Диана Лилит - Океан

Прошел месяц. Не сказать, чтобы что-то изменилось… Нет. Все было как прежде. Мы лишь чувствовали, что он все дальше и дальше от нас. Осознание острием ножа вонзалось в мысли. Мы постепенно привыкали к тому, что Клема больше нет.

Пройдет пара месяцев, и мы поймем, что его совсем нет. Окончательно.

Но пока все шло своим чередом. Видеоигры, немое кино, бессонные ночи.

Как-то раз родители позвали меня поехать с ними прогуляться. Отказываться не было смысла, так как за последний месяц я стал каким-то эмоциональным инвалидом и отчаянно нуждался в чьей-то помощи.

Я словно вновь попал в свое детство, когда круг моего общения состоял лишь из семьи. Мы так же ездили за покупками и на променад рядом с шопинг-моллом, я постоянно ныл и дергал маму за руку, так как терпеть не мог примерять одежду, а чтобы я успокоился, мне покупали мороженое и горячий шоколад.

В этот раз мы делали все то же самое, благо я не ныл, так как с пятнадцати лет походы по магазинам перестали быть для меня пыткой.

Не знаю почему, но я чувствовал себя неуверенно, когда родители купили мне дорогой лонгборд и новую линзу для камеры. Будто был капризным и избалованным малолеткой, который с недовольным видом требовал дорогие подарки. Но родители игнорировали мои отказы и говорили, что это полезные вещи, которые мне точно пригодятся. Конечно, я понимал, что они всячески пытались расшевелить меня и хоть немного поднять мне настроение.

– Мы знаем, что это очень тяжелое время для тебя и твоих друзей, но нужно собраться с силами и жить дальше, – вдруг сказала мама, когда после покупок мы разместились в небольшом кафе рядом с фонтаном.

Я пустым взглядом наблюдал, как она перемешивает сахар в своем кофе.

– Да, ты права, – со вздохом ответил я.

– Вы не можете смириться с тем, что Клемента больше нет, и это абсолютно нормально. Это что-то вроде защитной реакции, понимаешь? – в разговор вступил отец. Говорил он тихо и очень осторожно.

– Понимаю. И я не знаю, что с этим делать. Думаю, что он все еще жив. С ума схожу от разных мыслей голове. Я просыпаюсь посреди ночи, и мне кажется, что он либо у себя дома, либо в больнице, либо просто в другой стране. А потом вспоминаю, что произошло. Эта картина не выходит из головы, – наконец-то решил выговориться я. Спустя столько времени это была первая длинная реплика, произнесенная мной.

Родители взволнованно переглянулись. А затем мама сказала:

– Я думаю, вам нужно его отпустить. Это трудно, но в то же время очень важно. Вы не присутствовали на его похоронах, не прощались с ним. Попробуйте собраться с друзьями в каком-нибудь месте, где вам нравилось гулять, и проводите его. Скажите хорошие слова, вспомните самые лучшие моменты. Это поможет. – Она успокаивающе погладила меня по руке, а у меня вновь сносило крышу от этих слов.

Неужели он правда умер?

Его нет.

Его сожгли.

От него ничего не осталось.

Мы больше никогда не увидим его.

Мой мозг все еще не был готов принять это. Целый месяц я жил в состоянии шока, словно в тумане. И эта мгла до сих пор не развеялась.

Все произошло слишком быстро.

– Сынок, нужно научиться это принимать… – Отец положил руку мне на плечо.

– Я хочу, чтобы ты знал, что дороже тебя у нас никого нет. И мы очень переживаем за тебя, Океан, – сказала мама, и в ее темных глазах засверкали слезы.

Я знал, что они боятся цепной реакции. Такое нередко случается у молодых людей. Им не до конца было ясно, что у меня на уме. Так хотелось успокоить их, уверить, что я не повторю того, что сделал мой лучший друг, но разговаривать было трудно.

– Я не умру, – просто ответил я.

Улицы, люди, машины, парки, скверы и аллеи проносились мимо меня, когда на скейте я мчался в сторону горизонта, туда, где догорал яркий закат, окрашивая облака в красные, персиковые, розовые и золотистые цвета.

В домах загорался свет, дети, играющие во дворах, постепенно исчезали, унося вместе с собой смех и визги.

Вскоре, миновав трассу и остановку, я прибыл на место, которое играло в моей жизни не последнюю роль. Место, с которым у меня было связано много памятных и забавных моментов. Место, где можно укрыться от всех, при этом находясь в самом эпицентре жизни. Место, где я впервые встретил своего лучшего друга.

В этот вечер скейт-парк погрузился в звенящее молчание. Солнце уже скрылось за горизонтом, но последние лучи все еще освещали краешек неба, окрашивая его в насыщенный темно-голубой цвет, оставляя золотое свечение где-то вдали.

Сегодня здесь не было ударов колес об асфальт и привычных разговоров. Жизнь замерла. Но скейтеры все же присутствовали.

Зажав борд в руках, я направился к компании людей, сидящих прямо между пустующими трамплинами, что были окружены мигающими огоньками.

– Океан!

Услышав знакомый голос, я всмотрелся в группу скейтеров. Как оказалось, помимо них там были и другие люди.

Увидев знакомые лица, направился к ним.

– Садись рядом со мной, – сказала Бэйл, которая приехала раньше. Остальные молча поприветствовали меня.

