Потом жизнь повернулась странным образом — ее отец влюбился, когда ей было четырнадцать, и уехал к новой жене в Москву.

Кажется, от изумления в тот год с елок осыпались все шишки, под которыми столько километров прошел отец за годы, проведенные здесь.

Он уехал и устроился на работу в Главохоту, а на свое место предложил друга, Николая Степановича Сомова. А когда Ульяна закончила охотоведческий факультет и захотела вернуться в заказник, он попросил Сомова взять ее к себе.

«Ты не пожалеешь. Она настоящий коммерсант». Отец со смехом рассказал о ее коммерческих талантах, которые она проявила еще в школе.

Да, то был великий случай — такого столпотворения в Ужме не помнили ни до, ни после.

Впрочем, сейчас не время об этом вспоминать, одернула себя Ульяна. Кажется, она знает, о чем хочет поговорить с ней Сомыч.

Николай Степанович сидел за столом и пил чай из стакана с подстаканником. Подстаканник, как и все вокруг, не простой, не случайный, а непременно тематический, как и все, чем он пользовался. Кажется, этот мужик погружен по самые уши и заполнен изнутри охотой. Он ничего другого в своей жизни не желал. Он даже за своей новой женой охотился, он выслеживал ее, сторожил, подманивал. И заполучил.

— Чайку выпьешь? — кивнул он на серебристый чайник с кипятком, на боку которого токовал глухарь. Заварочный тоже не прост — на боку изображен здоровенный бурый медведь, заламывающий косулю.

— Нет, спасибо. — Ульяна села напротив и подперла голову руками. — Ну, валяйте, уговаривайте.

— Вот уж нет, — фыркнул он. — Пускай другой дурак найдется тебя уговаривать. Я и с прудом этим твоим почему не стал уговаривать? Почему? — Он поднял вверх палец, а его лицо засветилось гордостью за себя. — Потому что знаю, что такое Ульяна Кузьмина. Помнится, у меня в свое время была одна кобылка в хозяйстве, ох и хороша, но норовиста. Кто только не пытался с ней справиться. Ничего не выходило. Я тоже отказался. Потом приехал парнишка-охотовед на практику. Ничего такого, обычный, ну не метр с кепкой, конечно, да как все ваши — борода козликом, камуфляж на всех местах. — Он подмигнул ей, а Ульяна рассмеялась, она знала, на что намекает Сомыч, и прыснула.

В прошлом году явился к ним один практикант, татуированный под камуфляж. Разделся перед купанием, а Сомыч его увидел и как заорет: «Ты куда в наш пруд в костюме! А ну снимай!» Бедняга с перепугу трусы сдернул, потому что больше ничего на нем не было, он и так все снял. Вот тогда Сомыч чуть не рухнул — стоял парень, оказывается, в чем мать родила.

«Ты что… в камуфляже родился?» Он не отрывал глаз от его причинного места, не в силах понять, откуда там-то камуфляж? Потом никак не мог понять, что это мода пошла такая.

«Ну а боли-то, боли сколько!» — крутил он головой потом три дня.

— Так ты понимаешь, забрал тот малый, он-то был в нормальном камуфляже, кобылкину душу! Объездил!

Ульяна хмыкнула и положила ногу на ногу. Острый носок ковбойского сапожка дернулся вверх.

— Ничего, ничего. Не волнуйся, и на тебя тоже кто-то найдется. Еще не вечер над северной тайгой.

— Да нет вроде. Утро, Сомыч. Ох, утро. А с ним… — Она покрутила головой.

— А с ним знаю, что начинается. Самоедство, да?

— Ну, можете и так назвать.

— Долг чести. Как в картах, да?

— Хотя бы.

— Кстати, вечером заходи, пульку распишем.

— Четвертый нужен.

— Найдем. — Он подмигнул.

— Нет, спасибо. Настроение не то. — Она покачала головой. — Ладно, начинайте учить жить.

— Черт лысый пускай тебя учит.

— Вы про отца моего, что ли?

— Ох, Улей, он, конечно, лысый, но чертом я бы его не назвал. Он мой друг. Ладно. Ты мне вот что скажи. Ты всерьез решила продать ружье? — Николай Степанович отодвинул стакан, на донышке которого в желтоватой чайной лужице плавал выжатый ломтик лимона.

— Да, правда.

— Хочешь целиком покрыть долг? — с сомнением спросил Сомов.

— Ружье того стоит.

— Но ведь оно — отцовский подарок! Ульяна пожала плечами:

— Жизнь тоже отцовский подарок. Она дороже.

— А что, так круто, да? — Сомов уставился на нее не мигая, пытаясь сообразить, что именно она имеет в виду.

— Ага. Кредитор… — Она покачала головой.

— Но ведь отец поручился.

— Не стану же я его подставлять. Сама сделала глупость, сама буду и расплачиваться.

— Но я не думаю, что кто-то попробует из-за этих тысяч тебя жизни лишить.

— Знаете, иногда лучше жизни лишиться, чем себя съесть живьем.

— И то верно. Ну что ж, если решила, я предлагаю тебе хороший ход. — Он подмигнул. — Оч-чень современный.

— Повесить объявление на сайт в Интернете? — спросила Ульяна, пристально глядя в довольное лицо Сомыча. Совершенно ясно, он гордится своей догадкой.

— Ну, ты, дева, даешь. Ничем тебя не удивишь. Она пожала плечами:

— Так я уже его повесила туда.

— На чей же сайт?

— На свой. «Русское сафари — „Ужма“». Но если еще и на ваш сайт, «Заказник», буду благодарна.

