В поле зрения попал дом, который выглядел еще более утонченным среди этой зелени. Единственным, чем была одержима моя мать – экзотическими растениями. Если бы деревья не указывали на это, то третий этаж особняка стал бы открытым ботаническим садом. Обширные каменные столбы дома были покрыты темным зеленым плющом, опускающимся с крыши, что придавало дому старинный вид.

Я смотрел на дом, который обошелся мне в целое состояние, дом, стены которого хранили столько плохих воспоминаний, что вызывал во мне ненависть. Я собирался сжечь его, уничтожить миллионы, которые я в него вложил, сжечь все до последнего чертового дерева. Но мама умоляла меня не делать этого, отчаявшись сохранить ее дом для большего, чем для собственной семьи. И я сделал то, что она хотела, как и всегда.

– Мы на месте, сэр.

Я посмотрел на водителя лимузина, который открыл заднюю дверь, одного из людей моей матери, который забрал меня из аэропорта.

Лучше покончить с этим. Чем скорее я это сделаю, тем быстрее я смогу вернуться к Джулии.

Моя одержимость ею росла с каждым днем, и теперь я был владельцем штата «Одинокой звезды» (прим. пер. Техас). Я не мог остаться в стороне.

Я вылез из машины и подошел к массивной двери, которая незамедлительно была открыта двумя мужчинами в батлеревских формах. Я отрицательно покачал головой. Моя мать вела себя так, словно была какой-то королевской особой со всем этим строгим персоналом, который обслуживал ее потребности. Я позволял это. И делал это сам. Я платил за все это – персонал, дорогую одежду. Все было на мне. Моя мама всю жизнь проработала официанткой, пока я не достиг успеха с «Обсидиан Спирит», и с того дня она перестала работать.

– Госпожа Мэддон встретит вас в чайной комнате, – сказал один из мужчин.

Я проигнорировал его и быстро двинулся через просторные залы. Я не стал останавливаться в какой-то комнате, чтобы собраться с мыслями или подготовиться к нашей встрече. Ничто не могло подготовить меня к встрече с моей матерью.

– Коул! Мой милый мальчик! – заворковала она, когда я вошел.

Она с таким рвением подскочила с кресла с высокой спинкой, и помчалась ко мне. Синее шелковое платье облегало ее бледную кожу.

– Я скучала по тебе! – Она обняла меня. Ее обесцвеченные, светлые волосы спускались по ее плечам. Она отступила назад и оглядела меня. – Ты хорошо выглядишь.

– Ты выглядишь, будто переборщила с ботоксом, – сказал я, вглядываясь в ее гладкое лицо. Ей было чуть больше шестидесяти, и годы не пощадили ее. У нее была нелегкая жизнь.

Она прищурилась.

– Все так же очаровательный, как никогда, я вижу. – Она сделала шаг назад и пригладила платье.

– Я думал, ты заболела? – Я многозначительно посмотрел на нее.

– Я сильно беспокоюсь.

Неприятная улыбка распространилась по ее лицу, раскрывая ее истинный возраст, который не мог скрыть даже ботокс.

– Беспокоишься за что?

Она отвернулась от меня и вернулась на свое место. Подняв руку со свежим маникюром в воздух, она покрутила пальцем и к ней подбежали две женщины.

– Заберите мой чай. Он холодный. Принесите нам свежие чашки. Три, пожалуйста.

Я опустился на стул. Только небольшой журнальный столик отделял нас.

– Три? Нас же только двое. – Я огляделся по сторонам.

– И я.

Мне не надо было видеть лица, чтобы понять, кто это. Я оцепенел и повернулся.

– Элейн. – Я поприветствовал ее коротким кивком. – Я должен был догадаться, что ты не будешь честна со мной, мама.

– Я честна! – Она прижала руку к своей груди. – Я всегда честна, но когда я беспокоюсь об одном из моих детей, я буду делать все возможное, чтобы убедиться в том, что они в порядке. – Она выглядела обиженной, но я слишком хорошо знал ее. Это было притворством, уловкой, чтобы получить то, что она хотела.

И чего ты хочешь на этот раз?

Я не стал спокойно сидеть там, но отодвинулся от мамы и Элейн, которые сейчас сидели в кресле справа от меня. Элейн была одета, так же шикарно, как и моя мать, в красный шелк, и я догадывался, кто его оплатил. Спереди оно было с низким вырезом, открывая внушительного размера декольте. Дешевое золотое ожерелье, которое я подарил ей на нашу годовщину, еще в школе, свисало между ее грудей.

Я смотрел на глупое сердечко дольше, чем следовало. Она не носила его годами, на самом деле я даже не мог вспомнить, когда в последний раз я видел его на ней. Все лето работая в дешевом магазинчике, я подсобрал достаточно денег, чтобы купить его для нее. Она была всем, о чем я мог думать, всем, что я хотел от жизни. Если бы я мог сделать ее своей, то умер бы счастливым человеком. Вот о чем я раньше думал, когда это касалось Элейн, но я оказался неправ. Я сделал ее своей, и превратил в монстра. Душевысасывающую суку, которая отравляла все, чего касалась.

Она утверждала, что перестала носить ожерелье, потому что оно выглядело слишком дешево. И теперь его появление красноречиво говорило о том, почему я был здесь.

– Нравится вид, милый?

– Не думаю.