Моему взору открылась весьма красивая картина. Мигающими огоньками оказались свечи, которые принесли сюда все пришедшие. Я тоже захватил одну. На них мы договорились написать пожелания. И прощальные слова.

Все же нам следовало попрощаться с Клементом. Отпустить его навсегда. Перестать терзать себя странными образами, мыслями и лживыми сомнениями.

Сегодня он навсегда покинет нас.

– Вроде как все в сборе… – неловко откашлялся один из скейтеров. Я знал этого парня, но никогда особо не общался с ним. Мэтт был хорошим другом Клемента и пользовался популярностью на скейт-площадке за свои неординарные трюки. – Думаю, мы можем начинать.

В компании послышались тяжелые вздохи. Фраза «Мы можем начинать» звучала как просьба оставить что-то, что значит для тебя очень многое.

Мэтт взял в руки свою свечу и встал.

– У меня до сих пор нет подходящих слов, – он тяжело вздохнул и нервно усмехнулся, – и все же… Мы познакомились с Клемом, когда нам было по одиннадцать лет. Жили недалеко друг от друга и часто пересекались на дороге, потому что оба были заядлыми скейтерами. И… мы, черт возьми, ненавидели друг друга. – По толпе прокатилась волна тихого смеха. – Только представьте себе, двое детей на полупустой улице, постоянно курсирующие рядом друг с другом. Мы молча перекидывались злобными взглядами и старались произвести впечатление, показать, кто из нас круче сделает прыжок или разгонится быстрее. Двое маленьких идиотов, не знающих даже имен друга друга. Однажды я увидел, как ловко он спрыгивает на борде с перил у парковки… Как же я тогда злился! – Мэтт опять рассмеялся вместе с толпой ребят. – Я долго тренировался, но у меня никогда не получалось исполнить этот трюк. И в тот момент было решено уделать Клемента. Я молча прошел мимо него, забрался на подъезд паркинга и попробовал сделать то, что моментом ранее сделал он. Вместо безупречного прыжка получилось ужасно идиотское и смешное падение. И он смеялся надо мной. Я был жутко зол и набросился на него. Десять минут мы били друг друга, царапались и пинались, пока я не сказал, что сдаюсь… – На секунду Мэтт замолчал. Никто не решался сказать и слово. – Вместо того чтобы еще больше посмеяться надо мной, он извинился и предложил научить меня делать этот чертов трюк… – Голос надломился, на лице появилась грустная улыбка, а глаза начали краснеть. – Я не буду плакать, к черту все это, нет. Я лишь хочу, чтобы все мы помнили его именно таким. Отзывчивым и готовым исправить все плохое. Он реально был хорошим. – Мэтт вытащил из кармана свое послание Клементу и поднес его к свече. Мы молча наблюдали за тем, как последнее обращение догорает и уносится куда-то, куда мы попадем не скоро. Или же скоро. Не знаю. Неважно.

Мэтт молча сел обратно на землю и задул свою свечу.

Следующей была Авалон. Она не выглядела печальной, скорее, довольно сосредоточенной и активной. Встав со свечой в руках, она начала рассказывать свою историю, связанную с Клемом.

– Он был первым, кто заговорил со мной в новой школе. Люди там просто игнорировали меня, избегали даже просто сказать «привет». Это было так отстойно, честно. Я ненавидела Квебек тогда. У меня не было друзей, мне некуда было пойти, не с кем поговорить. Мои родители были в процессе развода. Отец все больше времени проводил в Монреале с новой семьей, мать с утра до ночи пропадала на работе. Приходя со школы, я просто сидела на диване в пустом доме и смотрела тупые комедии по телику, пытаясь хоть как-то отвлечься. Однажды после уроков я стояла на заднем дворе школы. Мне позвонил отец. Он наехал на меня из-за маминого желания получать алименты на пока еще несовершеннолетнюю дочь, будто я была в этом виновата. Нам даже нечего было есть и нечем платить за интернет. Этот разговор вывел меня из себя. Стыдно было плакать, но еще ужаснее оказалось видеть людей, которые презрительно оборачивались на меня и ускоряли шаг. И только Клем тогда спросил, что случилось. Я засмущалась. Не каждый день к тебе подходит симпатичный парень и пытается поднять настроение. Особенно когда тебе только исполнилось шестнадцать. Мы пошли гулять по городу, который оказался не таким уж отстойным местом. Да и жизнь перестала казаться провалом. Клемент внушил мне, что все не так плохо. И даже на самом дне можно найти свои плюсы. А еще он был очень смешной. Вы сами все знаете об этом. – Она поднесла записку к свече и сожгла ее. – Это тебе, Клем, – закончила она.

Потом очередь дошла до Стива. Он заметно нервничал, и ему трудно было говорить.

– Сначала Клемент подружился с моим братом Клайдом. А потом со мной. И я тоже любил кататься. Но я больше не буду этого делать. Не знаю. Вдруг ему там обидно станет, что я продолжаю кататься, а он уже нет. Поэтому я не буду его расстраивать. Еще он разрешал нам с Клайдом жить у него дома, когда наши родители орали друг на друга. Я просто на дух не переносил это, но он говорил, что когда-нибудь все наладится. Но его жизнь закончилась раньше, чем ненависть моих родителей друг к другу. – Он вздохнул, затем окинул всех взглядом. Потом достал из кармана огромный лист. – Ну, я много чего ему хотел сказать. – С неловкостью в голосе пояснил он, откашлялся и поднес письмо к своей свече.