Купцов не звонил. Что тут удивительного, без «скотта» она ему неинтересна, усмехнулась Ульяна, делая вид, что изучает заявку на уголь для пикника. А почему тогда… зачем была та страстная сцена в спальне? Ведь они оба были искренни? «Ульяна, ты разве не знаешь, что у мужчин бывают женщины на одну ночь?» — насмешливо спросила она себя.

«Так бывает и у женщин — мужчины на одну ночь», — вполне серьезно ответила она себе. И, заставив себя выбросить из головы все мысли о Купцове, принялась быстро-быстро тыкать по клавишам компьютера. Заявку на уголь она должна выполнить немедленно, потому что отпускной сезон в полном разгаре и надо как можно яснее понять возможности этого вида бизнеса для заказника.

Сегодня ей придется сидеть долго, время отъезда на конференцию приближается, пора закончить дела, чтобы быстро передать все Сомычу, потому что они пересекутся всего-то на день-другой.

Она откинулась в кресле и потянулась. Завтра, да почти уже сегодня, пятница. Выходные — это хорошо, но и они на сей раз для работы. Хотя лучше бы найти время и прогуляться с Дикой на Бобришку. Егеря, конечно, следят, но лето, отдыхающие едут и сюда, они разные, и дурноголовых немало встречается.

Наконец она закрыла файл, в котором работала, на экран выплыла любимая хранительница экрана — львица, гордо уставившаяся в одну ей ведомую даль. Хороша кошечка.

Ульяна выключила свет, вышла в коридор и там погасила, а на крыльце оглянулась на контору. Темно и тихо, все, как и должно быть.

. Из-за угла вынырнула Дика, она дружила с Красилой, они довольно мирно проводили вечера, когда Ульяна брала ее с собой. Трувера Сомовы пристроили, уезжая, к знакомым в самой Ужме, которые души не чаяли в этом пузанчике.

— Пошли, Дичка. — Ульяна наклонилась к ней, почесала любимое местечко на шее, собака вытянула голову, требуя повторить.

— Дома, дорогуша, дома.

Ночь была темная и теплая, наверняка завтра пойдет дождь, но это уже пора грибных дождей, Ульяна против них не имела ничего. Она и сама любила набрать корзинку, особенно маслят, скользких и маленьких, которые так замечательно хрустят на зубах, соленые.

Она открыла калитку и закрыла ее, вставила ключ в дверь, повернула, удивившись — надо же, второпях закрыла на один оборот. Впрочем, чепуха, она могла вообще не закрывать.

«Да неужели?» — спросила она себя, внезапно разозлившись. Однажды она не заперла дом, и что вышло? Не вышло, а вошло. Вошел Купцов и впился в ее ружье. Вот тогда-то все и закрутилось, пришел конец ее спокойной, размеренной жизни. Нет, не внешней, а внутренней. Она не может отрицать, что этот мужик задел ее. Больше, чем должен был. Надо же, усмехнулась она, осуждая себя за глупость, надо же вообразить, что бывает что-то вроде любви с первого взгляда. Это у мужика-то под сорок и бабы под тридцать? «Перестань, — сказала она себе. — Это игры для недоразвитых подростков».

Ульяна открыла дверь и закрыла ее. Включила свет, огляделась, сама не зная почему. Что-то неосязаемое насторожило ее. Запах? Да, запах. Но чего? Чужой запах, слабый табачный. Она принюхалась. Может быть, в печке что-то не прогорело до конца? Но она топила ее вчера, недолго, просто жгла бумаги. Ну конечно, это запах горелой бумаги, наверняка, сказала она себе и пошла на кухню. Поставила чайник, но ловила себя на том, что настороженность не покидает никак.

А может быть, эта настороженность происходит от другого? От желания присматриваться, прислушиваться? Она вздохнула и с трудом призналась себе, что всякий раз, возвращаясь домой, она ждет чего-то от него, от Купцова, какого-то знака, если угодно. Иногда ей казалось, что придет домой, а он неизвестно как окажется у нее в доме. Или на крыльце, ожидая ее возвращения.

Почему она сама не звонила ему? Это и просто, и сложно объяснить. Она не хотела оказаться в положении человека, которому нужно сочувствовать. Если другой не хочет свое сочувствие высказывать сам. Так принято у людей — человек, который тебе небезразличен, попал в переплет, и ты хочешь его ободрить. Но если этого не происходит, значит, ты ему совершенно безразличен. В общем-то ради того, чтобы это узнать, она и устроила свою мистификацию.

Только Ульяна не знала, насколько трудно ей будет принять безжалостный ответ: она ему безразлична.

Ульяна прошла в коридор, ее взгляд скользнул по металлическому шкафу. Она почувствовала, как сердце сорвалось с привычного места. Замок болтается на петле, он не закрыт.

Она бросилась к шкафу, рванула дверцу. Виски сдавило, в них застучало так громко, будто кто-то по этому железному шкафу долбил кувалдой.

«Скотта» на месте не было.

— О черт! — выругалась она. Все еще не веря собственным глазам, Ульяна оглядывалась по сторонам, пытаясь ухватиться за соломинку — может, она сама, затюканная делами, переставила его и забыла…

Забыла? Переставила? Если бы она слетела с катушек, то такое можно предположить. Она в полном здравии. А это означает, что ружье украли! Более того, открыли дом ключом, а не взломали. Ну почему, почему она не застукала вора на месте. Как тогда… Купцова? Он бы получил свое!

