Пальцы Прунеллы сжали поводья. Она чувствовала себя очень неловко, но не знала, как остановить сестру. Нанетт повернула лошадь, и теперь и граф, и она скакали рядом с Прунеллой.

— Я, безусловно, очень благодарен вам, мисс Браутон, — ответил граф, — и это большое упущение с моей стороны, что я не заехал к вам, как собирался, но, к сожалению, меня задержали люди, которые специально прибыли из Лондона. «Торговцы картинами... ювелирных дел мастера... и продавцы антикварной мебели», — подумала Прунелла, но сдержалась и ничего не сказала вслух. А Нанетт продолжала свою болтовню:

—Я думаю, это замечательно: вернуться домой после такого долгого отсутствия и найти все таким же, каким оно было много лет назад.

— Не совсем таким же, — сказал граф. — Сад пришел в запустение, а оранжереи, в которых мы выращивали персики и виноград, почти развалились. Прунелла побледнела от негодования, а ее лошадь, словно почувствовав состояние хозяйки, заволновалась. «Как он может! — гневно подумала Прунелла. — Он еще смеет жаловаться! «Сад пришел в запустение»! Если бы я не платила бедному старику Ивсу, и он, и его семья умерли бы с голоду, а что касается этих оранжерей...» Если бы Прунелла говорила вслух, ей бы не хватило слов, чтобы выразить свое возмущение. Но она плотно сжала губы, стараясь не проронить ни звука, иначе высказала бы графу все, что думала о нем.

— Мне хотелось бы загладить свою неучтивость и пригласить вас с сестрой завтра ко мне на обед, — говорил в этот момент граф.

— Мы с радостью придем, правда, Прунелла? — как всегда, первой откликнулась Нанетт.

— Я не уверена, что мы сможем принять ваше приглашение, — холодно произнесла Прунелла.

— Ну конечно, сможем! — настаивала Нанетт. — Ты прекрасно знаешь, что у нас нет других планов, и прошла тысяча лет с тех пор, как я последний раз была в гостях

в Холле. Это просто замечательно, что дом снова обрел хозяина.

И Нанетт подарила графу кокетливый взгляд, который, как она усвоила в Лондоне, прекрасно действовал на мужчин среднего возраста.

— Что ж, с нетерпением буду ждать возможности доставить вам удовольствие, мисс Нанетт, — сказал граф. — Но я думаю, что, поскольку наши семьи знакомы очень давно и, если я не ошибаюсь, мы с вами были представлены друг другу, когда вы лежали в колыбели, разрешите мне называть вас «Нанетт».

— Конечно! — радостно согласилась Нанетт. — И я хочу вам сказать, что вы гораздо симпатичнее, чем я ожидала.

— Благодарю вас, — улыбнулся граф. Будучи не в состоянии больше выносить

этот обмен любезностями, Прунелла пришпорила лошадь.

Воспользовавшись тем, что они остались наедине, Нанетт повернулась к графу и тихо сказала:

—Мне нужно поговорить с вами.

— О моем племяннике? — сразу же догадался граф.

— Да, — ответила Нанетт, — но откуда вы знаете?

Прежде чем он успел ответить, она добавила:

— Я думаю, Прунелла все рассказала вам за моей спиной и настроила вас против Паско. Это подло!

— Прежде чем совершенно напрасно обижаться на сестру, позвольте мне сказать, что я всегда полагаюсь на свое собственное суждение о людях.

— Я уверена, Паско вам понравится. Нанетт улыбнулась графу, и он подумал, что Прунелла была совершенно права, когда рассказывала о красоте сестры.

Кудрявые рыжеватые волосы, голубые глаза, белоснежная кожа и нежный румянец — классический тип молодой англичанки, воплощенная мечта любого мужчины, стосковавшегося по Родине. Ее костюм для верховой езды цвета молодой листвы и шляпа с высокой тульей, обрамленная газовой вуалью, довершали пленительную картину.

Так как Нанетт не хотела, чтобы сестра догадалась о ее разговоре с графом о Паско, она поскакала догонять Прунеллу. Граф же повернул назад и поехал через парк в направлении замка.

— Как весело будет обедать с ним! — сказала Нанетт, поравнявшись с Прунеллой. — И я совсем не понимаю, почему ты так недовольна этим.

— Потому что граф будет тратить на этот обед деньги, которых у него нет.

— О Господи, Прунелла, не будь такой занудой! — воскликнула Нанетт. — Ты не можешь простить ему даже небольшое развлечение, а ведь он так долго не был дома! В любом случае, я хочу его увидеть и поговорить с ним. — О его племяннике?

— Почему бы и нет? — В голосе Нанетт слышался вызов. — Если граф так же ограничен в средствах, как Паско, он, может быть, будет нам еще больше благодарен.

— Ты не должна говорить такие вещи, — быстро сказала Прунелла.

— Почему? — удивилась Нанетт. — Граф должен на коленях тебя благодарить за все, что ты сделала для поместья Уинслоу. Я бы хотела, чтобы Паско был мне благодарен за что-нибудь. Если бы это зависело только от меня, он мог бы истратить все мои деньги до последнего пенса, а я бы только радовалась, глядя на это!

— Нанетт, ты не должна говорить такие вещи! — сердито повторила Прунелла. — Любой мужчина, у которого есть чувство собственного достоинства, не позволит себе жить на средства жены.

