Они опять обнялись, и Марина наконец впустила и этого ребенка в свое сердце.

– Марин, папа сказал, чтобы я ушла. Куда я пойду?! Пожалуйста, Мариночка, можно я останусь! У меня никого больше нет, только вы.

– Да конечно, останешься! Папа погорячился.

– Он никогда меня не простит.

– Простит. Но не сразу.

– Марин, почему это все, а? Ведь я вчера точно так же себя вела, как мама. Я Лёсику сказала: «Да кто тебя спрашивать будет?» Это мама мне всегда говорила! Марин, я не хочу такой быть, не хочу. Ты поможешь? А то я не могу больше…

– Хорошо, – сказала Марина, серьезно глядя на зареванную Риту. – Я помогу. Но за один раз невозможно все изменить, ты это понимаешь?

– Понимаю!

– Придется много работать – и мне с тобой, и тебе самой, а то скатишься обратно. Сейчас я тебя настрою, ты потом еще поспишь, проснешься уже немножко другая. Но тебе придется самой разбираться со всем вчерашним – и с папой, и с Лёсиком, со всеми. Ты знаешь, что надо делать?

Рита кивнула. Второй раз она проснулась в середине дня. Встала, сбегала в ванную, пугливо озираясь по сторонам, чтобы никого не встретить, оделась, прибралась в комнате и села на постель, опустив голову: надо было выходить, но – страшно! Чем дольше она так сидела, тем страшней ей становилось. Она словно окаменела и не могла даже пошевелиться, так велик был груз стыда и раскаяния. Потом вдруг заметила, что на полу валяется что-то яркое – это были «Риткины сказки», которые она свалила, не заметив, когда убирала постель.

Рита подняла, полистала и невольно улыбнулась, вспомнив, как они с Мариной делали эту книжку. Сейчас она понимала, что «Риткины сказки» на самом деле были в большей степени Мариниными, но тогда ей казалось, что она сама сочинила все эти забавные истории. Рисунки-то уж точно ее! Такие корявые, а тогда казались прекрасными… А отец как обрадовался, даже прослезился! Рита помнила, как мучительно ей хотелось остаться с отцом и Мариной, как долго казалось, что они ее предали. И Рита тяжко вздохнула: «Как дальше жить? Как?»

На кухне сидели одни взрослые, которым Марина уже объяснила, что происходит с Ритой. Леший был мрачен и раздраженно барабанил пальцами по столу. Марина накрыла его руку ладонью.

– Нет, похоже, сама она не выйдет! – сказала Марина. – Придется идти за ней.

– Мам, давай я схожу? – Муся встала из-за стола. – Поговорю с ней. Папа?

Муся посмотрела отцу прямо в глаза. Он молчал, потом махнул рукой: «А, делайте, что хотите!» Встал и ушел к себе. Марина кивнула Мусе: «Иди!» Увидев Мусю, Рита еще ниже опустила голову. Муся села рядом и легонько толкнула ее плечом:

– Да ладно, не переживай. Все образуется.

– Папа меня никогда не простит…

– Ну, не сразу. Мама его постепенно смягчит. Меня-то простил. Помнишь, как я выступила в деревне? Перед пожаром? И тебя еще заодно обидела. Ты уж прости, ладно?

– А, правда…

– Тоже тяжело было. Тебе еще повезло. Тебя одна мама воспитывает, а по мне тогда все прошлись, кто в деревне был. Дядя Толя чуть ухо мне не оторвал.

– Дядя Толя?!

– Ну да. И Митя дал по мозгам. Но это все цветочки были. Папа-то простил! – Муся вздохнула. – А потом у него инфаркт случился. Ну, я и решила – из-за меня…

Рита напряженно вглядывалась в Мусино лицо – у той были слезы на глазах.

– Так что, видишь, – я тоже совсем не идеальная дочь.

– Да разве он мог тебя не простить? Он тебя любит, ты родная, а я… Думаешь, не понимаю? Живу у вас, как… как собачка приблудная. Из жалости. Я оттого и выпендривалась так.

– Ритка, ну что ты за дура такая! – Муся сказала это как-то совсем не обидно. – Да папа тебя, может, больше нас любит! Я потому и ревновала. Ты же первый его ребенок! Он знать не знал, что ты неродная! Потом узнал, и что? Ты думаешь, так просто можно ребенка из сердца выкинуть? Он очень переживал, мама рассказывала.

– Ты думаешь, правда любит?

– Да тут и думать нечего. Мы с тобой, конечно, никогда не дружили, но… Давай все-таки попробуем быть настоящими сестрами? Мы же взрослые, а не маленькие противные девчонки, которые отца поделить не могут. Ну вот, опять она плачет! Хватит реветь! Пойдем, поешь хоть немножко.

– А там кто?

– Мама и Скороговорка. Может, Ванька. Да ты хоть причешись! И паста у тебя на щеке, да не там, справа! Ты в зеркало-то смотрелась сегодня?

– Не могу я на себя смотреть.

Марина покачала головой: и это Рита, которая часами сидела перед зеркалом, наводя красоту!

– Давай я тебя причешу. Где щетка? А фен?

– Мусь, да ладно! Нормально все, – Рита руками расчесала волосы и улыбнулась Мусе. – Спасибо тебе… сестра.

Еще много оставалось запертых дверей между душами этих девочек, но первую, самую тяжелую, они открыли сегодня. Рита и дальше справилась: Ксения довольно милостиво приняла ее извинения и даже погладила по голове, а Ванька – после того, что случилось у него с Ирочкой, и после всех разговоров с отцом и Стивеном – относился к Рите совсем по-другому и посмотрел на нее с такой жалостью, что Рита опять было заревела.

