– Большая шишка в разведке?

– Был одно время... Верхний эшелон, и все такое прочее... Но в семидесятых он как-то резко выпал из фавора. Что там произошло, до сих пор никто и не знает... Чья-то жена, выпивка, или опиум, или идеологические разногласия? Он ведь был еще человеком старой школы: агенты на месте, носители языка, привычка полагаться на инстинкт, – все такое. Утверждал, что соблазн новых технологий – бич для разведки. В общем, наверху допустили ошибку. После его ухода арабский отдел стал совсем другим. Но потом его опять вытащили из отставки: 12 сентября 2001 года.

Оливия задумчиво кивнула.

– А куда мы все-таки едем?

– Не имею права разглашать явочные адреса. Да и какая разница! Главное – место удобное... Я бы даже сказал, уютное!



У Хэмптон Корта Оливии пришлось пересесть с катера на вертолет, а после довольно короткого полета – в машину с темными стеклами. Через плечо водителя Оливия видела, как они пробираются по проселочным дорогам Беркшира и Чилтериса. Потом они пересекли Сороковую автостраду, мелькнула кольцевая дорога вокруг Оксфорда – и они въехали в сельский Котсволд, с его весело мерцающим через окошки пабов и домишек пламенем каминов, с его покоем и уютом. Какое-то время машина ехала вдоль еысокой каменной стены, огораживающей чье-то поместье, потом Оливия услышала шорох гравия – видимо, открывали железные ворота. И вот в свете фар появилась длинная подъездная дорога к загородному дому. «Путешествия вроде этого должны кончаться тем, что тебя встречает дворецкий в ливрее, со стаканами «Кровавой Мэри» на серебряном подносе, – подумала Оливия, – или у ворот дома тебя поджидает маленький сморщенный человек в инвалидной коляске, который металлической культяпкой, заменяющей ему руку, чешет лежащего на коленях кота».

Дворецкий, причем в ливрее, тут действительно был. Чрезвычайно вежливый. Он сообщил Оливии, что ее чемоданы уже прибыли, и пригласил ее следовать за ним. Поднявшись по каменным ступеням, Оливия оказалась в изысканно убранном холле: картины на стенах, панели резного дерева, широкая лестница, тоже из дерева благородных пород, судя по цвету.

Спустится ли она к обеду или подать ей горячие закуски в комнату, поинтересовался дворецкий. Она представления не имела, что это за «горячие закуски», но сама обстановка предполагала что-то изысканное. Фаршированные креветки? Кролик по-валлийски? Трюфели в хересе? Оленина по-дворянски? Надо было соответствовать обстановке, и Оливия, небрежно наклонив голову, произнесла:

– Благодарю, если вы так любезны, я бы предпочла не спускаться сегодня.

Увидев перед собой постель, девушка вдруг потеряла всякий интерес к окружающему миру и без сил, страшно уставшая за этот безумный день, провалилась в оазис свежих белых простыней. Напоследок она еще успела подумать, как же приятно, что бутылка с горячей водой и впрямь лежит там, где ей положено быть, – в ногах, завернутая в полотенце.



Оливии так и не довелось узнать, что же это были за «горячие закуски». Ее ждало пробуждение в незнакомом месте и типичный синдром путешественника: «Где я? Как я сюда попала?» Она пошарила рукой на прикроватном столике, пытаясь зажечь лампу. Комната была погружена во тьму, но из-под плотных тяжелых штор пробивались солнечные лучи. Итак... Оливия лежала в огромной кровати с тяжелым пологом-балдахином. Где-то за окнами блеяли овцы. На Гондурас это было не похоже...

Оливия спустила ноги с кровати, села. Все тело ныло. Во рту было сухо и противно. Морщась, Оливия подошла к окну, раздвинула шторы... Перед ней расстилался хорошо ухоженный английский сельский парк: газоны, живая изгородь – настолько ровная, что, казалось, ее стригли маникюрными ножницами. Прямо под окнами выложенная медового цвета камнем терраса: ступеньки мха, по краям декорированные античными урнами на небольших постаментах, сбегали к лужайке, на которой можно было разглядеть воротца для игры в крокет. По краю лужайки рос орешник – деревья казались голыми и замерзшими. Дальше виднелись серо-зеленые холмы, стены из нетесанного камня и дымки, поднимавшиеся к февральскому небу из труб домиков, что сгрудились вокруг церковного шпиля.

Оливия обернулась и обвела взглядом комнату. Каким-то чудом ее оливковый чемодан и коричневая кожаная сумка были уже здесь – а в них лежали все вещи, которые она внесла в список, отданный профессору Уиджетту. Под дверь был просунут конверт. В нем она нашла план дома, телефонный номер, по которому надо позвонить, когда она будет готова к завтраку, и короткая записка: «Сразу после завтрака поднимайтесь в комнату Технического обеспечения».

43

Конспиративное поместье МИ-6,

Котсволд


Оливия прищурилась, глядя на монитор. Техник пролистывал на экране снимки, снятые цифровой камерой, купленной в «Шпионском мире».

– Что на этом? – спросил он.

– Э-э-э... – замялась Оливия. На фотографии был виден мускулистый негритянский торс и выразительно бугрящиеся спереди красные плавки.

– Перейдем к следующему? – стараясь, чтобы голос звучал как можно естественнее, поинтересовалась Оливия.

