Керри взяла ребенка из рук женщины. Мать, похоже, почти теряла сознание. Голод, или тиф, а возможно, и то и другое, с состраданием подумала Керри.

С ребенком на руках Керри шла, касаясь Бретта локтем. Мексиканцы несли позади сумки с медикаментами и одеялами.

— Он тебе идет, — заметил Бретт, глядя на маленькую чернявую голову, удобно устроившуюся на ее плече.

Керри улыбнулась:

— Я себя очень хорошо чувствую с ребенком на руках. Наверное, во всем виноват мой материнский инстинкт.

— Материнский инстинкт?

— Да. Джина думает, что он у меня слишком развит, — немного смущенно объяснила она и затем, чтобы сменить тему разговора, добавила: — Мне страшно думать, что Кончита вернется сюда, когда выздоровеет.

— Может, она не вернется, если я кое-что сделаю.

— Но что ты можешь сделать, Бретт? У нее ведь нет американского гражданства.

Он улыбнулся:

— Я серьезно обдумываю возможность стать отцом-одиночкой.

Зарядил дождь, и они не успели сухими дойти до укрытия, в качестве которого выступала маленькая глинобитная церквушка. Керри чувствовала холодные капли даже через толстый свитер, который чуть ли не силой заставил ее надеть Бретт. Она завернула длинный перед свитера и укрыла им ребенка. Страшно подумать, что у этих людей совсем нет защиты от холода. Многим из них грозило воспаление легких, одно из самых страшных тифозных осложнений.

В дверях церкви их встретил седой, болезненного вида человек, которого Бретт представил как пастора Маккея.

— Благослови вас Господь, доктор! Мы молились, чтобы помощь поспела вовремя. Мы с Эммой заботимся о душах здешнего бедного люда, но не слишком преуспели в заботе об их телах.

«И о ваших собственных тоже», — подумала Керри.

Глаза пастора были обведены красной каймой — верный признак крайнего утомления; и еще ее беспокоила мертвенная бледность, заливающая его лицо.

Бретт тоже расценил вид пастора как повод для беспокойства.

— Вам нужно прилечь, пастор. Мы с мисс Кинкайд позаботимся обо всем.

Пастор всплеснул руками в жесте беспомощности:

— Здесь так много дел. Моя жена внутри. У нас здесь самые больные. У шестерых определенно брюшной тиф, и я подозреваю, еще у пятерых — тоже. — Он умолк.

Бретт и Керри помогли пастору Маккею дойти до его жилища — глинобитного двухкомнатного домика позади церкви. Он уснул, едва коснувшись головой подушки.

Оставив его отдыхать, они направились обратно к церкви, где Эмма Маккей и две женщины-мексиканки ухаживали за больными. Керри была в ужасе, когда увидела, что люди — трое из них дети — лежат на каменном полу на соломенных подстилках. Церковь обогревалась только очагом, выложенным тоже прямо на полу. Из-за этого в церкви было дымно, темно и душно.

— Вы — наши услышанные молитвы, — дрожащим от бесконечной усталости голосом сказала Эмма Маккей. — Без помощи мы бы долго не продержались. Прошлой ночью мы потеряли двоих детей. — Ее глаза наполнились слезами.

Бретт и Керри шли от больного к больному, а жена пастора давала комментарии к каждому случаю. На них безнадежно, не жалуясь, смотрели запавшие, блестящие от лихорадки глаза. Керри шатало от шока и жалости. Этим людям необходимо гораздо больше, чем могут дать они с Бреттом.

Неудивительно, что Бретт так сражался за свой обожаемый «Проект Эль Медико». Если бы Гарт только увидел эту ужасающую нужду, непрекращающееся страдание, он, несомненно, перестал бы осуждать попытки Бретта чем-нибудь помочь. Или он отнесся бы к этому иначе? Не стал бы ничего делать, сочтя, что эта проблема его не касается? Мир Гарта был безопасен, стерилен и практичен. Как ни пыталась, Керри не могла представить его в таком месте. Затем, испугавшись направления собственных мыслей, Керри попыталась заглушить их, рассудив, что Гарт в своем мире — блестящий врач, прекрасно выполняющий сложную, нужную, даже необходимую работу. В конце концов, не каждому же быть посланцем добра угнетенным.

Бретт прервал течение ее мыслей:

— Керри, иди с миссис Маккей в здание школы, начинай делать прививки. Может, этим мы сможем предотвратить эпидемию. Я останусь здесь и буду помогать, чем смогу.

И когда она повернулась, чтобы уйти, он добавил:

— Береги себя.

Глава 20

С помощью Эммы Маккей, которая по-испански давала указания испуганным и жалким мексиканцам, стоящим в очереди, Керри впрыснула противотифозную вакцину в семьдесят семь худых рук. Среди них была женщина с маленьким мальчиком, в которых она узнала сеньору Санчес и Хуанито. Женщина тоже узнала ее и улыбнулась. Затем ее взгляд упал на кольцо Керри, и она спросила что-то по-испански.

— Она спрашивает, не помолвлены ли вы с доктором Тейлором, — перевела Эмма.

Керри вспыхнула и поспешила объяснить, что это кольцо совсем от другого человека. Эмма перевела это сеньоре Санчес.

— Что она сказала? — спросила Керри, когда жена пастора замолчала.

