Джилли Купер - Октавия

— Чего ты больше боишься, — мягко спросила я, — неодобрения Гарэта или обиды Гасси.

— Того и другого. Гас не заслуживает того, чтобы ей причинили боль. А перед Гарэтом я чувствую себя виноватым за то, что уговорил его, нашел для него девушку, а теперь сам на нее покушаюсь.

— Ты бы сошел с ума от злости, если бы я уступила Гарэту.

— Да, знаю.

— И ты считаешь честным жениться на Гасси, испытывая подобные чувства ко мне?

Джереми посмотрел на свои руки.

— Мне кажется, больше всего я боюсь тебя, — пробормотал он. — Как в этом фильме, который шел сегодня по телевизору. Меня ждет участь бедного Хосе. Как только ты оторвешь меня от Гасси, я тебе наскучу. Потом я попаду в полную зависимость от тебя, а удержать тебя не смогу.

— О, дорогой, — произнесла я со слезой в голосе, — неужели ты не понимаешь, что я мечусь только потому, что несчастна. Когда я встречу того, кто мне нужен, он станет единственным в моей жизни. Я ведь ни разу не изменила Тоду.

— Ни разу?

— Ни разу. Ты должен мне поверить.

Джереми посмотрел на небо.

— Я могу дотянуться до неба и достать тебе звезду, — сказал он.

— А мне бы хотелось, чтобы мы навсегда остались здесь.

Колесо снова начало вращаться.

— Нам надо серьезно поговорить, — прошептала я. — Когда Гасси уснет, приходи на палубу.

— Это слишком рискованно. У Гарэта отличный нюх.

— Он так много пил сегодня, что наверняка отключится.

— Кто-нибудь хочет выпить? — спросил Гарэт, когда мы вернулись на палубу.

— Лично я собираюсь спать, — сказал Джереми. — У меня страшно разболелась голова от солнца.

— У меня в сумке обезболивающее, — сказал Гарэт. — Сейчас принесу.

Он вышел. Гасси суетилась на кухне. Я подошла к Джереми.

— У тебя действительно болит, голова? — спросила я.

Слегка улыбнувшись, он покачал головой.

— Я бы сказан, нечто другое, что гораздо серьезнее.

— В этом случае обезболивающее вряд ли поможет. — сказала я. — Единственное средство — прийти попозже на палубу.

— Через сколько?

— Вряд ли я выдержу больше часа, — ответила я, облизывая губы.

В этот момент вернулся Гарэт с таблетками.

— Не люблю лекарства, — сказал Джереми.

— Возьми три, — настойчиво сказал Гарэт. — Это должно подействовать.

Я бы все отдала, чтобы принять ванну, понежиться не торопясь. Вместо этого мне пришлось, стоя босиком на циновке, обтереться и промокнуть старым ветхим полотенцем. Я даже не позволила себе натереться душистым маслом для ванн, чтобы Гарэт не подумал, что это ради него. К счастью, когда я вернулась в каюту, он уже спал, храпя, как извозчик. Подождав с полчаса, я тихонько соскользнула с койки и ощупью добралась до двери. На всякий случай я заготовила алиби — иду пить — но мне оно не понадобилось. Гарэт даже не пошевелился. Я вышла на цыпочках из каюты и поднялась на палубу.

Изнурительная жара знойного дня уступила место живительной прохладе. Сквозь свисающую зелень, как диковинные цветы, сияли звезды. Я растянулась на палубе, слушая легкое журчание воды, сонное пение птиц и неясные шорохи — это усердно работали вышедшие на ночную охоту зверюшки. Полчаса прошло в блаженном ожидании, потом еще полчаса в ожидании того, что он появится с минуты на минуту.

Как это там, в стихах, над которыми мы всегда потешались в школе:

Он идет уже нашим садом,

Он придет, даже если устал.

Шепчет красная роза: он рядом,

Шепчет белая — он опоздал.

Кажется; белая роза была права. Томительно прошел еще час. К этому времени у меня заболели все бока, и я раскалилась от злости. Было совершенно очевидно, что шансов на палубное соитие не осталось. Злость сменилась грустью и усталостью, и я побрела спать.

Меня разбудил звон церковных колоколов. Каюта уже раскалилась, как печка. Мое настроение было отнюдь не таким солнечным, как день. Несколько секунд я лежала, погруженная в горькие мысли о том, что была отвергнута Джереми. Вполне возможно, что прошлой ночью Гасси мучилась бессонницей, или на нее напал приступ сильной влюбленности, что помешало ему ускользнуть на палубу, но это маловероятно. Я была убеждена, что мне так же легко оторвать его от Гасси, как вынуть бумажную салфетку из пакета. Однако я явно просчиталась. Должно быть, он предпочел надежность ее крепкого плеча моим нежным объятиям. Помимо всего, они помолвлены, а Джереми был скорее джентльменом, чем хладнокровным сердцеедом. В то же время я не собиралась сдаваться без боя на радость Гарэту. Мне просто надо было поскорее оторвать Джереми от Гасси.

Пребывание на яхте начинало действовать мне на нервы. Я два дня не мыла голову, и волосы мои начали терять свой блеск. Мне страшно хотелось принять ванну и, к тому же, надоело обходиться без большого зеркала, что лишало меня возможности любоваться собой.

Гасси постоянно торчала на кухне — странно, что она еще не поставила там раскладушку — то моя посуду после завтрака, то готовя обед, жуя при этом холодную молодую картошку и занося что-то в свой список свадебных дел.