Она металась по дому, осматривая, не пропало ли что-то еще, хотя точно знала, что ничего. Только «скотт-премьер». Внезапно в голове всплыли слова матери: «Я не удивлюсь, если у тебя украдут ружье на самом деле».

Вот тебе и на.

Призывая себя успокоиться и не пороть горячку, она заварила чай, налила Дике здоровенную миску молока.

Она пила чай и думала, как поступить. Искать Ваньку Мокрого — глупо. Надо думать самой. А для этого проанализировать, кому это могло понадобиться больше всех. Кто мог сделать такой заказ. Она засмеялась глупому вопросу. Она еще спрашивает? Она еще думает?

Но ключи от дома? Он не мог их увезти с собой. А когда она была у него в доме, он не отходил от нее ни на шаг. Она пребывала все-таки в своем уме и не впадала в прострацию. Разве что на несколько секунд…

Она вскочила и побежала осмотреть замок. Господи, да этот замок можно открыть без всякой фомки. Одно название — замок.

Предположить, что Купцов сам приехал и влез к ней в дом, она не могла. Но заказать, чтобы украли ружье? Да почему нет? Коллекционер всегда патологическая личность, для которой нет преград в достижении цели. А если он не позвонил, значит, сообщение о краже его не сильно удивило?

Ульяна помотала головой, пытаясь прочистить мысли.

Но они набегали одна на другую, ей ничего не оставалось, как подчиниться главной: завтра она садится в поезд и едет в Москву. Она явится к Купцову и потребует у него признания. А может, позвонить ему? Задать вопрос?

Нет, это вспугнет его, и больше ничего.

23

Так он женился бы на ней, если бы ружье не украли? — спрашивал он себя в который раз и… Подумать только, как непредсказуем человек. Он уже задает себе вопрос в прошедшем времени, а значит, ответ… известен?

Он, может быть, и женился бы, но… Зачем спешить? Кто его гонит? И ее тоже — кто? Ульяна не девочка, она сама понимает, ей тоже незачем спешить и ошибаться. Да она же сама отказалась выходить за него! А он ей говорил… Разве в шутку? Но вот любовниками они могли бы стать, настоящими любовниками. Что в этом дурного?

Роман поставил чайник и сложил руки на груди. Света уехала от него на рассвете, ей надо было завернуть домой перед тем, как поехать на работу. Вспомнив о ней, он почувствовал, как на душе стало ровно и спокойно. Привычно. Слишком давно он ходит в холостяках, и, надо сказать, это состояние его не тяготит.

Он заварил себе, большую кружку зеленого чая, который назывался странно — «Серебряный порох», но китайцы, которые изобрели самый настоящий порох в давние времена, а также продали ему этот чай, знают, что делают. Он послушно купился на название.

Зеленый чай с утра располагал к размышлениям, к откровенности с самим собой. Вчера он позвонил Ульяне, поздно, почти ночью. В конце концов, он считал себя обязанным выразить свое сочувствие. Ее телефон не отвечал, и, если честно, сначала Купцов испытал облегчение. Он не был уверен, что найдет слова, достойные такого случая. Но потом, снова и снова нажимая на кнопки аппарата, он все отчетливее ощущал, как внутри его пробивается другое чувство, несвоевременное, сказал бы он, и в общем-то беспричинное. Он еще отхлебнул из чашки, поморщился — слишком крепко, но мозги прочищает. Ревность, вот что. Где она? С кем она?

Роман усмехнулся. Мог бы вспомнить, что еще два часа назад в его спальне удовлетворенно посапывала в подушку другая женщина, с которой он занимался любовью на той же кровати, что и с Ульяной. Но в этом нет ничего особенного, Света ему почти жена!

Он уставился в чашку, зелень в ней стала такой же густоты, как глаза Ульяны. Темная зелень. Болото. Чем дольше смотришь, тем сильнее засасывает.

Сейчас он допьет чай и снова попробует набрать ее номер.

Роман набирал и набирал выученные наизусть цифры — никого. Могла бы и сама позвонить, чертыхнулся он. А что сказать? Сообщить ему, что кто-то оказался удачливее, чем он? Да, какой-то коллекционер пошел дальше его, действительно, люди, охваченные страстью обладания, бывают совершенно безудержны в достижении собственной цели. Ведь даже он, вполне владеющий собой человек, позволил себе явиться к ней без приглашения, более того — войти в дом и вцепиться в ружье. Но его-то можно понять и оправдать, у него есть сверхзадача. Завещание предков. Счет в швейцарском банке. Так Купцов успокаивал свою заволновавшуюся совесть.

Роман быстро допил чай и пошел одеваться. От открыл платяной шкаф и окинул взглядом ряд костюмов, плотно висевших в нем. Сегодня день темно-синего, в тонкую полоску, подумал он. Сначала ему придется поехать на завод, потом в министерство — подписывать контракт, из-за него-то Света и выпрыгнула из теплой постели в такую рань — проверить все юридические заморочки. Ближе к вечеру — консультация в мэрии, а вечером… «Дожить бы до вечера», — одернул себя Купцов.