Хозяин представил гостя жене и Ульяне. Купцов автоматически произнес все слова, которые следует произнести при знакомстве, он пожал протянутые руки и едва не обжегся — или не обжег? — руку Ульяны. Ее пожатие было ровным, бесстрастным, не холодным и не теплым. Никаким.

Это неожиданно задело его. Уж лучше бы ледяное пожатие, это означало бы хоть какое-то чувство. А в ответ на него он бы включил все свое обаяние, чтобы переменить это чувство. Но когда плоско, ровно — труднее иметь дело с женщиной, потому что ты ей просто неинтересен.

Хозяйка была миниатюрная, удивительно хорошо сложенная при ее росте, а по осанке и вывороту ступни он понял: она бывшая танцовщица.

Вот это уж на самом деле заказник так заказник! Может, у них тут свой Большой театр или… канкан? Нет, судя по Ульяне, никак не канкан.

— Сегодня мы угощаем раками, — объявила хозяйка и вынесла громадное блюдо, в котором переплелись острые красные клешни.

— У вас и раков разводят? — спросил Купцов, сам не понимая, должен ли он удивляться этому или просто принять к сведению.

— Нет, — засмеялась она. — Это мои борзые щенки.

— Самые крупные, заметим, — бросил Сомов.

— Да, — улыбнулась Надюша. — Мелких он сам съел. Я подшивала джинсы деревенским мальчишкам, я уже рассказывала Ульяне, так они мне наловили целое ведро и притащили.

— Экологически чистые, стало быть, — заметил Купцов, подцепив рака.

Он ел, постепенно привыкая к обстановке, и в какой-то момент вообще забыл, почему он оказался здесь. Общий разговор ни о чем не был обременительным, особенно под домашнее вино из клюквы, которое Сомовы делают сами.

Хозяин вышел из комнаты, когда, услышав царапанье когтей в дверь, Ульяна встрепенулась и попросила:

— Сомыч, выпусти моего любимца, пожалуйста. — В ее голосе была такая трогательная мольба, что Роману внезапно захотелось, чтобы она вот так о чем-то попросила его. Он не посмел бы отказать.

Он увидел, как засияло ее светлое лицо с пушистыми пшеничными бровями, как губы, слегка тронутые помадой, раскрылись, потом сложились в трубочку, и она легонько свистнула, так, чтобы лишь песик с гладкой коричневой шерсткой услышал ее.

— Трувер, сюда.

Псинка нырнула под стол и мигом запрыгнула к ней на колени. Черная короткая юбка поехала вверх, оголяя литые бедра. Она не стала смущенно натягивать ткань обратно, как поступила бы неуверенная в себе женщина. Ага, значит, эта Ульяна знает, что хороша. Но знает ли — насколько? — не унимался Купцов, потягивая изумительной чистоты вино.

Ягдтерьер Трувер мирно улегся и уткнулся Ульяне в самый низ живота, потом, сладко посапывая, закрыл глаза. Роман ощутил, как напряглись его собственные бедра, он подтянул оранжевую салфетку с колен повыше. Как бы хотел он сам оказаться на месте Трувера, подумал он. Но лучше бы он этого не делал. Наверное, в его лице что-то появилось новое, и Ульяна холодно взглянула на него — а они сейчас остались втроем: она, Трувер и Роман, поскольку хозяйка суетилась на кухне, а хозяина отвлек телефонный звонок.

— Я передумала продавать это ружье, — произнесла она, облизнув губы и глядя прямо в глаза Купцову. Да в глаза ли? Ее взгляд, показалось Роману, пронзил его до самых печенок. Не соображая, что говорит, он вдруг услышал свой голос. Поучающим тоном педагога-наставника, который подошел бы гораздо больше согбенному мужичонке лет шестидесяти, он изрек:

— Вы вводите в заблуждение людей, Ульяна Михайловна. Вы ведь не сняли свое объявление из сайта…

— Вы не дослушали меня. — Она вскинула пшеничные брови и добавила, причем он мог поклясться, что заметил ехидный огонек в самой глубине серо-зеленых глаз.

— Я весь внимание. — Роман положил ногу на ногу, всей своей позой подчеркивая, что нет ничего значительного, такого, что могло бы поколебать его уверенность в себе, которая наконец стала возвращаться к нему. Впрочем, он не признался бы никому, что на время утратил свою уверенность, а точнее — чутье. Ему надо было, как породистой собаке, принюхаться, уловить все запахи и лишь потом выбрать тот, который нужен, и идти следом за ним. А поскольку Роман наконец почувствовал, в какой терем-теремок он попал и какие в нем живут сытые пушистые зверюшки, он немедленно причислил себя к ним: и он такой же ценный зверек. Допустим, они норки, а он соболек… А раз так, то и он, неотразимый, уже приготовился услышать что-то вроде того: «Потому что оно уже ваше».

— Очень хорошо, что вы внимательно меня слушаете. — Ульяна улыбнулась, не отрывая глаз от его лица, словно опасаясь пропустить даже малейшее движение бровей, ресниц, губ, когда он услышит ее слова. — Вот это хорошо, — повторила она, и голос ее стал совсем низким и тихим.

Купцов подумал, что она владеет своим голосом мастерски. Скольких мужиков она свела с ума только голосом? Внезапно он почувствовал, что эта мысль ему совсем не нравится. А ты думал, она просто так сидела и ждала, когда ты явишься? Но в ней видна школа, и она должна была ее с кем-то пройти. Таким вещам не учатся в одиночку. Если, конечно, они нормальные люди.

