– Это Стивен устроил.

– Стивен! Старый сводник! Могла бы догадаться, что без него не обошлось!

– Я его попросил. Потому что…

– Потому что я тебя достала!

– Да.

Вообще-то это Стивен заговорил с Митей: он прекрасно видел, что происходит, да и Марина просила помочь – вы почти ровесники, быстрей общий язык найдете. Стивен был старше Мити всего на три года, но словно на целую жизнь: он очень скоро разобрался, что именно нравится девушкам. Темперамент горячий, так что Марина даже боялась думать, какой образ жизни ведет ее любимчик Стёпик. Он чуть не со школы играл по каким-то клубам в составе джаз-группы, зарабатывая приличные деньги. Первой об этом узнала Рита – когда Марина ругала ее за позднее возвращение домой (вернее, раннее, поскольку та вернулась под утро), Рита заложила Стивена:

– Конечно, как я, так во всех грехах виновата! А как твой обожаемый Стёпик, так ему все можно!

Марина всполошилась, но Стивен быстро ее успокоил, познакомив с музыкантами, и даже пригласил в клуб, где все оказалось очень прилично: солидные люди слушали джаз. Стёпик был очень скрытен и свято хранил все доверенные ему тайны, но и своих никому не открывал, даже Марине:

– Мама, не волнуйся! У меня все хорошо.

Жениться он вообще не собирался – зачем? Музыка и женщины – все, что ему нужно было в жизни. Так что опыта у него хватало. А у Мити никакого опыта не было вообще, кроме того неудачного поцелуя с Мусей. Стивен хотел устроить это для Мити на его день рождения – тот отказался, надеясь справиться со своими комплексами сам, но не получалось. Мите не нужен был никто, кроме Муси, но добиться ее, пока он так не уверен в себе, не удастся – это он понимал. А если она посмеется над ним в решающий момент, как посмеялась после их первого поцелуя, ему останется только застрелиться!

Мусино поведение на рождественском празднике его просто доконало. Отчаяние переполняло Митю, и он безропотно поехал со Стивеном к «профессионалке»: «Тебе давно пора стать мужчиной!» Волновался безумно, но молодая женщина, что открыла им дверь, совсем не была похожа на проститутку, а внешне даже напоминала слегка Мусю: маленькая, темноволосая и кареглазая, с пышной грудью. Она была в шелковой черной пижаме и почти не накрашена. Митя сидел на диване и думал: «Может, сбежать, пока они там шепчутся со Стёпкой?» Он даже боялся смотреть по сторонам и почти не дышал. Женщина вернулась, погасила верхний свет, оставив два ночника:

– Как тебя зовут? Митя? Дмитрий, красивое имя. Я – Лара. Давай выпьем немножко? У меня есть вино, коньяк, водка. Что ты хочешь? Все равно? Тогда давай красного выпьем. Такое терпкое, но не резкое. Тебе понравится.

Подала ему бокал и села рядом, Митя послушно отпил. Лара рассматривала его с улыбкой:

– Ты симпатичный мальчик. Рыжий, надо же. А какие глаза необыкновенные, ну-ка. – Она взяла его за подбородок. – Просто как мед! Ну а что ты такой грустный? Что у тебя случилось?

И Митя вдруг рассказал ей все. Ему самому было ужасно странно, что он сидит в чужой квартире рядом с совершенно незнакомой женщиной и рассказывает ей то, о чем никогда не говорил даже матери и Марине! Лара совсем не была ни вульгарной, ни вызывающе сексуальной – спокойная, ласковая, понимающая. И с этой женщиной он сможет… сегодня… вот прямо сейчас! Она волновала Митю – такая красивая, теплая, доступная. И точно не будет смеяться над его неопытностью и неловкостью. А Лара смотрела на него с участием:

– Ах, глупая девчонка! Такого парня мучает! Любишь ее? Сильно?

– Да, очень. Зря я, наверное, пришел к вам.

– Не зря. Я помогу. Все будет хорошо, не бойся. Ты не думай, это вовсе не измена. Считай, что ты у психотерапевта. Я – скорая помощь, и все. Скорая сексуальная помощь!

Лара погладила его по щеке, запустила руку в волосы на затылке, потом вынула из Митиных судорожно сжатых пальцев бокал.

– Хочешь меня поцеловать?

– Я не умею. – Он весь залился краской.

– Да что там уметь-то? – удивилась Лара и сама его поцеловала, потом еще раз. – Смотри, как просто! Ничего такого нет, никакой высшей математики. Ты разбираешься в высшей математике? Нет? И я нет! Но таблицу-то умножения знаешь? Вот и хорошо…

Она успокаивающе бормотала, а сама в это время действовала, так что через какое-то время Митя обнаружил, что на Ларе больше нет пижамы, а только кружевное черное белье, подчеркивающее белизну кожи – грудь в низком вырезе лифчика так заманчиво колыхалась, что он не мог отвести глаз. И сам был уже почти раздет, но не чувствовал ни смущения, ни стыда, только все нарастающее возбуждение. Увидев, куда он смотрит, Лара сказала: «Потрогай! Тебе же хочется!» – и легла, а когда он снял оставшуюся одежду, сказала, улыбнувшись: «О! Да ты хорошо вооружен!» Митя провел у нее целую ночь. Утром Лара разбудила его, потом напоила кофе и погладила по щеке:

– Ты мне понравился, очень. Помнишь – ночью, и сейчас утром? Я ведь не притворялась. Ты хороший любовник, настоящий мужчина – сильный, страстный. Повезло твоей девочке. А захочешь – приходи. Для тебя я всегда свободна. Стивен скажет, как найти.