— Что ей очень жаль, что вашим мужем станет не доктор Тейлор.

Керри с преувеличенной внимательностью занялась тощей рукой Хуанито, сердито спрашивая себя, почему слова сеньоры Санчес так ее расстроили. Из Гарта получится замечательный муж. Ей повезло, что она выходит за него замуж.

После того как была сделана последняя инъекция, Керри и Эмма вышли из пострадавшей от наводнения школы и направились обратно к церкви. Уступив настойчивым просьбам Бретта, Эмма согласилась немного отдохнуть. Керри заняла ее место.

Немногое можно было сделать для облегчения страдания больных — пока помощь ограничивалась прохладными компрессами, теплыми одеялами, вазелином, которым Керри смазывала, потрескавшиеся губы, и антибиотиками, помогающими сражаться с инфекцией. Керри знала, что единого лекарства, способного остановить наводящее ужас наступление болезни, не существует. Каждое осложнение должно нейтрализовываться по мере возникновения. До Мексики она столкнулась с брюшным тифом всего один раз, когда еще училась в школе медсестер и проходила практику в инфекционном отделении. Она очень хорошо помнила эту ужасную болезнь. Несмотря на стерильные условия содержания и наилучшее лечение, пациент умер. Как они с Бреттом могут надеяться спасти этих людей?

Минуты длились часами, все смешалось в какой-то пугающий калейдоскоп. Больные слабели, их страдания возрастали. Многие метались в бреду, жестокие судороги кашля скручивали их изнуренные тела.

Была ночь, и был день, и была еще одна ночь. Они потеряли одного старика и одного маленького мальчика, а в помещение церкви, где было и без того тесно, принесли еще трех человек. У женщины, чьего ребенка Керри несла на руках, начались роды. Им пришлось покинуть церковь и принять их.

— Ella se llama Angelita, — пробормотала мать с измученной улыбкой. Затем, указав, на Керри, добавила: — Para tu.

— Она назовет девочку Ангелита — маленький ангел, — перевел Бретт. — В честь тебя, Керри.

— Скажи ей, что я благодарю ее.

Она положила плачущего младенца рядом с матерью, наблюдая, как любовь преображает ее некрасивое лицо.

— Она хорошо ее назвала, — тихо сказал Бретт. — Ты явилась ангелом милосердия к этим людям. Они никогда тебя не забудут.

Он вышел из жалкой лачуги в холодную тьму, и она последовала за ним.

— Я тоже их не забуду. Все очень просто, Бретт. Меня зацепило.

Это была правда. Керри чувствовала, что «Проект Эль Медико» вошел в ее плоть и кровь. Служить человечеству не ради личных благ, не ради славы — работа медсестры никогда прежде не значила для нее так много.

— Значит, ты не жалеешь, что согласилась?

— Я рада этому.

Она пожала протянутую руку и почувствовала ответное пожатие.

Они молча шли к церкви, но в их молчании была некая им обоим понятная близость. Чтобы чувствовать друг друга, им не нужны были слова.

Холодный дождь не прекращался ни на минуту, топливо заканчивалось. Вернулась чета Маккеев, но они были так слабы, что почти ничего не могли. Но все равно они пытались дать больным хотя бы душевное утешение.

— Прежде чем будет лучше, будет еще хуже, — мрачно предсказал Бретт.

Он исхудал, зарос, но решительно отмахивался от попыток Керри заставить его отдохнуть.

— Как ты можешь так долго выдерживать? — спрашивала она.

Он посмотрел на нее, оторвав взгляд от ребенка, который отчаянно пытался вздохнуть.

— Я упрямый парень. Ты это знаешь лучше, чем кто-либо.

Она не стала этого отрицать. Именно из-за его упрямства они так часто друг друга не понимали. Именно оно и злило ее, и, в общем, толкнуло искать спасения с Гартом. И в то же время это же самое твердокаменное упрямство и делало из Бретта такого врача. Такого человека.

Он потер заросший щетиной подбородок.

— Что ты на меня так смотришь, Керри? Я что, плохо выгляжу?

У нее вдруг появилось сумасшедшее желание погладить его по взъерошенным волосам. Сказать ему, какой он чудесный, как она им восхищается. Но если она это сделает — если коснется его, — Керри задрожала, вспомнив, как зашлось ее сердце, когда она прыгнула с самолета, а Бретт поймал ее. Она не может пойти на такой риск. В ее будущем не было места для Бретта Тейлора. Больше не было. Поэтому она просто сказала:

— Ты выглядишь сильно уставшим. Я… я беспокоюсь за тебя.

— Керри.

Бретт шагнул к ней, движимый той же силой, что тянула ее к нему.

Неожиданно ребенок, которым занимался Бретт, страшно засипел, и они оба тут же отбросили посторонние мысли. Девочка отчаянно скребла пальцами горло, пытаясь впустить воздух в перекрытые легкие. Несколько мгновений — и она начала синеть.

— Керри, помоги мне! — приказал Бретт. — Я буду делать трахеотомию.

Она сдерживала мятущегося ребенка, отгибая ему голову назад до тех пор, пока кожа на горле не натянулась. Для обезболивания не было времени. Бретт выхватил из хирургического набора скальпель и сделал вертикальный разрез, открывший дыхательное горло. Вторым движением он вскрыл его. Со спасительным свистом в легкие, жаждущие кислорода, ворвался воздух.