Я отвернулся от нее, понимая, что все еще смотрел на проклятую побрякушку на ее груди. Мой член даже не вздрогнул от этого вида, пока я не вспомнил грудь Джулии. Покачивающиеся большие шары тугой плоти, когда ее трахали сзади.

Не сейчас, Коул.

Я подошел к камину. Для чайной комнаты он был хорошо оборудован роскошными декорациями и огромным телевизором с плоским экраном. Три фотографии на камине привлекли мое внимание и еще больше заставили пожалеть о своем приезде.

С одной из фотографий мне улыбалось лицо сестры. Ее глаза светились счастьем, как если бы она смеялась, когда ее фотографировали. Я уже не помнил ее такой – излучающую счастье каждой своей порой. Я помнил только плохое.

Мой взгляд метнулся влево, на фотографию моего старшего брата Ричарда, где мы боролись на полу в нашем старом доме, когда нам было по восемь и девять лет. Сэнди находилась на заднем фоне, она сидела на полу и только научилась ходить.

Мама должна была уничтожить эти фото. Гнев вскипел под моей кожей. Я посмотрел на последнюю фотографию, последнюю из трех. На ней Сэнди сидела на коленях у Ричарда. Он щекотал ее, и его большое тело практически полностью закрывало ее. Закинув голову, она хихикала, ее длинные темные волосы ниспадали по ее спине. Одна из рук Ричарда находилась у нее на бедре. У него были короткие волосы, и он улыбался, уставившись на мою сестренку, с предполагаемой братской любовью, но я знал лучше.

Я схватил фотографию с каминной полки и обернулся. Две служанки подавали маме и Элейн чай.

– Что это за хрень? – Обе служанки вскочили, и одна из них испуганно взвизгнула. Моя мать и Элейн продолжали вести себя так, как будто ничего не произошло.

– Что именно, дорогой? – спросила моя мама, сделав глоток чая.

– Это! – Я подошел и сунул фотографию ей в лицо. – Почему это находится в доме? Я заставил тебя сжечь их десять лет назад. – С каждым словом мой гнев приумножался. – Или это.

Я метнулся обратно и схватил детскую фотографию меня и Ричарда. – Почему, мама? Почему его фотография находится в этом доме?

Она спокойно сделала еще один глоток чая, поступая так, как если бы я не стоял над ней, тяжело дыша и готовый что-нибудь разорвать на части.

– Прошло почти десять лет, Коул. Тебе нужно отпустить свои старые обиды. Я простила тебя за твои ошибки, хотя ты этого не заслуживаешь. – Она поставила свой чай на стол. – Настало время тебе принять все свои ошибки.

Я проигнорировал ее.

– Здесь никогда не будет его фотографий. НИ ОДНОЙ! – я выкрикнул последнее слово. – Таковым было наше соглашение! Я буду продолжать платить за твой нелепый дом, слуг, садовников. Я был согласен на все это, и все, что надо было сделать тебе, так это избавиться от этих чертовых фотографий!

Я бросил рамку на землю, разбив ее на миллион кусочков.

– Не нужно злиться. Это не то, зачем я позвала вас сюда, – фыркнула моя мать, уставившись на осколки стекла.

– Позволь мне разобраться с этим, Дженнифер. – Элейн встала. – Коул, сладкий. Все в порядке. – Она попыталась коснуться меня, но я отскочил от нее подальше. Она нахмурилась, ее лицо скривилось непривлекательным образом. – Так вот как это будет? – Она задрала подбородок.

– Почему ты здесь? – Я перевел на нее взгляд. Она отскочила, сделав шаг назад. Я боролся, чтобы сохранять спокойствие, дабы не сделать или сказать то, о чем бы я пожалел.

– Она здесь, потому что я так хочу. Она такая же часть семьи, как и ты, и ты собираешься жениться на ней. – Теперь моя мать встала рядом с Элейн.

– Жениться на ней? – Я отвергнул эту идею.

– Да. Я разочарована, что ты порвал с ней все отношения. Но ты мужчина, и я знаю, что тебе иногда нужно развлечься. Я уверена, что ты скоро избавишься от этой навязчивой идеи, верно? Так что настало время жениться на любви всей своей жизни – Элейн.

Две женщины улыбнулись друг к другу, как если бы они уже слышали свадебные колокола.

– Нет.

– Нет? – сказали они в унисон.

– Я заикнулся? – Я обошел их, хрустя по битому стеклу.

– Куда ты идешь? – спросила меня Элейн.

– Я ухожу. – Я оглянулся по сторонам, на всякий случай проверяя не оставил ли я чего-то.

– Ты не можешь просто уйти! – умоляла Элейн. – Ты только что пришел!

– Могу и делаю. Я приехал сюда не для бредового воссоединения с тобой, Элейн. Я порвал

с тобой не просто так.

– И почему же?

Я повернулся к ней, вглядываясь в ее темные глаза. Я помнил, когда был в восторге от ее красоты, так давно.

– Я больше не люблю тебя. И не люблю уже давно. – Я отвернулась прежде, чем смог увидеть ее реакцию, и направился к двери. Я порылся в кармане, чтобы найти мобильник, уже планируя вылететь первым же рейсом из этой чертовой дыры.

– Ты думаешь, что сможешь полюбить ее? – Слова Элейн заставила меня остановиться. Я оглянулся через плечо.