссис Макфедден положила руки на бедра, и, несмотря на короткое знакомство, Изабель поняла этот жест: Торна ждали неотложные дела.

— Похоже, мне пора. — Дариус слегка поклонился, прежде чем пойти к двери. — В городе я встречаюсь со старым другом, вернусь до наступления темноты. Миссис Макфедден, можно вас?

Экономка вышла вслед за ним, и Изабель, снова оставшись одна, продолжила удивляться, что при свете дня влияние на нее присутствия Дариуса Торна не уменьшилось.

…Все солдаты, стоявшие в передних рядах, в растерянности ожидали сигнала трубы, который возвестит их судьбы, а Белый Король, сдерживая дыхание, осматривал поле битвы. Это был момент, когда строй или удержится, или дрогнет — и королевство будет или защищено, или потеряно.

Темные бока лошадей блестели от пота, а шкуры подергивались от напряжения, пока крепкие руки всадников удерживали животных. Строй казался несокрушимым, и выражение непоколебимой уверенности на всех лицах заставляло верить в то, что это грозная армия, которую нелегко одолеть.

А затем все началось.

Беспорядочное движение, стычки и трусливые отступления, малые победы и несчастные жертвы — все закрутилось по воле королей, стоявших позади своих рядов.

Белый Король терпеливо ждал, пока не увидел, как Черный Король улыбнулся при появлении ударной силы, призванной выиграть битву, — и черная линия сломалась именно так, как предсказывал белый генерал. Черной армией двигала самоуверенность, но белые уланы, спрятанные королем, понеслись вперед, чтобы свершить жестокое правосудие и отдать победу в руки белой армии.

Белая Королева, целая и невредимая, бросилась к Королю, и он наслаждался сладостью ее присутствия и…


— Торн. — Его противник, вздохнув, постучал в знак проигрыша по черному королю. — Чрезвычайно неприятно, когда вы без всяких усилий обыгрываете человека в шахматы и в то же время, по-видимому, где-то витаете.