— Ну, в таком случае я тоже решил провести сегодняшнюю ночь в уединении. Насколько я знаю, ты не жена губернатора и не жена его адъютанта. На самом деле я вообще не могу представить тебя женой какого-нибудь достойного британского джентльмена, хотя бы потому, что ты решилась пойти искупаться под луной, да еще обнаженной. Это позволяет сделать мне вывод, моя прелестная нимфа, что ты…

— О! — Алекса почувствовала, что краснеет, и была рада, что он не мог заметить этого. Упоминать об этом было недопустимо и недостойно джентльмена. Сидя на одну ступеньку ниже его, она медленно стала опускаться, пока вода не закрыла ее плечи. Наблюдая за ней, он резко засмеялся. Алексе захотелось немедленно вцепиться в него ногтями. Но вместо этого, с усилием взяв себя в руки, она твердо сказала:

— Поскольку я являюсь гостьей королевского дома, я уверена, что вы без разрешения пришли сюда. И если в вас есть хоть капля благородства, вы уйдете отсюда немедленно! На самом деле я думаю, что вы даже не англичанин! Откуда вы? Уверена, у вас нет права находиться здесь, и если у вас достаточно ума, то вы уйдете отсюда, прежде чем…

Алексе не понравился короткий смешок, который заставил ее замолчать на полуслове.

— Прежде чем… что? Ты позовешь охранников, чтобы они увидели тебя в таком виде? Гостья королевского дома? Ты можешь быть любовницей какого-нибудь счастливчика, но только не губернатора, не думаю, что его жена позволит ему такую роскошь. Хотя, может быть, тебя пригласил кто-то из офицеров? Кто-то из стариков, наверное, иначе ты не была бы здесь одна и не стала бы искать утешения в лунном свете и море.

Ее характер наконец вырвался наружу, и Алекса резко ответила:

— Господи! Вот теперь вы определенно доказали, что не только начисто лишены какого-либо воспитания, но еще ужасно безнравственны…

— Оставь в покое распутников и извращенцев…

Его голос звучал довольно спокойно и бесстрастно, что очень удивило Алексу, а затем он продолжил неожиданно грубо и резко:

— Но если я не джентльмен, моя маленькая русалочка, то и ты не леди! Думаю, ты страшная лицемерка!

— Это неправда!

— Да? Тогда почему ты боишься доказать это, маленькая лгунья? Или ты пытаешься обезопасить себя, спрятавшись за высокую стену условностей и смертного греха?

Его голос, вначале звучавший обманчиво спокойно, внезапно превратился в подобие звериного рыка, что испугало Алексу. А затем, прежде чем она смогла о чем-нибудь подумать, сильные руки схватили ее. Он стал целовать ее, пока она вновь не почувствовала себя абсолютно безоружной и беспомощной. На этот раз его поцелуи не были нежными и ласковыми. Он игнорировал все ее слабые попытки уйти от его губ. Это были требовательные и почти грубые поцелуи. Инстинктивно она старалась освободиться от него, но в конце концов с ужасом осознала, что ее тело не желает освобождения.

Алекса вдруг поняла, что совсем не готова к страстным, диким чувствам, переполнявшим ее, которые вытеснили все, что было в ней рационального и практичного. Она услышала свой стон и почувствовала, как все ее тело содрогается от его прикосновений. Здравый смысл, оставшийся где-то далеко, в глубине ее сознания, заставлял Алексу презирать себя за эти новые чувства и ощущения. Что случилось с ней? Что это значит? Как она могла допустить такое? Почему позволила эмоциям взять верх над разумом? Но эти мысли остались где-то в дальнем уголке ее сознания.

Переполненная новыми чувствами и эмоциями, Алекса едва заметила, как они поднялись по ступенькам и упали на мокрую от росы траву.

Луна уже стала опускаться на иссиня-черном небе, прячась за горизонт, очерченный темной линией Индийского океана. Серебряные блики все еще отражались на поверхности бухты, и Алекса могла видеть прыгающие желтые огоньки на корабле, стоявшем неподалеку на якоре. Она смотрела, не видя, потому что в этот момент все ее существо было переполнено чувствами.

Траву давно уже не косили, и она больно царапала кожу Алексы. Его руки, скользящие по ее телу, каким-то дьявольским, непостижимым образом знали, где нужно остановиться, задержаться подольше. Дыхание Алексы участилось, а затем как бы застряло в горле. Она беспомощно подумала: что же она здесь делает с этим незнакомцем и почему позволяет ему такие вольности? Хэриет никогда не предупреждала ее об этом! Никто не предупреждал! Он лежал на боку, прижавшись к ней всем телом. А когда он начал поглаживать ее соски, а затем наклонил свою мокрую темную голову, чтобы поцеловать их, Алекса отметила про себя, что у нее нет ни малейшего желания отодвинуться от него, наверное, луна свела ее с ума. Внезапно испугавшись новых незнакомых чувств, которые переполняли ее, заставляли томиться и извиваться ее тело и хотеть… Хотеть чего? Она испугалась его, испугалась того, что он с ней делал помимо ее воли.

— Нет. — Алекса услышала свой слабый стон. — Не надо больше. Пожалуйста, прекратите!

— И почему это женщины всегда говорят «нет», хотя в действительности хотят сказать «да»?

Он приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее. Его язвительные слова подействовали на нее, как ушат холодной воды.

С быстротой кошки Алекса отскочила и села на траву, пристально глядя на него.