Ульяна отпила брусничного морса и подалась к нему через стол, легонько придавив Трувера, который зарычал, выражая свое откровенное недовольство.

— Прости, милый, я не нарочно. — Голос ее стал совсем другим, нежным до слез, и Роман подумал, что, будь он на месте Трувера, наверняка бы всплакнул. Нет, он лучше лизнул бы ее в щеку. Или лучше в губы. И он облизнул свои губы, которые внезапно стали сухими.

— Я передумала продавать его вам.

Роман почувствовал себя так, как будто его стукнули дубиной по голове. Этот голос, эти движения, это поглаживание собаки, все дразнящее, заводящее, и потом — р-раз по голове доверчивому мужчине, возжелавшему вкусить ее сладости. Черт бы тебя побрал, деревенская Артемида! Он мысленно произнес слово «деревенская», и ему самому стало смешно. Поглядеть на них всех, так это он самый деревенский, потому что первобытно наивный. Тоже мне, пейзанку нашел.

Он почувствовал себя так, будто ему объявили войну или бросили перчатку. Или… Не важно что. Ему не хотят отдать ружье, которое ему необходимо и за которым он приехал. Она что же себе думает, он тащился в эту глушь, просто чтобы услышать вот это?

Купцов отмахивался от здравого голоса, который пытался вклиниться в страстный внутренний монолог и хотя бы невзначай указать: вас не звали сюда, Роман Сергеевич. Более того, вас послали по телефону ясно и четко. А если уж вы явились сюда собственной персоной, вы, покоритель дамских сердец, это вовсе не значит, что ни одна женщина на свете не устоит перед вашим обаянием.

Роман знал, что ответить на эти гнусные выпады: а почему хоть одна должна устоять? Не должна. Надо доказать? Ну что, начнем. «Теперь я играю по своим правилам», — сказал он себе.

Расслабленно сидя и покачивая носком желтого охотничьего ботинка из дорогого немецкого магазина «Браунинг», он тихо бросил:

— Понимаю вас. — Он заметил, что она не ожидала подобных слов, и не отводил глаз от ее лица. — Вы мне говорили, помнится, что это ружье — часть вас самой. — Он слегка раздвинул губы в улыбке и придал голосу безошибочно действующую на женщин хрипотцу. Но при этом вдруг почувствовал, как эта манера действует на него самого. Он догадывался, почему так охотно расставался с прежними женщинами. Ему попадались уступчивые, они ожидали от него любви и защиты. Он быстро остывал, потому что, оказывается, он сам — агрессивный, или, точнее сказать, энергичный по натуре, стремился главенствовать. Но какое же это главенство, если тебе без всякого труда надевают на голову корону? Женщину такой мужчина, как он, должен завоевывать в борьбе. Чтобы можно было громко объявить: «Корону — победителю!»

Он откинулся на спинку дивана, покрытую шкурой рыси, мягкая шерстка нежно щекотала шею, он подумал, наверное, и Ульяна могла бы пощекотать его так же нежно, у нее тонкие, длинные и наверняка нежные пальчики. Он раскинул руки по диванной спинке.

— Да, это ружье — часть меня, — кивнула Ульяна, думая, что приводит неоспоримый довод — почему не хочет продать ему ружье.

— Значит, кому-то вы все-таки согласитесь его продать? — Он в упор посмотрел на нее и заметил, как дернулись ее губы, уже готовые расстаться с каким-то колючим словечком. Но он не дал ей произнести ничего, а продолжил наступать: — Не скажете ли вы мне, какие качества должны быть у потенциального хозяина? — Он сделал ударение на последнем слове, не сомневаясь, что она вцепится в него ногтями. Интересно, как она пахнет, когда разъярится? — внезапно спросил он себя. Роман обладал невероятно чувствительным носом, он удивлял своих приятелей, когда по запаху мог определить, в какой стороне озеро. Он говорил, что различает запах воды.

— Вы этими качествами не обладаете, — процедила она сквозь зубы.

Трувер взвизгнул и соскочил с колен, метнувшись к вошедшему хозяину. Кажется, Ульяна хотела сказать что-то еще, в ее глазах уже блеснула готовность ужалить, но ее прервал Сомов своим появлением.

— Ну, как дела, бизнесмены? — спросил он, поднимая на руки Трувера, который, как теперь заметил Роман, был раскормлен и похож на пивной бочонок. Бока у него были лоснящиеся, а морда поросячья. — Ты почему удрал от своей любимицы, а? — Сомов подмигнул Ульяне. — Наверняка она тебя ужалила, да? — Сомов пощекотал бок педика.

— Я думаю, все уже проголодались, пока я вынимала пироги. — Жена Сомова несла целый аэродром крошечных, на один укус, пирожков. «Да, уютно живут эти люди в заказнике, — подумал Купцов. — Красивое место, лес полон дичи, грибов, ягод». — Пироги с уткой. Наш Сомыч на открытие охоты сбегал. Так что самые свежие уточки. Надо сказать, жирные. — А тебе, дорогуша, королевич наш, — она повернулась к Труверу, — будет новая перинка из утиных перьев. — Вы знаете, Роман Сергеевич, зимой он так мерзнет. Шерсти-то на нем — с гулькин нос.

— В Москве собакам шьют жилеты на меху, — улыбнулся Купцов. — Есть специальные частные ателье, можно заказать.