— Я накажу свою дочь сам, — сказал граф священнику. — Сажать ее на покаянную скамью я не позволю.

— Не позволите? — Спокойствие Александра испарилось. — Погибла женщина, а вас волнует только то, как бы вашей дочери не пришлось каяться перед общиной?

— Каяться публично она не будет.

— А как же извинения?

— Никаких извинений.

— Ваши вопросы довели Джанет Рейд до погибели!

— Я боролся со злом. Это знают все!

— Вы чуть не запытали до смерти Элен Симберд! И вы не раскаиваетесь?

— К моей дочери это не имеет ни малейшего отношения. Ведьма Симберд призналась, причем дважды! — Поза графа выражала упрямство: скрещенные на груди руки, выпяченная нижняя губа, совсем как у его юной дочери.

Волна облегчения, даже радости, нахлынувшая на Александра, откатилась обратно. Оксборо не чувствовал ни угрызений совести, ни ответственности за содеянное.

— Как же нам оправдать их, если вы собрались молчать?

— Мне все равно, как. Диксон, оставляю это на вас. Я заплачу… сколько потребуется. — На пороге он задержался и оглянулся на Александра. — Только сделайте это побыстрее и оставьте нашу деревню с ее печалями в покое.

Когда он ушел, все трое, глядя друг на друга, надолго застыли в молчании. Александр взял Маргрет за руку. Ее пальцы были холодными.

Диксон заговорил первым.

— Сегодня я буду молиться вместе с семьей графа, а завтра… — Он покачал головой. — Завтра воскресенье. И Церкви нужен отчет.

За неделю, прошедшую с прошлого воскресенья, леди Анна побывала одержимой, Маргрет было предъявлено обвинение, Бесси Уилсон и Элен Симберд признались, а Джанет Рейд умерла. Что можно сказать после всего этого?

— Я могу рассказать им, — заговорил Александр, — о том шиле, которое использовал Скоби…

— Что? — Это имя будто вывело Маргрет из тумана оцепенения. — Что насчет Скоби?

Он коснулся ее щеки, не обращая внимания, смотрит ли Диксон, потом достал из кармана свое медное шило.

— Его шило внешне похоже на это, но стержень уходит в рукоять, и кажется…

— Будто оно пронзает кожу, но на самом деле это не так. — Боль и осознание закружились спиралью в глубине ее потемневших глаз. — Вот почему ведьма не чувствует боли, и у нее не идет кровь. — И вдруг улыбка. — Ты доказал это. Ты доказал, что моя мать не была ведьмой.

Она потянулась к шилу, и он разрешил взять его. Отныне оно больше ему не нужно.

— Я воткну это ему в сердце, — прошептала она, и голос ее был так холоден, что его пробрала дрожь.

— Но Скоби творит свои дела далеко отсюда. — Диксон начал расхаживать по комнате. — А мы поддельным шилом не пользовались. Для всех наших обвиняемых это ничего не меняет.

— Я не понимаю, — проговорила Маргрет, зажав шило в кулаке, словно вознамерившись никогда его не отпускать. — Она же солгала… смошенничала. Так почему я не могу быть свободна?

Александр привлек ее к себе, снова жалея о том, что ни один из них не обладает колдовскими способностями и не может изменить положение вещей.

— Пока она не откажется от своих слов или не покается во грехе, обвинение с тебя не снимут. — Внезапно он понял, что это означает. — Тебе нельзя даже выходить отсюда без сопровождения охранника, чтобы никто не заподозрил тебя в побеге.

— А что до остальных, — вмешался Диксон, — то обвинения против них никак не связаны с леди Анной.

— У меня есть ордер. Я увезу их.

— На суд? — спросил Диксон. — Без разрешения Церкви судить их нельзя.

— Нет, — произнес Александр. — Не на суд.

На лице Диксона отобразилась смешанная с ужасом догадка.

— Вы хотите судить их сами? Но откуда вы знаете, что они невиновны?

— На костер я их не отправлю.

Диксон покачал головой.

