Впрочем, местных было раз, два и обчелся, и всё старики: голубоглазый Семен Семеныч, матерщинник и выдумщик, бабка Марфа, сестры Маша-Клаша, а еще бывшая учительница местной школы, одинокая старая дева с диковинным именем Иллария – Иллария Кирилловна! «Как раз в пару вашей Ксении Викентьевне, – посмеиваясь, говорил Анатолий. – Еще одна Скороговорка!» И точно – они даже похожи были, как настоящие сестры, в отличие от Маши-Клаши: Маша маленькая и чернявая, а Клаша – высокая и громогласная. «Ну, гренадер!» – смеялся Семеныч, а та обижалась. Маша-Клаша быстренько продали Анатолию свой дом и уехали к Клашиной дочери в Ярославль, а остальные остались. Илларию Толя тут же приспособил в помощницы к Фросе, Семеныч стал чем-то вроде сторожа, а почти девяностолетняя бабка Марфа – она уже не вставала, и за ней ухаживала та же Иллария, – была просто кладезем всех местных преданий и легенд, большинство из которых, как считал скептически настроенный Семеныч, сама же и сочинила.

Место было действительно замечательное – за спиной у деревни сосновый бор, впереди река. Рыбалка, грибы-ягоды, воздух, парное молоко – Семеныч держал коз. «Рай, ну чисто рай!» – вздыхал Лёшка. А Толя никак не мог угомониться и все этот рай совершенствовал: то затеется пристраивать к своему дому террасу, то купит трактор, то придумает какие-то невиданные парники, то загорится идеей завести солнечные батареи на крыше. А в это невыносимо жаркое лето он поставил два бассейна – большой и маленький лягушатник, благо воды хватало. Но за день вода в бассейнах нагревалась чуть не до кипятка, поэтому бегали на речку, где било много ключей.

Жили они действительно каким-то колхозом. Сначала еще пытались каждый вести свое отдельное хозяйство, но это оказалось утомительно, и скоро сообразили сделать летнюю кухню и поставить под навесом длинный стол с лавками. Готовили по очереди, и дети чуть не дрались за право ударить в большой медный гонг, привезенный Толей из Африки, – чтобы созвать народ к обеду или ужину. Потом образовалось что-то вроде детского сада для самых мелких, за которыми тоже присматривали по очереди.

Свешниковы поселились в своем еще не совсем отделанном доме, а в купленной у Маши-Клаши избе устроилась Юлечка с мальчишками. В резном тереме жили Злотниковы, Ксения Викентьевна и Рита с Лёсиком – комнат хватало, и Лёшка то и дело распевал, увидев Мусю, выглядывающую из верхней башенки: «Живет моя отрада в высоком терему!» А Марина просто не знала, что делать с Лёшкиной «отрадой» – с Мусей. Они с Ванькой поменялись местами: бывший «вождь краснокожих» стал спокойным и рассудительным подростком – к Мусе он относился слегка снисходительно, словно она была его младшей, а не старшей сестрой. Совершенно неожиданно Ванька вдруг подружился с Анатолием и ходил за ним хвостом.

– Вань, о чем вы с дядей Толей разговариваете? – не выдержав, спросила раз Марина.

– О бизнесе, – ответил Ванька, глядя на нее ясным взором. Он смачно хрумкал огурцом и подкидывал мяч, собираясь бежать к ребятам на волейбольную площадку.

– О чем?!

– Ну, финансы, экономика всякая.

– И тебе это интересно?

– Ага. Мам, ты что, это ж круто! – И убежал, подпрыгивая.

И Муся, и Ваня учились ровно по всем предметам – Муся на пятерки, Ванька похуже, иной раз схватывая и тройки. Никаких особенных талантов у них не было: точно так же, как Муся перепробовала все на свете, от скрипки до бальных танцев, Ванька перезанимался всеми видами спорта, от карате до хоккея, и остановился в конце концов на плавании – драться ему не нравилось, а играть в команде он не любил. Марина просто не представляла, куда его пристраивать после школы. И вот, пожалуйста, – Ванька заинтересовался финансами! Проходя как-то мимо столярки, Марина увидела копошившегося там Анатолия и подошла:

– Толь, что ты мучаешься. Дай Лёшке, он тебе моментом сделает.

– Лёшка-то сделает. Самому интересно. А, черт! – он прищемил палец.

– На-ка лучше, похрусти, отдохни. – В подоле фартука Марина несла собранные огурцы.

Они сели на лавку и взяли оба по пупырчатому огурцу. В столярке вкусно пахло нагретым на солнце деревом, теми же огурцами и близкой рекой.

– Ой, хорошо как…

– И не говори.

– Толь, а что такое Ванька сказал: ты с ним про финансы беседуешь?

– Ну да. Слушай, у тебя толковый парень.

– Это ты про Ваньку говоришь? – уточнила Марина. – Про моего Ваньку?

– А что, еще один есть? Чему ты удивляешься? Толковый паренек. В город вернемся, пусть приезжает ко мне, позанимаюсь с ним. У него понимание есть и чутье. Подожди, начнет на бирже играть, миллионером станет. Жалко, молод еще. Ему сколько, четырнадцать?

– Весной было.

– Да, это лет двадцать надо ждать. Не доживу. А то я бы ему дело передал. Надо будет его в Лондон послать учиться, пусть там из него джентльмена сделают.

– Вот в Лондоне ему самое место, Ваньке! А тебе что, больше и передать некому?

– А кому, Марин? Савушка еще под стол пешком ходит, девкам не надо ничего, не дождусь от них ни зятьев, ни внуков…

– Аркадий что же? Не годится?