— Папа никогда не жаловался на то, что мама была богата, — возразила Нанетт, руководствуясь своей собственной логикой.

— Папа имел достаточно своих собственных денег, — ответила Прунелла.

— Но не столько, чтобы ты тратила на усадьбу Уинслоу, сколько тебе хочется, — уколола сестру Нанетта. — Надеюсь, ты сказала графу, что купила новую плиту для его кухни и перекрасила большой зал после наводнения?

— Я предпочла не говорить об этом.

— Ну и прекрасно, если тебе нравится тратить свои деньги, не получая от них никакого удовольствия, никто тебе в этом не мешает, — заметила Нанетт. — Но я должна сказать тебе одну вещь, Прунелла, что, если ты собираешься пойти на обед к графу, тебе нужно надеть что-нибудь нарядное.

— Мои платья меня вполне устраивают, — возразила старшая сестра.

Нанетт рассмеялась.

— Ты, наверно, сумасшедшая! С самого возвращения из Лондона я не перестаю удивляться, насколько ты старомодно одета и, несовременно выглядишь, но мне не хотелось ничего тебе говорить, чтобы не обидеть тебя. Слова сестры поразили Прунеллу, и хотя ей очень хотелось возразить, в глубине души она знала, что Нанетт совершенно права. На самом деле со времени болезни отца девушка совсем перестала обращать внимание на то, как она выглядит, а после его смерти купила себе несколько черных платьев в ближайшем городке, а через полгода на вторую половину траура добавила к ним два серых платья и одно лиловое. Прунелла понимала, что, хотя ее приобретения и были лучшим из того, что можно было найти в их графстве, они не выдерживали никакого сравнения с обширным и нарядным гардеробом, который Нанетт привезла из Лондона. К тому же Прунелла заметила, как изменился фасон и покрой одежды. Простые, прямые платья в древнегреческом стиле, которые в начале века ввела в моду жена Наполеона Жозефина, уступили место более изощренным нарядам. Теперь юбки платьев расширялись книзу, линия талии осталась высокой, а лиф и юбка обильно украшались кружевами, вышивкой, рюшами или бахромой. Наряды Нанетт были женственными, элегантными и самыми красивыми из всех, которые Прунелла когда-либо видела. Кроме того, вечером женщины носили шляпки без полей, декорированные перьями и драгоценными камнями, а их дневные наряды украшались золотыми галунами, пуговицами и даже эполетами, пока не начинали блестеть так ослепительно, как драгунские мундиры на параде.

— Наверное, я действительно выгляжу слегка старомодной, — смущенно согласилась Прунелла. — Когда у меня будет время, мы поедем по магазинам, и ты поможешь мне выбрать несколько более современных платьев, но завтра вечером я надену черное или серое.

— Тогда я категорически отказываюсь идти с тобой! — заявила Нанетт. — Если судить по тому, что я слышала о графе, он ценит хорошеньких женщин. И мне очень нравится легкомысленная атмосфера, окружающая его. Графа Уинслоу легко себе представить в роли флибустьера или благородного разбойника.

— Что ты забиваешь себе голову всякой ерундой! — возмутилась Прунелла.

— Кто бы он ни был, он настоящий мужчина! — сказала Нанетт. — А ты, хотя и постоянно об этом забываешь, женщина!

— Эту проблему совсем не трудно разрешить, — нашла выход Прунелла. — Я пошлю сказать графу, что мы не придем.

— Если ты это сделаешь, я отправлюсь одна, — пригрозила Нанетт. — Я хочу обедать у графа, и ты не смеешь быть такой злой и упрямой, чтобы лишить меня этого маленького удовольствия.

Прунелла ничего не ответила, и сестра продолжила:

— Я знаю, почему ты с ним так нелюбезна. Это все из-за того, что он сто лет назад сбежал с этой леди «Как-там-ее?» и ты до сих пор не можешь ему этого простить.

— Откуда ты знаешь такие вещи? — Прунелла была поражена.

—Откуда? — повторила Нанетт. — Чему ты удивляешься? Как я могу не знать об этом, когда на каждом углу только и говорят о побеге мистера Джеральда, сколько я себя помню? Да у него была не одна женщина, а дюжины. И она тихо рассмеялась.

— По-моему, когда я была маленькой, то вместо сказок мне рассказывали о приключениях молодого наследника Уин-слоу-холла, и, честно говоря, пока я не встретила Паско, я считала мистера Джеральда прекрасным принцем из моей мечты.

— Нанетт, ты, наверное, шутишь! — воскликнула Прунелла.

— Нет, говорю серьезно! Так что давай обе приоденемся и будем выглядеть как можно лучше. А поскольку размеры у нас почти одинаковые, ты можешь надеть одно из моих платьев, пока мы не купим тебе что-нибудь приличное. Прунелла не смогла удержаться от улыбки.

— Нанетт, это ведь ты дебютантка в свете, а не я.

— Сейчас я себя чувствую пожилой

дамой, которая пытается ввести «мисс Провинцию» в высший свет, — поддразнивала сестру Нанетт, — и бог знает, утонешь ты или выплывешь.

— Я никогда не слышала такой возмутительной... — начала Прунелла, но пока она говорила, Нанетт ускакала, смеясь над собственной шуткой. Единственное, что Прунелле оставалось, — последовать за сестрой.