То, что она услышала сейчас, стало для нее откровением, но ей казалось, что граф скорее всего прав. Его отец всегда пытался настоять на своем, неважно, прав он был или нет, и распоряжаться жизнью всех окружающих его людей. Граф наблюдал за выражением ее лица и после недолгого молчания добавил:

— Я вижу, что вы начинаете понимать. А теперь подумайте о себе и о своих собственных реакциях.

Застигнутая врасплох, Прунелла неожиданно вспомнила сцену из прошлого: ее мать, такая молодая и красивая, с кудрявыми волосами и голубыми глазами, смеется и играет на залитой солнцем лужайке с ней и маленькой Нанетт. Затем мать, взяв девочек за руки, направилась по дорожке между деревьев к озеру за лилиями, но вдруг неожиданно появился отец, идущий им навстречу, тяжело опираясь на свою трость. Прунелла совершенно точно вспомнила, как внезапно наступило молчание, они с матерью резко остановились, Нанетт, которая только училась ходить, села на траву. Мать подошла к отцу и сказала, пытаясь поправить непослушные пряди волос, выбившиеся из прически:

— Я играла с девочками, — и ее голос почему-то слегка дрожал.

— Я это вижу, — отвечал сэр Родерик. — Вы нужны мне, Люси. Прошу вас вернуться со мной в дом.

— Да, конечно, Родерик.

Голос матери звучал кротко и покорно. Она повернулась к Прунелле:

— Беги к Чарити, дорогая, и возьми с собой Нанетт.

— Но, мама, ты обещала с нами поиграть! — закапризничала Прунелла.

— Я нужна папе, дочка. Попозже я приду к вам в детскую.

И мама замедленным шагом пошла рядом с отцом, который уже тогда передвигался с большим трудом.

Это воспоминание детства было таким Живым и неожиданно принесло боль. Прунелла почти сердито сказала графу:

— Мы углубились в прошлое, но какая же от этого польза? Ведь невозможно изменить то, что уже прошло.

— Конечно, невозможно. Но не нужно жить в тени, отбрасываемой прошлым. Нужно освободиться и выйти на солнце.

— И вы хотите, чтобы я это сделала?

— Да, — сказал граф. — Вместе со мной, Прунелла!

Ее глаза расширились от удивления.

Она смотрела на него, ожидая объяснений, но выражение его глаз заставило ее похолодеть. Прунелла понимала, что происходит, но внезапно сердце сильно забилось, и ее охватило незнакомое чувство. Именно это она чувствовала, слушая Эдмонда Кина, говорящего о своей любви в роли Отелло, но сейчас ощущение было более сильным.

— Я.. не понимаю... что вы... говорите, — прошептала она.

— Я думаю, что вы понимаете, — нежной сказал граф. — Видите ли, Прунелла, я очень долго искал вас.

— Я... не понимаю...

У Прунеллы появилось странное ощущение: хотя граф не двигался, он стал каким-то непонятным образом ближе к ней. Она почувствовала себя слабой и безвольной, одновременно хотела бы и убежать, и остаться. Прунелла заставила себя отвести глаза от его взгляда и увидела входящую в зал ресторана молодую красивую пару. Официант провожал их к уединенному столику: это была Нанетт в сопровождении Паско!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Как она могла? Как она могла мне солгать?» — снова и снова спрашивала себя Прунелла всю дорогу от ресторана до отеля. Нанетт и Паско, целиком поглощенные друг другом, не заметили, что Прунелла с графом были в том же ресторане и видели их. В первом приступе ярости из-за обмана сестры Прунелла чуть не бросилась к ней, но граф помешал ей сделать это. Она уже приподнялась со своего места, но почувствовала, что он взял ее за руку.

— Нет! — сказал граф. — Вы не должны здесь устраивать сцену!

— Я только хочу, чтобы она знала, что я

ее видела и знаю о ее лжи и предательстве! — горячо сказала Прунелла.

—И чего вы этим добьетесь?

Рука графа продолжала удерживать девушку, он почти силой усадил ее обратно в кресло.

— Я поверила ей, когда она сказала, что сегодня едет в гости с крестной, — сказала Прунелла, как бы разговаривая сама с собой, — теперь я думаю, что во все другие вечера, когда Нанетт говорила, что меня не пригласили, она встречалась с вашим племянником.

— Что же в этом предосудительного, ведь она много раз встречалась с ним и раньше? — удивился граф.

— Она лгала мне! — возмутилась Прунелла.

— Я думаю, что ей пришлось солгать, иначе вы подняли бы шум и не позволили видеться с человеком, который ее любит и которого любит она, — попытался остудить ее гнев Джеральд Уинслоу.

— Неужели вы оправдываете их поведение? — недоверчиво спросила Прунелла.

— Не оправдываю, а пытаюсь понять, почему Нанетт поступила именно так, как

она поступила. Когда вы так агрессивны, Прунелла, с вами очень трудно.

Прунелла посмотрела ему в глаза, и он заметил, что она удивлена, как будто не ожидала услышать от него подобных слов.

— Я не хотела быть нетерпимой, — помолчав, сказала девушка. — Я просто старалась поступать правильно.