— Привет, — сказала она, лучезарно улыбаясь, — как спала?

— Отлично, — ответила я. — Что значит свежий воздух!

— Правда колокола красиво звучат? — спросила она. — Обожаю сельские церкви, этот рыхлый кирпич, проповеди об урожаях, вечно торопящихся розовощеких мальчиков из церковного хора.

— Потому что священник щиплет их в ризнице. Пожалуй, стоит сходить в церковь, чтобы охладиться. На яхте, как в сауне.

Гасси слегка растерялась.

— Я не верю в Бога, — спокойно сказала я. — Или вернее, не имела возможности убедиться в том, что он догадывается о моем существовании.

— Я не особенно думала о Нем, — сказала Гасси, — пока не встретила Джереми. С тех пор чувствую, что все время должна благодарить Его за свое счастье.

Она наклонилась, чтобы убрать мусор, продемонстрировав огромный зад, обтянутый голубыми джинсами. Должно быть «Ренглерс» используют вместо ниток тросы, когда шьет свои джинсы, чтобы они могли выдержать такую нагрузку.

— Надеюсь Джереми скоро, наконец, проснется, — продолжала она, — он все еще в отключке. Хотя это хорошо: он ведь так много работает. К тому же, я иногда думаю, что напряжение перед свадьбой мужчины переносят тяжелее.

Она снова заглянула в свой список, рассеянно отщипнув кусочек сельдерея и отправив его в рот.

— Как ты думаешь, мне стоит включить макинтош в список приданого?

— Наверное сойдет и черный клеенчатый плащ. Его можно и в спальне накинуть. Тебе помочь? — предложила я без энтузиазма, беря из вазы апельсин.

— Нет, нет. Я хочу, чтобы ты отдыхала.

— Ну тогда я пойду позагораю.

Я взяла с собой повязку для головы и невыносимо скучную биографию Мэтью Арнольда. На мне было новое черное бикини, представляющее собой четыре треугольника, скрепленных друг с другом шнурками и едва прикрывающих тело.

Солнце уже стало высоко и заливало всю палубу. Сквозь воду просвечивали извивающиеся, как змеи, коричневые корни деревьев. На сочной зелени берегов белели пятна таволги. Звон колоколов все еще заглушал пение птиц. Было очень жарко. Я сняла верх бикини и легла. Минут через двадцать пот ручьями заструился под повязкой. Я уже собиралась пойти за полотенцем и попить воды, как вдруг услышала восхищенный свист. Я приоткрыла глаза и тут же закрыла их. Это был Гарэт, всего за два дня загоревший до черноты, с ворохом воскресных газет, стаканом джина с тоником и приемником, из которого доносилась музыка Моцарта.

— Доброе утро, прелесть, — сказал он. — На тебе слишком много надето. Почему бы тебе не снять и нижнюю часть?

Я не ответила, притворившись, что сплю.

В этот момент подошла Гасси.

— Тави, — вмешалась она, — неужели ты собираешься это сделать? Тебя могут увидеть с берега.

— Не порть удовольствия другим, — сказал Гарэт. — Вот возьми «Новости дня» и замолкни. Тебе я не дам газеты, Октавия, потому что знаю, что ты не расстанешься с биографией Мэтью Арнольда. Чур я читаю за тобой!

Я стиснула зубы. Какое-то время они молча читали. Мне становилось все жарче. Наверное, так чувствует себя цыпленок на вертеле.

— Почему они все время выступают со своими советами следить за собой после того, как человек только что плотно позавтракал? — вздохнула Гасси.

— Очень мило, — сказал Гарэт, протягивая ей «Санди Таймз». — Они рекламируют нас больше, чем «Сифорд-Бреннан». Рекомендуют читателям покупать наши акции.

— Сколько человек работают в «Сифорд-Бреннан», Тави? — спросила Гасси.

— Примерно четвертая часть, — проговорил Гарэт, большими глотками осушая свой стакан с джином и тоником.

Гасси рассмеялась.

— Что ты в этом понимаешь! — вскипела я. — Занимался бы лучше подземными выработками, в которых ты, кажется, прекрасно разбираешься.

— Здесь очень интересная статья, о расколе в католической церкви, — поспешно сказала Гасси. — Как ты считаешь, Гарэт, священники должны жениться?

— Только, если они любят друг друга.

Гасси закатилась от смеха.

Теперь был слышен только один колокол, зазывающий людей в церковь.

— У нас дома, в Уэльсе, колокола всегда бьют невпопад, — произнес Гарэт. — В числе звонарей — одна очень хорошенькая девушка, которая носит мини-юбки. Все мужчины-звонари влюблены в нее, и каждый раз, когда она поднимает свой колокол, они тянут свои вниз, чтобы полюбоваться ею. Господи, как жарко! Наверное, уже за тридцать.

— Пойду попью. Хочешь чего-нибудь, Тави? — спросила Гасси.

— Я хочу, — сказал Гарэт, протягивая ей свой стакан.

— Надеюсь, Джереми скоро проснется. Будет немного прохладней, когда мы начнем двигаться, — заметила Гасси.

Я отвернулась, делая вид, что дремлю.

Сквозь поручни виднелись темные вязы и дрожащее от жары марево над лугами.

Наверное, я действительно задремала, потому что следующее, что я услышала, был голос Джереми.