Диана Лилит - Океан

– Это вернулось к тебе бумерангом. Я чувствовал то же самое, когда ты ушла, – мрачно произнес он.

Неужели он и правда осмелился сказать это вслух?

– Нико, уходи. Это была плохая идея, – откашлявшись, сказала я.

– Нет, я не уйду. – Голос его был твердым, как камень.

– Сказала же, уйди, – с омерзительной ухмылкой ответила я. Мне вновь захотелось причинить ему боль.

– Я не он, чтобы уходить.

Эта фраза моментально поменяла мое настроение. Звучит глупо, но… Она словно растопила мое сердце. Подумать только, как легко, в одну секунду могут испариться гнев и ненависть.

Ненавижу саму себя за такие моменты. Биполярная сука.

– Думаю, что никогда не перестану тебя любить, – произнес Нико.

Я же ни слова не говорила.

– Дай мне шанс. Разве нам плохо было вдвоем? Если тебя не устраивала та жизнь, я готов все поменять. Леа, пожалуйста…

– Куда менять? Нико, меня убьют, как только я выйду отсюда. Ты же все знаешь, – не веря его обещаниям, выпалила я.

Его планы звучали более чем абсурдно. Нико вообще из тех людей, кто живет иллюзиями.

Он сам как иллюзия.

– Я всех убью.

В ответ на его слова я лишь рассмеялась.

– Просто дай мне шанс. Не важно, что будет дальше.

Сердце вновь начало биться как бешеное. Его слова такие сладкие, но они выносят мой мозг.

Отвернувшись к окну, я думала обо всем, что произошло. Лучше бы всегда думала, прежде чем действовать.

В просьбе Нико не было ничего плохого. Да, я все еще испытывала чувства, когда смотрела на него. Да и Клемент подставил меня. Ему захотелось каких-то событий, а когда он понял, что все это не для него, то слинял. И все же так не должно быть. Нельзя переключаться на другого человека с такой скоростью, не определившись с тем, что вообще чувствую. Можно было пожалеть об этом в любой момент.

Я вновь посмотрела на своего бывшего парня.

– Нико, понимаешь, столько…

Но договорить парень мне не дал.

Он поцеловал меня, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, я лишь вцепилась в его кудрявые волосы сильнее и притянула к себе.

Не знаю, что двигало мною в этот момент. Недостаток общения, неустойчивая психика. Но не хотелось его отпускать.

Руки Нико стащили с меня одеяло и сжали мои ребра, медленно опускаясь к талии. Я дернулась. Несмотря на то что тело было забинтовано, самые слабые прикосновения все равно причиняли боль.

– Прости, – задыхаясь, прошептал он, но я продолжила его целовать. Движения его стали более осторожными.

– Я люблю тебя, – говорила я, сама не зная, стоит ли верить своим словам. Я постоянно лгала. На любовь я не способна. Никто не способен.

Но на Нико они подействовали ободряюще. На лице промелькнула тень улыбки, сквозь ткань бинтов и одежду я почувствовала, как учащенно забилось его сердце.

– Скажи, что ты будешь со мной, – попросил он.

– Конечно, – ответила я.

К ночи я осталась в палате одна. О том, что меня навещал брат, напоминали остатки малинового мармелада, а о том, что приходил Нико, – цветы из нашего сада, сладковатый аромат которых заглушал запах медикаментов.

В палате было темно, свет проникал только из открытого окна. Я смотрела в него и обдумывала все, что случилось.

От мысли, что я еще кому-то нужна, на душе теплело. Визит Нико заменил вечерний прием антидепрессантов, от которых мое сознание мутилось.

Впервые за три недели я почувствовала себя живой.

Но глаза постепенно закрывались, а тело ослабевало. Я вновь засыпала, только на этот раз без помощи таблеток. Это радовало.

На мгновение мне послышалось что-то странное. Какой-то легкий, едва уловимый звон металла. Приглушенный. Пожарная лестница?

Я приоткрыла глаза и сквозь полусон взглянула на огромное окно палаты, что занимало почти всю стену.

Но ничего не было. Лишь развевающиеся от ветра полупрозрачные шторы, шум трассы и фары проезжающих машин, что смешивались со светом городских фонарей.

Веки опустились. Все бы ничего, но будто по воздействию каких-то потусторонних сил мои глаза снова открылись.

На подоконнике окна в позе коршуна кто-то сидел и, склонив голову набок, будто бы прожигал меня взглядом. Глаз видно не было. Во всем черном, в капюшоне, а на лице – что-то совсем непонятное.

Я смотрела на него и не могла двинуться с места или закричать. Тело оцепенело от холода и страха.

Внезапно он ловко спрыгнул с подоконника и теперь уже стоял в моей палате, что позволило мне увидеть его длиннющие ноги и разглядеть то, что было у него на лице.

От понимания мне захотелось закрыть глаза и больше никогда не открывать.

У него на лице была маска.

Чертова маска.

Я труп.

Вдруг незваный гость начал быстро приближаться.