— Я советую вам пойти поискать столь хорошо знакомых вам женщин, которые говорят «нет», подразумевая «да», и с ними провести время так, как вам нравится. А я… я презираю это ваше чувство превосходства и пренебрежения к другим, поэтому вы можете…

Он тоже сел на траву, но, к сожалению, лицо его опять оказалось в тени и Алекса не смогла его рассмотреть. На какое-то мгновение он сжал ее запястья и сказал:

— Послушай… русалка… колдунья… или кто ты там есть на самом деле. Почему мы тратим такую ночь на бессмысленные разговоры и споры? Мы — незнакомцы, встретившиеся случайно волею судьбы, и, возможно, мы никогда не встретимся больше. Так почему бы нам не взять все от этой минуты? Сегодня ночью по некоторым причинам я не мог заснуть и поэтому решил пойти поплавать в бассейне губернатора и здесь встретил тебя. Я хочу заняться с тобой любовью, русалка. Прямо здесь и прямо сейчас.

Он хотел дотронуться до ее лица, но Алекса отпрянула, боясь вновь попасть под чары его рук. В течение прошедшего часа незнакомец обращался с ней слишком фамильярно, лишив ее всякого стыда. Волосы мокрыми прядями свисали ей на лицо, а Алекса пристально и молчаливо смотрела на незнакомца, которому в этот момент она напомнила испуганную олениху. Это почему-то раздражало его. Теперь-то во что она играет? Она уступала, кокетливо дразнила, снова уступала и вдруг… эта странная вспышка гнева. Как смеет она смотреть на него так, как будто он смертельно обидел ее?

— Ради Бога! Что с тобой? Или тебе не нравятся откровенные разговоры? Может, мне следовало обольщать тебя, не произнося ни слова? Когда я впервые увидел тебя, мне показалось, что ты совсем не похожа на остальных. Что тебе вдруг взбрело в голову загадывать шарады?

Каждое слово презрения и пренебрежения болью отдавалось в ее душе. Он считал… ну, естественно, он мог воспринять ее только так. Она сама дала ему повод думать подобным образом. Как унизительна была эта мысль!

Почти бессознательно Алекса прикусила нижнюю губу, и глаза ее опасно сузились. Это обычно очень настораживало тетю Хэриет, и он тоже интуитивно почувствовал, что его слова внезапно превратили девушку в разъяренную дикую кошку. Он осторожно наблюдал за ней, ожидая, что она набросится на него. Сейчас она напоминала ему дикое животное, хотя еще несколько секунд назад он мог поклясться, что она очень мягкая, правдивая и открытая женщина.

Нарушая напряженное молчание, он тихо сказал:

— Что-то в моих словах разозлило тебя, хотя я и не собирался этого делать. Так что же тебе не понравилось?

Вместо того чтобы успокоить, его слова только еще больше разозлили ее, она заскрежетала зубами и действительно была похожа на дикое, неукротимое животное, живущее в первобытном лесу.

— Почему ваша «простая речь» разозлила меня? Или «обольщение без слов»? Повторите все это еще раз, я хочу запомнить ваши слова на всю жизнь! Вы всегда так себя ведете, когда думаете, что имеете дело с легковерными женщинами?

«Черт!» — подумал он с отвращением, досадуя больше на себя из-за того, что позволил этой девице так легко взять инициативу в свои руки. Следовало быть с ней более осторожным и внимательным. Сейчас ему больше всего на свете хотелось быть примитивно грубым. Схватить ее и, не думая об обольщении, подчинить своей воле, целуя ее сказочное тело, которое в лунном свете казалось мраморным. Заставить ее тоже умирать от желания… Но подсознательно он понимал, что время упущено.

— Черт! Вы каждый раз говорите что-нибудь новое? — Ее сладкий голос прервал его мысли. Его многозначительный взгляд заставил Алексу вскочить на ноги, чтобы сохранить образ оскорбленной добродетели, который она старалась теперь создать.

— Ладно, все это уже не имеет никакого значения… Мне пора возвращаться…

А где же Меника? Она же как будто спала прямо здесь. Куда она ушла? Как много она видела?

— Ты уверена, что тебя не надо провожать? Красивая молодая женщина никогда не может быть уверена, что в такую ночь ей не повстречается какой-нибудь испорченный наглец!

— Спасибо, если вы предлагаете проводить меня, — холодно сказала Алекса. — Но я считаюсь лучшим стрелком среди моих знакомых. На последней охоте я подстрелила…

Она предпочла бы, чтобы он не смотрел на нее так пристально, пока она пыталась завязать на юбке узел, держа в одной руке пистолет, который только что вытащила из-под одежды. А застегивая на груди маленькие пуговки, она чувствовала себя еще более неуютно.

— Если тебе нужна помощь, я буду рад помочь тебе… не покушаясь больше на твою добродетель. Пистолеты всегда делают меня осторожным.

— Я ничего не хочу от вас, — раздраженно ответила Алекса, страстно желая, чтобы его здесь не было, чтобы он не лежал так спокойно, чувствуя себя здесь как дома, и, главное, чтобы он не смотрел так безразлично. К черту! Все к черту! Проклятые пуговки на лифе никак не хотели застегиваться, а с пистолетом в руках сделать это было практически невозможно. Она чуть не спустила курок, просовывая руки в короткие узкие рукава. Он мог бы отнять у нее пистолет, если бы захотел, но, очевидно, решил, что она не стоит того, чтобы затрачивать на нее хоть малейшее усилие.