— То, что правильно для одного, необязательно правильно для другого. И кто вправе решать, что правильно и что неправильно, когда речь идет о любви?

— Я не верю, что Нанетт по-настоящему любит вашего племянника, — резко сказала Прунелла. — Она еще слишком молода, чтобы понимать что-то в истинной любви, любви на всю жизнь.

— В то время как вы, конечно, много знаете об этом, — насмешливо заметил граф.

Прунелла не ответила, но он увидел, что ее губы сжались, и добавил:

— Не нужно так сильно огорчаться, для этого совсем нет причин. Уверяю вас, хотя со стороны Нанетт, возможно, и предосудительно ужинать наедине с мужчиной, с ней ничего плохого не случится. Паско любит ее. Прунелла поняла, что имел в виду граф и к ее щекам прилила кровь:

—Я... ни о чем... таком... и не думала.

— Но ваше поведение говорило об обратном.

— Нет, конечно, нет! — повторяла смущенная Прунелла. — Я просто была очень раздражена и обижена тем, что Нанетт так дерзко лгала мне.

— Я вас понимаю, — сказал граф. — Но вам придется поверить мне на слово, Прунелла, что когда человек влюблен, то все остальные люди, даже самые близкие и дорогие, теряют на него всякое влияние.

— Но что же мне делать? — в отчаянии воскликнула Прунелла. — Как я могу запретить Нанетт встречаться с вашим племянником и портить тем самым свою репутацию, ужиная с ним наедине?

— Если вы действительно думаете, что ее репутация разрушена, то что вы скажете о своей репутации? — с иронией спросил граф.

Прунелла снова покраснела и начала объяснять:

— Но меня ведь никто в Лондоне не знает, и вы... это совсем другое дело.

— В каком смысле?

Девушка не ожидала такого вопроса и не знала, что сказать в ответ.

Пока она с трудом собиралась с мыслями, граф насмешливо спросил:

— Может быть, вы и меня считаете «охотником за приданым»?

— Нет, конечно, нет! — быстро сказала Прунелла.

— А вы уверены в этом? В конце концов, даже если вы не так состоятельны, как ваша сестра, вы владеете Мэнором и его окрестностями и имеете приличный доход, правда, большую часть которого вы все это время тратили на мое имение.

— У меня нет никакого желания говорить о себе, — сказала Прунелла после секундного колебания, — но вы обещали мне, что постараетесь, чтобы ваш племянник перестал ухаживать за Нанетт, а вместо этого я вижу, что вы только подлили масла в огонь!

— Я предложил ему остаться со мной, чтобы я сам мог судить о том, насколько верно вы оценили ситуацию.

— Но теперь вы убедились в том, что я была права?

— Я считаю, что он не представляет

собой той опасности, которую вы себе вообразили.

— Конечно же, представляет! — Прунелла вышла из себя. — Он делает все, чтобы жениться на Нанетт, а она увлечена им! И как она может устоять, если Паско красив и, как говорит Чарити, «у него медовый язык».

Она и не думала шутить, но, когда граф засмеялся, на ее губах появилась слабая улыбка.

— Ваш племянник совершенно неотразим, — огорченно сказала Прунелла, — и он заворожил Нанетт, как удав маленького глупого кролика.

— Мне кажется, что в своих сравнениях вы смешали зоологию и кулинарию, но должен сознаться, что я тоже считаю, что мой племянник обладает многими неоспоримыми достоинствами.

— Он вас обманул, и вы верите, что он любит Нанетт, а не ее деньги?

— Я думаю, что кому-либо, даже вам, Прунелла, очень непросто меня обмануть, — сказал граф. — И правда состоит в том, что, хотите вы этого или нет, Паско любит вашу сестру так сильно, как он

только способен любить, и она чувствует то же самое по отношению к нему.

— Если это все, что вы можете сказать мне по данному вопросу, то я думаю, что лучше прекратить этот разговор, — холодно заявила Прунелла. — Я хотела бы вернуться в отель.

— Как вам будет угодно, — склонил голову граф.

Он попросил счет, поднялся и обратился к Прунелле:

— Я бы хотел, чтобы ваша сестра вас не видела.

Секунду девушка колебалась, затем неохотно кивнула и, завернувшись в шарф, вышла из ресторана, стараясь держаться подальше от столика, за которым сидели Нанетта и Паско. Граф проследовал за ней. Они сели в карету и некоторое время ехали в полном молчании. Затем Прунелла, чувствуя, что ведет себя невежливо, обратилась к графу:

— Я должна поблагодарить вас, милорд, за то, что вы предоставили мне возможность посмотреть этот прекрасный спектакль. Мне трудно выразить словами, как он мне понравился. И не ваша вина, что

вечер был для меня испорчен тем, что случилось... потом.

— Я предполагал, что хотя бы эта пьеса научит вас не делать поспешных выводов.

— Вы не можете сравнивать то, что я думаю о вашем племяннике, с тем, что Отелло думал о Дездемоне.

— Если вы задумаетесь над этим, вы найдете аналогию, — сухо сказал граф.