Она покачала головой и улыбнулась ему своей кошачьей улыбкой.

— Мне пора домой. Муж уже, наверное, волнуется.

— Я тебя провожу, — сказал Гарэт. — Вернусь через минуту, — добавил он, обращаясь к нам.

— Ну разве он не великолепен? — воскликнула Гасси.

— Восхитителен, — ответила я без энтузиазма.

В нем чувствовапась какая-то грубая сила. Я могла себе представить женщин, которые способны увлечься им, но только не себя. Мне отвратительны такие здоровые сексуально-агрессивные мужчины. Они вызывают во мне клаустрофобию. Мне нравятся мужчины мягкие, сдержанные, утонченные. Гарэт Ллевелин был таким же утонченным, как асфальтовый каток.

Я ходила по комнате, разглядывая вещи и предоставляя Джереми возможность любоваться моей фигурой. При этом я старалась не смотреть в соседнюю комнату, где случайно наткнулась взглядом на двуспальную кровать невероятных размеров. Мне так и мерещилась под простынями блондинка в золотой шелковой пижаме.

Легкий ветерок шевелил занавески, донося запах резеды и табака из цветочного ящика за окном. Я выглянула из окна. Внизу стояли, разговаривая, Гарэт Ллевелин и миссис Смит. Вдруг он заключил ее в объятия и крепко поцеловал. Отпустив ее через минуту, он распихнул дверцу машины. Девушка погладила его по щеке.

Возвращаясь к дому, он посмотрел вверх и, Увидев, что я наблюдаю за ним, усмехнулся.

Зазвонил телефон. Гасси сияла трубку.

— Алло, да. Он внизу, подождите минутку. Гарэт! — закричала она. — Телефон!

Он бросил на нас извиняющийся взгляд и взял трубку.

— Винни, детка, как дела? Я тоже скучал. Дорогая, сегодня совершенно безнадежно. У меня сейчас полно людей, а позже мне надо будет поработать. Завтра у меня вообще сумасшедший день. Послушай, дорогая, а как насчет вечера в среду?

Господи, этот валлийский акцент действительно может взволновать!

Стараясь не прислушиваться, я повернулась к Джереми. Он доверительно улыбнулся мне.

— Кого еще из поэтов ты любишь?

— Китса. Конечно, Томаса Катриона, кое-что А.Е. Хусмана.

— А что ты думаешь о Роберте Браунинге? — поинтересовалась я.

— А в чем дело? Он что, женится на ком-нибудь из наших знакомых? — спросил подошедший Гарэт.

Гасси прыснула.

— Оставь их. Они весь вечер ведут высокоинтеллектуальные разговоры. Тави, тебе не кажется, что цвет этих занавесок идеально подходит для платьев подружек невесты?

С этого момента я вынуждена была слушать глупую нескончаемую болтовню о свадьбе. Я развалилась на полу, прислонясь к софе, заложив руки за голову, выгодно демонстрируя бюст. При этом моя юбка собралась складками.

Краем уха я слышала, о чем говорили Джереми с Гарэтом.

— Эта девчонка действительно твоя секретарша?

— Миссис Смит? — спросил Гарэт. — Куколка, правда?

— Она не имеет ничего против работы в такой поздний час?

— Мистер Смит актер, сейчас занятый в спектаклях. Поэтому ее устраивает работа в такое время суток. Но ты зря интересуешься. Тебе тут никогда ничего не обломится.

Зазвонил телефон. Звонили из Латамерики.

Утверждая, что это деловой звонок, Гарэт переместился с телефоном в спальню. Джереми и я налили себе еще.

— Он всегда такой? — спросила я.

— С девушками? Чаще всего, но не всегда. Он не пытается ничего доказать, просто такой уж он ненасытный. Не может ни одной пропустить.

— Ему надо жениться, — сказала Гасси. — Встретить бы ему хорошую женщину, которая бы его полюбила. Это все, что ему надо.

— Плюс четыре хороших любовницы, которые бы держали его в тонусе, — добавила я. — Вы не собираетесь установить телефон на яхте?

— Ни в коем случае. Это одно из условий, которые он поставил, принимая наше приглашение — никаких телефонов. Я сейчас приготовлю кофе.

Она вышла из комнаты. Я поднялась и проследовала к камину, заинтересовавшись сваленными в кучу открытками с приглашениями — приемы, обеды, деловые встречи. Джереми подошел ко мне и встал рядом. Я взглянула па наше отражение в огромном зеркале, висящем над камином.

— Как странно, — задумчиво произнесла я. — Ты заметил, как мы похожи, оба светловолосые, синеглазые? Мы могли бы сойти за брата и сестру. Мне всегда казалось, что кровное родство имеет преимущество перед любыми другими отношениями.

Джереми учащенно задышал, его глаза подернулись пеленой страстного желания.

— Ты должна знать, что я испытываю к тебе отнюдь не братские чувства.

Я устремила на него взгляд, медленно водя языком по нижней губе.

— А какие же? — мягко спросила я.

— Весьма волнующие. Ничего удивительного, что я страдаю от бессонницы.

— О, и я тоже, я тоже. Ты знаешь, мы ничего не сможем с этим поделать.

— Конечно не сможем. Я не могу справиться со своим чувством к тебе. Ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал в своей жизни. — Он помолчал. — Думаю, многие мужчины говорили тебе это.

— Некоторые говорили, но не все думали так на самом деле.

— А я думаю, — сказал он сердито.