– Не годится. Марин, он пустое место, и все это знают, и сам он знает, потому так перед бабьем своим и выпендривался. Тяну его из последних сил, все-таки сын, хоть и приемный. Его, конечно, пожалеть можно: вырос, как трава при дороге – все детство по интернатам. Да и наследственность плохая по линии родной матери. Не знаю я, что с ним делать. Другого давно бы уволил. Он ведь запил после развода-то, представляешь? Всю жизнь мы ему, оказывается, поломали.

– Да ты что!

– Вытащил его, закодировал. Теперь он играет!

– Во что играет?

– Да не во что, а на деньги. В казино. Рулетка, покер. Скоро до игровых автоматов скатится. Два раза уже за него такие суммы платил! Горе одно.

– Да-а, ничего себе, Аркаша. И правда, смотри: ты император, а наследника нет. Империю некому оставить.

– Да какой я император, Марин. Какая империя, о чем ты говоришь. У меня ж нет ничего.

– Ага, гол, как сокол!

– Вот ты смеешься, а правда: у меня одна основная фирма, и все. С филиалами. Ну, дом в Москве, деревня. Вот в Костроме еще дом, никак не продам. И еще кое-что, по мелочи. Деньги есть, это да. Я ж не идиот, чтобы футбольные команды скупать! Я лучше на сирот денег дам. Только воруют много, которые на сирот-то собирают, жалко на эту прорву. Кстати, а что у тебя с деньгами, которые Валерия оставила?

– Ничего, лежат в банке.

– В банке они у нее лежат! В стеклянной или какой? Деньги работать должны, а не лежать! Надо заняться вами, а то что это – в банке лежат!

– Вот и займись, а то ворчишь только. А что у тебя за фирма? Давно хотела спросить.

– Фирма? Да мы технику выпускаем, приборы всякие. Очень тонкие и точные. И дорогие. Спрос небольшой, но постоянный – для медицины, космоса, для оборонки. Мой бизнес не на крови, Марин. Мне «крыша» никогда не была нужна – я всю дорогу под оборонкой хожу. У меня еще с армии друзья остались, они потом в большие люди вышли, в отличие от меня.

– Как же! А то ты маленький!

– Я маленький. Мелочь пузатая. Мы в кильватере шли за ледоколом. Атомным. Вот он гений, мужик этот. А мы так, погулять вышли. Валерия его сразу вычислила. Я даже боялся, что… Но она сказала, он и без нее далеко пойдет. С компьютеров начинали – из загранки везли, тут собирали, продавали. Я-то сначала вообще на подхвате был – ни образования, ни понимания. Потом Валерия меня натаскала, учиться заставила. Да и я сам тянулся за «ледоколом». А потом он дальше двинулся лед крушить, а мы причалили к берегу. Валерия сказала: «Хватит. Дальше опасно». Несколько миллионов сделали, а дальше только пасли их, как овец, чтобы шерсть да жирок нагуливали. Деньги – они сами делают деньги, понимаешь? Надо только не зарываться. Меру знать. Я знаю, слава богу.

– А что с ним стало? С «ледоколом»?

– Сидит, что с ним стало. На второй срок пошел.

– Так это он?

– Ну да. Так что Валерия правильно все увидела. А нынешняя фирма, она случайно, в общем-то, образовалась. Представляешь, в бане!

– Что – в бане?

– Да придумали мы это в бане! Познакомился там с мужиком, а он чуть ли не академик. И рассказал мне про своего ученика, который одну необыкновенную штуку изобрел, страшно важную, а толку никого, потому что у нас не продвинешь никак. А на Запад продавать не хочется, но придется, наверное. Ну, я и встрял. Их наука, мои деньги. Вот и жалко, понимаешь? Производство уникальное, специалисты – один другого лучше, по зернышку собирали. И что – теперь все чужой курочке отдать? Американцы прямо сейчас купили бы, не говоря о китайцах. Жалко. И некем меня заменить, некем. У нас народу немного, каждый на своем месте. Один вот Аркаша балластом.

– Толя, а ты присмотрелся бы к Мите. Ты знаешь, я плохо в этом понимаю, но ребята мои говорят – он компьютерный гений.

– Хакер, что ли?

– Да я не разбираюсь. Но Митя уже с седьмого класса деньги зарабатывает, и неплохие. Программы какие-то делает, что-то такое. Он матери на сороковник машину хочет подарить, копит. Они же Аркашины деньги по минимуму тратят, а так Митя зарабатывает.

– Ты подумай! Молодец какой. Да я не знаю, Марин, как к ним и подойти – Юля меня не любит, Митя волчонком смотрит, того гляди, укусит.

– Я поговорю с ними, хочешь?

– Поговори. Может, хоть из этих толк будет. Да, вспомнил! Давно спросить собирался: вы с Лёшкой не хотели бы галерею Милкину взять? Киркин магазин уже прогорел, а галерея еще дышит. Миле-то теперь ни к чему. Можно продать, конечно, бешеных денег сейчас стоит – самый центр. А то взяли бы, а? Лёшке надо мастерскую, выставки можно делать. Подумай!

– Толь, спасибо. Но куда нам. Мы еще быстрее прогорим – Леший не по этой части, а мне некогда, дети совсем еще маленькие. А ты Юле отдай.

– Юле?..

– Вот ты зря так скептически. Я раньше тоже думала, что она цветочек нежный. А сейчас мы подружились, я ее лучше знаю. Толя, она цветочек стальной. Юля очень умная, сильная. Ее просто Аркадий довел до ручки. Сидела одна, как в клетке, нам никому не доверяла.