Муся страдала. Ей хотелось биться головой об стенку: «Я дура, дура!» Но чем больше она волновалась, тем спокойней становился Митя, а она, видя легкую усмешку в его глазах, готова была заплакать.

– А ты с ней еще встречался? С этой Ларой?

– Нет, – соврал Митя не моргнув глазом. На самом деле сначала он и не думал встречаться. Но желание было слишком велико, и он не устоял. Вторая встреча – в середине апреля – получилась еще более впечатляющей, но больше Лара не велела ему приходить: ни к чему.

– Ты мне слишком нравишься, это плохо. И тебе привыкать не надо. Ты хотел своей девочки добиться? Вот и давай!

Для себя он решил так: первый раз – это скорая помощь, а второй… Второй раз – реванш за все годы унижений. Он не собирался изменять Мусе, и это было как своеобразная прививка на будущее. И честно говоря, именно этот второй раз и вселил в него совершенно непоколебимое чувство мужского превосходства, которое так поразило Мусю. И сейчас, глядя на Марусю, он наслаждался и ее раскаяньем, и ее покорностью, и собственной силой:

– Ты знаешь, может, тебе это неприятно и даже обидно, но я благодарен Ларе. Если бы не она, у нас с тобой могло ничего не получиться.

– И ты меня никогда не простишь? Я же люблю тебя!

– Разве я женился бы, если б не простил?

– Ага, простил! Но всю жизнь поминать будешь, да?

– Ну, если ты попросишь как следует, я, может, и забуду.

Маруся поцеловала его:

– Так?

– Даже не знаю, – серьезно произнес Митя. – Давай-ка еще разок.

Муся засмеялась и опять поцеловала, потом еще раз и еще, доказывая изо всех сил: «Я твоя женщина, твоя! Только твоя! Вся твоя…» И закричала, кончая, – как он и хотел.

А в это время остальная компания – Злотниковы, Кондратьевы и Лемеховы – уже подъезжала к Костроме. Полночи «высшая лига» занималась примерно тем же, чем и «младшая группа детского сада». После ухода «молодых» все еще немножко посидели за столом и даже попели, а когда ушел Стивен и Ванька отправился провожать домой Ирочку, которая ни за что не хотела остаться: «У меня и вещи не собраны, нет-нет-нет!» – разошлись по разным комнатам. В отличие от Маруси с Митей, от которых обе пары родителей заразились любовным настроением, они нисколько не робели, применяя проверенные практикой способы, так что, когда Ванька наконец заявился домой, все уже давно спали, утомившись.

Ванька, как всегда, проводил Ирочку до маршрутки, ожидая которую они минут двадцать со вкусом целовались, вызывая шипение старушек в очереди. Дома она собрала вещи, попила чаю с родителями, развлекая их рассказами о свадьбе, потом пошла спать – экспресс на Ярославль отправлялся в 7.45 утра!

Но ей не спалось. Как всегда после долгого веселого возбуждения наступил спад и навалилась тоска. Ирочка завидовала Марусе, у которой все так хорошо закончилось. На то, что у них с Ванькой все будет так же хорошо, Ирочка не очень надеялась, хотя и Марина с Алексеем были на ее стороне, и собственные родители махнули рукой на то, что Ванька так молод. Она обрадовалась, когда и бабушка Ольга ее приветила – даже серьги подарила! Только ей одной из всех! Ирочка время от времени вынимала серьги и любовалась аметистами, не решаясь носить такие драгоценные вещи. Вот и сейчас: достала и держала в ладони. Камни слабо мерцали, а если долго смотреть, начинало казаться, что погружаешься глубоко-глубоко, в бездну…

Бабушка Ольга что-то сделала с Ваней, Ира не очень поняла, что именно, но явно в ее пользу. Правда, результата никакого заметно не было, хотя прошло уже месяца полтора: Ванька оставался таким же, как был – прекрасным и отстраненным. Иногда Ирочке казалось, что таков был бы какой-нибудь мраморный Аполлон, чудесным образом оживший. Хотя Марина выразилась про собственного сына попроще: «Слоник! Толстокожий слоник». Всякий раз, когда Ирочка ему звонила – просто так, ни за чем, лишь бы услышать голос – оказывалось, что он как раз про нее думал. Но сама Ирочка могла вся изойти мыслями о Ване, а он этого никогда не чувствовал. «Чего ты хочешь, детка? – удивлялась Ирочкина мама. – Мужчины все такие».

«Ну что ему стоит позвонить, – думала Ирочка, жалобно глядя на телефон. – Мне так грустно…» Почему грустно, она и сама не знала: впереди деревня, целых полтора месяца рядом с Ваней, все давно закрыли глаза на характер их отношений – пусть делают, что хотят, лишь бы Ирочка не забеременела! Через два года они смогут пожениться – подумаешь, два года! Конечно, Ванька уедет в Лондон, но Марина уже обещала, что Злотниковы свозят туда Ирочку… Все равно, тоска усиливалась и усиливалась, сгущаясь постепенно до аметистовой темноты. Но когда Ирочка протянула руку к телефону, решив сама позвонить Ване, телефон заверещал.

– Привет! – Ирочка была сама не своя от счастья: Ванька!

– Привет! Ты как? Что-то мне показалось, что ты там грустишь.