– Какой, однако, забавный кадр, – услышала она за спиной. Профессор Уиджетт, чуть прищурившись, рассматривал красные плавки.

– Я снимала с бедра, – пояснила Оливия. Объяснение почему-то прозвучало не очень убедительно.

– – Я заметил, – кивнул профессор. – А у этого Аполлона есть имя? Или только штрих-код? – все кадры были отмаркированы службами МИ-6.

– Уинстон.

– А-а. Уинстон...

– Ну что, идем дальше?

– Нет. А эти девицы, что плещутся с Феррамо в бассейне... Они сплошь актриски? Зачем они здесь? Ублажают его?

– Не знаю.

– Нет, не похоже... – он еще какое-то время смотрел на экран, потом вздохнул, словно вид ему прискучил и, склонив голову на бок, взглянул на Оливию. – Н-да. Вряд ли мы это узнаем. А чутье? Что вам подсказывает чутье? – он резко обернулся к ней, широко распахнув глаза, и прожег ее взглядом насквозь. – Что вам говорит внутренний голос?

– Думаю... Думаю, он отбирает их... И использует для каких-то своих целей.

– А они об этом догадываются? Знают, для чего их используют?

Оливия на мгновение задумалась:

– Нет.

– Вы уверены?

– Может быть, это как-то связано с Голливудом? – она еще раз глянула на фотографию с плавками. – Феррамо ненавидит Голливуд лютой ненавистью. А эти девицы – они ведь сшиваются в Голливуде... Мы будем смотреть следующую? – Оливия кивнула на монитор.

– Н-да. Будем, куда ж мы денемся. Давай следующую, Додд. Мой Бог... А это еще что?

У Оливии возникло такое чувство, будто она с размаху треснулась головой о стол. Блин! О чем она думала, когда снимала! На экране красовалось что-то вроде перевернутой вверх ногами буквы V из резины, с молниями по бокам. Над буквой V вздымался бронзовый от загара плоский живот. Накачанный пресс свидетельствовал, что его владелец занимается спортом всерьез.

– Ну... Еще один неудачный снимок, – пробормотала Оливия. Она, наконец, сообразила, кому именно принадлежит все это богатство... Мортон Си!

– Неудачный? Я бы так не сказал, – промурлыкал Уиджетт.

– Давайте следующий. Думаю, я смогу сказать, кто это.

Компьютерщик тяжело вздохнул, и на экране возник другой снимок. На нем опять был запечатлен Мортон Си, на этот раз со спины: в гидрокостюме, куртка расстегнута и спущена до талии – какой торс! Мортон Си оглядывается через плечо, поза чем-то неуловимо напоминает фотографии звезд эпохи 50-х.

– Весьма соблазнительно, – оценил Уиджетт.

– Ничего соблазнительного! – фыркнула Оливия, сердито сощурив глаза. Что? Над ней будут смеяться?! – Это тот парень, о котором я рассказывала. Ну, тот, что полез на меня с пушкой.«. Полное ничтожество.

Уголки рта Уиджетта слегка приподнялись. Он яено заинтересовался:

– А-а-а... Ничтожество, говоришь... Насколько я понял, он работал на Феррамо? Можешь сказать, в каком качестве? Сводник? Жиголо?

– Ну... Судя по всему, Феррамо нанял этого парня недавно. Ему был нужен кто-то вроде инструктора по дайвингу для его актрисок. Пьер Феррамо всем морочит голову, его не очень поймешь... Этот мужик, он косил под подводника. Лип ко всем с разговорами, что в баре, что на катере. Ну вроде того, что не прочь с любой...

Уиджетт резко наклонился к ней, поднял бровь и прошептал:

– У тебя с ним что-то было?

– Нет, конечно, – прошипела Оливия, раздраженно уткнувшись в экран. Обиднее всего было то, что на этой фотографии Мортон Си и впрямь выглядел чертовски привлекательно. Здесь у него было то лихое и вместе с тем сосредоточенное выражение лица, которое так понравилось ей, когда она впервые его увидела в Гондурасе.

– Жаль, жаль... Интересный мужчина...

– Пустышка он, вот кто! Готов перед всеми пресмыкаться. Хуже шлюхи...

В глубине комнаты послышалось покашливание. Из-за компьютерного стола в дальнем углу комнаты встал мужчина. Его фигура была Оливии хорошо знакома. Только вот одет он был совсем иначе: свободный темный костюм, галстук, правда узел расслаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута... И волосы... Все так же вьются, но уже не травленные перекисью... Профессор Уиджетт сосредоточенно изучал свои ногти. Наконец он поднял свой взгляд:

– Хуже шлюхи, утверждает она, – Уиджетт кивнул на Оливию.

– Да, сэр, – кивнул Мортон Си.

– Колючая юная леди... Чем она уколола тебя в прошлый раз?

– Шляпной булавкой, сэр, – сухо ответил Мортон Си, подходя к загончику, в котором они сидели.

Уиджетт выпрямился и поднялся из-за стола:

– Мисс Джоулз, разрешите представить, Скотт Рич из ЦРУ, в прошлом – боевой пловец и, между прочим, – звезда Массачусетского технологического института, – Уиджетт говорил, растягивая все эти «сс» и «тс», словно Лоуренс Оливье на сцене. – Скотт будет направлять всю нашу операцию. Но замечу: кое в чем ты его опередила – тебе, а не ему, удалось подцепить объект на крючок.