— Может быть, ты не хочешь, чтобы я плыла с вами?

— Хочу, конечно, и… в общем… Гасси очень расстроится.

— А ты представляешь, как трудно будет нам находиться все время рядом?

— Думаю, что это может довести нас до сумасшествия, но лучше уж это, чем совсем никак.

Я шагнула к нему.

— Придется рассчитывать только на наше самообладание.

— О, мне не следовало входить, — послышался голос в дверях. — Это не в моих правилах…

Мы повернулись, с испугом обнаружив, что на нас смотрит Гарэт. Его глаза больше не смеялись. Взгляд был холодно-вежливым и тревожным. Но он лишь произнес: «У тебя пустой бокал, Октавия».

Тут вошла Гасси и засуетилась, наливая кофе. Что ей удалось услышать? Я закусила губу от досады.

Мы начали обсуждать планы на предстоящий уик-энд. Кому что брать, какой выбрать маршрут. От меня было мало проку. Я была слишком расстроена и избегала смотреть на Джереми.

— Когда вы собираетесь выезжать? — поинтересовался Гарэт, — В пятницу, в середине дня. А ты?

— У меня целый день встречи. Я не смогу раньше пяти. — Он повернулся ко мне. — Во сколько ты заканчиваешь работать?

— Я не работаю, — сказала я высокомерно.

— Ну, конечно. Мне следовало догадаться. Все твое время уходит на личную жизнь. Я захвачу тебя.

— Нет, не надо, — сказала я чересчур поспешно. — Я хочу поехать раньше, с Джереми и Гасси, чтобы помочь им привести яхту в порядок.

Неожиданно его смуглое лицо стало злобной маской.

— Тебе не кажется, что двое влюбленных иногда нуждаются в уединении и что третий лишний?

— Да, поезжай с Гарэтом, Тави, — сказала Гасси, довольная тем, что ее сватовство шло по плану. — Хорошо, что он поедет не один. Убираться на яхте — мало приятного, но к тому времени, как вы подъедете, все уже будет готово.

— Я не боюсь тяжелой работы, — огрызнулась я.

— Нет, конечно, — примирительно сказала она, — ты сможешь взять на себя заботы по кухне на яхте, если тебе так хочется.

Нет уж. В заводях Темзы не найдешь ресторана, чтобы заказать еду с доставкой па яхту. Я начала зевать.

— Октавия устала, — сказал Джереми. — Нам пора.

Когда мы спускались по лестнице, снова зазвонил телефон. Гарэт взял трубку на первом этаже.

— Шарлотта, дорогая, рад тебя слышать. Подожди, любовь моя, я провожаю людей.

Он прикрыл трубку рукой.

— Прощаюсь со всеми до пятницы. Скажи свой адрес, — обратился он ко мне.

— Майфэйр, 11.

— Я заеду за тобой примерно полшестого.

— Правда, он забавный? — спросила Гасси, когда мы вышли на улицу. — О, черт! Я забыла адреса, которые он мне дал.

Она помчалась обратно в дом.

Джереми и я взглянули друг на друга. На его бледном лице темнели лишь глаза.

— Ты думаешь, Гарэт уловил, о чем мы говорили? — спросила я.

— Думаю, да. Но это не имеет значения. Разве он тебе нравится?

— Совершенно не в моем вкусе. Он похож на водителя грузовика.

— А кто в твоем вкусе?

— Ты, — сказала я.

Глава третья

Следующий день встретил тридцатиградусной жарой. Лондон сник, а я расцвела. Я чувствовала себя до нелепого счастливой и большую часть дня провела на своем балконе, загорая и уставившись в небо, синее, как глаза Джереми.

Всю неделю я отклоняла любые предложения, и принимала снотворное в количествах, гарантирующих ежедневный десятичасовой сон. Я истратила целое состояние на туалеты для предстоящей поездки. Единственное, что меня несколько смущало, так это то, что Джереми ни разу не позвонил. Правда, моего телефона нет в телефонной книге, а у Гасс он вряд ли отважится его узнавать.

В четверг мне снова приснился постоянно преследующий меня кошмарный сон. Он всегда начинается одинаково: мой отец еще жив. Я уже взрослая, но как ребенок цепенею от страха, медленно спускаясь по лестнице, слыша, как все громче и громче ссорятся мои родители. Я не осмеливаюсь зажечь свет, потому что боюсь, что мама начнет кричать на меня. Спустившись вниз, я отчетливо слышу, что говорит моя мама, заплетающимся от выпитого языком: «С меня довольно. Я ухожу от тебя и забираю Ксандра».

Тут мой отец начинает кричать, что Ксандра она заберет только через его труп. А мама кричит: «Можешь оставить себе Октавию». А отец возражает: «Я не хочу. Кому к дьяволу нужна эта испорченная Октавия?» «Но кто-то же должен ее взять», — кричит мама. «Только не я».

Тут я с криком распахиваю дверь. Я вижу свою мать. От ее красоты ничего не осталось, потому что она пьяна и у нее красное лицо. Они с отцом смотрят на меня с раскаянием и ужасом, стараясь понять, как много мне удалось услышать из их разговора. Тут вдруг мой отец превращается в Джереми, крича: «Мне безразлично, сколько она слышала, я все равно не хочу ее».

С головой, разрывающейся от крика, я проснулась в холодном поту. Несколько минут я лежала с открытыми глазами, с чувством облегчения прислушиваясь к тому, как успокаивается сердцебиение и кошмар отступает.