— Слава Богу, хоть что-то я могу для тебя сделать.

— Спасибо.

— Знаешь, это хороший ход. На ружье клюнет тот, кто на самом деле знает толк в оружии. И понимает, что ему предлагают.

— Какой ваш процент заложим в цену ружья?

— Я бы, конечно, вообще ничего мог не брать, но…

— Бизнес есть бизнес. Бизнесу скучно без коммерции, Николай Степанович.

— С тебя минимальный. Не боись. Продашь — разберемся. Может, я с тебя и не деньгами возьму. — внезапно вытянувшееся лицо Ульяны, он быстро замахал руками: — Нет нет, нет! Люблю жену! Люблю только жену!

Ульянино лицо расслабилось, она расхохоталась.

— Слушай, по-моему, тебя на самом деле достали, ты уж слишком настороженная. Такая ты обычно бываешь на охоте.

Она молча улыбнулась и кивнула:

— Да, я перенапряглась из-за долга. И потом, — она пожала плечами, обтянутыми шерстяной рубашкой в черно-красную клетку, которую купила в Москве, в дорогом охотничьем магазине, и которая ей ужасно шла, — когда слышишь такое не в первый раз…

Пришла очередь Николая Степановича напрячься.

— Я никогда ничего тебе…

— Да нет! — Точно так же, как он сам только что отмахивался от возможных подозрений и неверного толкования слов, Ульяна замахала руками. — Не вы, конечно, не вы!

— Слава Богу. А то уж я подумал, на старика…

— Это вы-то старик? Спросите свою Надюшу.

— Ну… — гордо протянул он и поднял нос кверху. Потом серьезно посмотрел на нее и сказал: — Эх, Ульяна, так мы уж устроены, мужики. Что мы перво-наперво видим, глядя на женщину? А уж тем более когда даем ей кучу бабок в долг? Мы видим сперва ноги. Они у тебя длинные и красивые. — Она поменяла положение ног — другая оказалась сверху — и по-прежнему качала носком ковбойского коричневого сапога. — Видишь, и вторая нога у тебя такая же красивая. Потом мы видим…

— Можете не рассказывать. Анатомию я учила в институте, на ветеринарии.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Но ведь на ветеринарии ты учила анатомию животных?

— В самый раз. Потому что мужчины ведут себя как животные по отношению к женщине. — Ульяна вся ощетинилась, казалось, даже волосы на затылке вздыбились. Она провела рукой по голове, приглаживая их, но волосинки тянулись за рукой, наэлектризованные, и Сомов засмеялся:

— Слушай, если тебе приделать пропеллер, ты можешь летать. У тебя с электричеством все в порядке.

Ульяна засмеялась:

— Извини, Сомыч.

— Но несмотря на то что я мужик, я хочу тебе сказать: мысль о пруде с карпами была очень хороша и своевременна. — Он поерзал на стуле. Стул был новый и никак не отозвался на выходку грузного тела Сомыча. — Я думаю, к этому надо обязательно вернуться, со временем. Тогда «Русское сафари» станет приглашать народ не только на охоту, но и на рыбалку. А то читаешь разные объявления — приглашаем на рыбалку в Финляндию, в Ирландию, а почему не сюда, в Ужму? Тем более что оттуда не повезешь улов, а у нас-то можно и закоптить, и засолить, и с собой увезти.

— Я ведь так и хотела. Я думала, мы откроем ресторан-барбекю. Рыба и дичь на сафари. Но этот дождь! Иногда я начинаю сомневаться, что это на самом деле дождь, а не мой кредитор, который решил разорить меня. Вытряхнуть из меня акции взамен долга и стать хозяином.

— А он что, предлагал тебе такое? — Сомыч забеспокоился, потому что он был непосредственным партнером Ульяны.

— Пока нет, но еще срок не вышел. У меня есть кое-какое время.

— Знаешь, это все-таки был дождь. — Он вздохнул. — А ведь в Америке ты могла бы подать в суд и выиграть!

— На кого подать в суд? На дождь? На небо? — вскинулась Ульяна, хотя у нее тоже бродила в голове такая мысль. Более того, она даже сохранила заключения лабораторного анализа, который сделал санитарный врач, вызванный с городской санэпидстанции.

— Ты никогда не читала, как образуются кислотные дожди?

— Н-нет. Я читала, как образуются рыбные дожди. Денежные…

— Эх, если бы да вместо кислотного пролился на наш пруд денежный дождь! Вот тогда бы мы…

— Размечтались, — усмехнулась Ульяна.

Зазвонил телефон, Сомов взял трубку, потом прикрыл ее рукой и сказал Ульяне:

— Команда выехала, они будут на станции через два часа. Поезжай. Считай, про сайт договорились. — Он подмигнул ей и проводил взглядом, не переставая восхищаться тем, какой щедрой оказалась природа, трудясь над ее телом. Да и головой, между прочим, тоже природа не пренебрегла. В Ульяне Кузьминой сошлось все. Только вот для женщины, считал Сомов, ума у нее малость перебор, сам он не хотел бы иметь такую жену. Впрочем, кто знает, может, найдется кто-то и на такую, управится.

5

По обеим сторонам дороги, выложенной бетонными плитами, за что дорогу, ведущую к станции, в народе называли бетонкой, стоял густой лес. Зелень елей и сосен кое-где заштрихована белым — это стволы берез. Осенью на яркой зелени то тут, то там вспыхивают гроздья рябины и калины. А сейчас, в самом начале весны, сплошная стена хвойной зелени.