Вместо мыслей о том, как спастись, в голове мелькали картинки расправы надо мной. Он задушит меня? Может, у него есть нож? Повесит или застрелит?

Ясно, что двое других ждут его около больницы.

Я должна была заплатить за время.

Но я не сделала этого, думая, что, вскрывшись, умру и все само закончится. А теперь по милости предателя, что нашел меня вовремя, я сдохну от рук своих соигроков.

Когда он почти склонился надо мной, я попыталась крикнуть, но вместо этого услышала лишь свой жалкий хриплый шепот, что был похож на предсмертный кашель.

Я словно тонула в леденящей волне ужаса.

Кое-как собрав силы, я попыталась замахнуться на него перевязанной рукой, но в этот момент он резко перехватил ее и притянул меня к себе.

А в следующую секунду сделал то, чего я никак не могла ожидать.

Он поцеловал меня.

От шока я не оттолкнула его. Лишь машинально поддалась давлению и моменту.

В следующее мгновение он опустил меня обратно на кровать и снял маску.

– Страшно было? – сказал человек хрипловатым голосом и рассмеялся.

Нет.

Этого не может быть.

Так не бывает.

Я просто закрыла глаза.

Ненавижу эту чертову жизнь. Я ненавижу проделки судьбы.

Лучше бы я подавилась тем печеньем, что дал мне Эмануэль.

Нужно быть осторожнее со своими желаниями.

Стоя на пороге дома Клемента, я рассматривал розовые кусты, которые почему-то расцвели. Обычно розы у крыльца всегда были сухими, мертвыми, без единого зеленого листика. Интересно, кто стал за ними ухаживать? Неужто мать Клемента вернулась и решила привести дом в порядок?..

Несколько раз нажав на звонок, я нерешительно дернул за ручку и обнаружил, что все это время дверь была открыта.

В доме на полную громкость играла музыка, что могла буквально вынести мозг. Я стянул кроссовки и прошел в темную гостиную. Кроме кучи разбросанных вещей на диване и на полу, я не обнаружил ничего. На кофейном столике валялись джойстики от приставки, одноразовый стакан с сигаретными окурками, смятые банки из-под дешевого энергетика, на которых красовались надписи Sugar free.

Следующим пунктом была кухня. Но и там не оказалось ничего, кроме кучи стаканов, «аккуратно» стоящих друг на друге, заполненной до отказа пепельницы, полупустых бутылок из-под пива, шампанского, гранатового вина, виски и еще кучи всего.

– Клем! Ты дома? – крикнул я, подходя к лестнице на второй этаж. Музыка доносилась именно оттуда, поэтому логично было предположить, что он в своей комнате.

По пути наверх я несколько раз спотыкался об одежду, валявшуюся на ступеньках. Черт, хотелось бы навести здесь порядок. В последнее время этот дом превратился в закуренный притон.

Я вежливо постучал в комнату Клемента, но, когда не получил ответа, просто аккуратно открыл дверь.

Моему взору открылась на редкость странная картина.

Леа сидела спиной к выходу, одной рукой обняв свои голые коленки, а другой раскладывая карты. В комнате, как и во всем доме, был жуткий беспорядок. Бутылки, одежда, плакаты, винил, гитара с одной порванной струной – все это валялось либо на полу, либо на кровати.

Некогда царивший в комнате запах мужского одеколона и стирального кондиционера сменился запахом сигарет и персикового лосьона для тела.

На секунду мне стало безумно неловко. Я не решался сказать ни слова, впрочем, мне и не пришлось. С грохотом споткнувшись о валяющиеся у двери ролики Клемента, я привлек к себе внимание.

– Блин! – вскрикнула Леа, мгновенно вскакивая на ноги и закрывая руками полуголое тело. На ней были лишь просвечивающие светло-голубые кружевные трусы.

Я пытался сохранять спокойное и невозмутимое выражение лица, но это было весьма трудно. В неловкие моменты всегда выгляжу так, словно меня ножом режут, и понятия не имею, почему мое лицо выражает такое страдание.

– Отвернись! – крикнула она, хватая с пола футболку, которая, вероятно, принадлежала ее парню и моему лучшему другу по совместительству.

И я бы и рад был отвернуться, но меня будто молнией поразило. Я стоял словно статуя, жалко пытаясь выговорить что-то напоминающее «Извини», а Леа, натянув темную мятую футболку, начала судорожно ползать по полу, собирая карты и конфетные фантики. Затем быстро поднялась, пытаясь вырубить оглушающую музыку. Она опять слушала Crystal Castles.

Так и не разобравшись с ноутом Клемента, она переключила внимание на фольгу из-под резинок, лежащую на тумбочке около кровати. Выругавшись полушепотом, она стыдливо смяла ее в кулак, а затем вернулась к проводу от колонок, раздраженно вырвав его из розетки.

Когда музыка оборвалась, Леа медленно повернулась ко мне, словно собиралась достать из-за спины револьвер прямо сейчас и уложить меня в этой комнате.