– Да не расстраивайся ты так! Ничего, обойдется. Зря ты, конечно, маму обругала. Отец поэтому так озверел: он за маму убить готов.

– Марина меня простила. А папа что? Не простит никогда? – Рите было страшно даже подумать об этом.

– Да ладно, простит. Мама его уговорит. Слушай, ты просила ноутбук посмотреть, так приноси, я сделаю.

– Спасибо.

Оставалось самое страшное – Лёсик. К отцу Марина не велела ей пока даже близко подходить. Рита заглянула в детскую: Лёсик, сидя на ковре, строил из кубиков высокую башню. Он был один – Совят Марина отвела к отцу. Рита долго смотрела на сына. «Он похож на Кая! – думала она. – Кай в царстве Снежной Королевы! Что он там выкладывал из льдинок? Слово «Вечность»?» Тут «Кай» заметил Риту, и она села с ним рядом, стараясь не задеть башню:

– Какая красивая у тебя башня. И высокая.

Лёсик взглянул Рите в глаза и одним движением руки развалил всю свою постройку. Рита ахнула.

– Я долго ее строил. – Он все так же смотрел прямо в глаза, и Рита вдруг поняла, что сын хочет сказать: строить долго, разрушить – легко.

– Давай… давай мы вместе с тобой построим новую? Еще лучше. Давай? Посмотри, что я тебе принесла. Это мы с Мариной сделали, для папы. Я маленькая была, как ты сейчас. Это я рисовала и сочиняла, а Марина книжечку сделала. Пусть она у тебя будет, ладно? Если я вдруг куда-нибудь уеду, с тобой книжечка останется. Смотри: это я! Видишь, на задней обложке? Правда, смешная?

Лёсик встал, подошел к Рите и обнял ее за шею – такой маленький, такой родной, что Рита, обливаясь слезами, стала его целовать:

– Мальчик мой! Прости меня, прости! Я исправлюсь, правда! Ты же мне поможешь? Ты мой любимый сыночек, мой мальчик!

Лёсик кивал, прижимаясь к ней, а потом сунул что-то в руку, Рита взглянула: это был маленький треугольный кубик, красный, гладкий и блестящий. Этот яркий треугольник, лежащий на бледной ладони, что-то вдруг ей напомнил – промелькнуло в сознании и пропало: алое на белом!

– Это мне?

– Он один такой, – сказал Лёсик. – Больше нету. Он самый важный. Пусть у тебя будет. Ты тогда не забудешь про меня, правда?

– Я и так не забуду! Я всегда помню, что ты!

– Ничего, если я с тобой не поеду? Мне очень не хочется.

– Ничего. Да я и сама… наверное… никуда не поеду.

– Правда? – И он так крепко ее обнял, что Рита даже запищала:

– Ой-ой-ой! Какой у меня сильный сыночек!

Вдруг Лёсик вывернулся из ее объятий и ушел куда-то – Рита оглянулась: в дверях возвышался отец. Он поднял Лёсика на руки, а тот что-то зашептал ему на ухо.

– Ну ладно, я постараюсь, – Алексей спустил Лёсика на пол, тот убежал. Рита так и стояла на коленях, глядя на отца снизу вверх несчастными глазами. Алексей вздохнул и протянул ей руку – вставай. Рита поднялась.

– Только ради Лёсика, – мрачно произнес Леший.

– Я понимаю. Посмотри, что он мне дал.

– Кубик?

– Красный кубик! Сказал, он самый важный! Папа, это же сердце! – И опять что-то ей примерещилось на секунду, вспышкой: алое на белом.

Леший хмыкнул.

– Папа, я раскаялась. Правда. Ты не представляешь, как мне стыдно. Папа, я думала, ты не любишь меня больше, я думала, ты из жалости со мной возишься. Я знаю, я скверная, но я буду стараться, честное слово. Марина меня простила, она мне поможет, я исправлюсь, папа. Пожалуйста…

Леший прикрыл лицо рукой.

– Папа! Тебе плохо? Марина, папе плохо!

– Иди сюда, дурочка. – Алексей обнял Риту, и она заплакала. – Ох, горе мне с вами…

Рита старалась изо всех сил: она никуда не уехала, все время проводила с сыном, за Мариной ходила хвостом, трепетала перед отцом и, сама того не замечая, постоянно заглядывала всем в глаза с тревожным вопросом: «Я правильно делаю?» Ванька скоро стал жаловаться, что еще немного, и он начнет принимать Риту за собачку – давать косточку и гладить по голове: «Хор-рошая девочка, хор-рошая!» Лёшка держал ее в строгости и однажды устроил было разнос, увидев, что Рита сидит за компьютером:

– Опять?

Рита попыталась ему объяснить, что она просто удаляет себя из всех социальных сетей, потому что не хочет больше там ни с кем общаться. Леший ничего этого не понял и разбушевался, но Ванька Риту спас и долго объяснял пыхтящему отцу, чем занимается Рита и почему это хорошо. Отец так толком и не разобрался, но решил поверить Ваньке на слово. Однажды Марина услышала, что Рита плачет – было часов пять утра. Марина пришла к ней: что случилось?

– Я устала. Я не могу, больше не могу. Сделай что-нибудь, пожалуйста.

– Рита, детка, я же предупреждала: будет трудно.

– Я знаю. Но меня мысли замучили, достали просто. Я которую ночь не сплю – одно и то же, одно и то же, по кругу. Про папу, про Лёсика, про свою прежнюю жизнь. Опять старые обиды всплывают, всякое такое. Никак не могу избавиться.