— Вы думаете, что совершаете благое дело, но это не так. Допустим, вы увезете Бесси Уилсон и Элен Симберд. Но что потом? Вы отпустите их в каком-нибудь незнакомом месте далеко отсюда? И как они будут жить? У них нет ни друзей, ни средств к существованию. Все кончится тем, что их вновь назовут ведьмами.

— Вы могли бы написать рекомендательное письмо для нового прихода.

— Все равно нам придется как-то объяснять падеж скота, вытоптанные посевы и детские смерти. Я не уверен…

Настоящие ведьмы все равно существуют, вспомнил он наущение Форбса. Диксон придерживался того же мнения.

А может оба они, как и многие другие несчастные души, попросту заблуждались, выискивая способы объяснить несправедливость жизни?

— Зато я уверен, — отрывисто ответил он. — Мы вынудили их признаться насильно. Откуда нам знать, что несчастья посылает на землю Дьявол, а не Господь? Скот и посевы гибнут, а дети умирают из года в год, но до сих пор никто не сваливал вину за это на ведьм.

Со вздохом Диксон оглядел пустую комнату, словно окидывая взглядом руины своего прихода.

— Если все это правда, и это говорите вы — человек, которого обучали поиску ведьм, — тогда главная вина лежит на мне, ибо это я сбил свою паству с пути праведного.

Извиняющим жестом Александр положил руку Диксону на плечо.

— Заблуждались не вы один.

Но священник был прав. Просто забрав женщин из деревни, проблему не решить. Жителям Кирктона нужен козел отпущения, какое-то объяснение всего случившегося, благодаря которому они поверят, что выполнили свой долг и одолели зло. Он потер кулаками глаза, пытаясь собраться с мыслями. Сон и время наедине с Маргрет. Вот, что ему нужно.

— Молитесь за них, — произнес он.

— Я помолюсь о том, чтобы Господь направлял нас.

Прижимая к себе Маргрет, Александр шагнул к лестнице, думая о том, что будет рад заснуть где угодно, хоть на каменному полу, но Диксон остановил их.

— Нет, дети мои. Только после того, как все будет кончено, а ваш союз — благословлен.

Маргрет крепко прижалась к нему, и он уже приготовился заспорить, но внезапно прозрел. Диксон был озабочен не только соблюдением внешних приличий. Александр должен хранить дистанцию. За пределами этой комнаты Маргрет по-прежнему считалась ведьмой, и если люди увидят, что он благоволит ей, то наверняка найдется еще кто-нибудь, кто укажет на него и крикнет то, что крикнула леди Анна.

Он.

И тогда он вообще ничем не сможет помочь ей.

Александр обнял ее за плечи.

— Он прав. Какое-то время нам лучше побыть врозь. Я поставлю у твоей двери одного из людей Оксборо.

Маргрет вцепилась в него, словно он был единственной незыблемой опорой в ее мире.

— Зачем?

Отчаяние в ее взгляде ранило сердце.

— Чтобы тебя охраняли.

— Но что будет завтра? — Страх, облегчение, замешательство сменялись одно за другим на ее лице, и она стиснула в кулаке отвергнутое им шило.

— Скоро все закончится, и мы будем вместе. — Она потеряла мать, над нею еще висело обвинение, и ее было необходимо хоть как-то приободрить. — Обещаю, — сказал он, понимая, что лжет.

Ибо если в ближайшее время ничего не изменится, в Кирктоне — хочет он этого или нет — запылают костры.


Глава 24.


Маргрет поднялась по лестнице. Дверь в комнату, где ее держали, была открыта. Прежний стражник ушел. Новый еще не прибыл.

И все же она была не свободна.

Ее жизнь по-прежнему была в руках Александра, и она помолилась о том, чтобы с нею все обошлось лучше, чем с ее матерью.

Когда-то она считала его всемогущим, но с тех пор повидала столько зла, в стольких обличьях, о которых раньше и не подозревала, и это зло могло одолеть даже самого сильного из людей.

Она поставила фонарь на пол и разжала кулак. Посмотрела на оставленные шилом вмятины на ладони. Удовлетворение умерило страх. Александр выяснил правду о Скоби. Она верила, он обязательно сделает так, чтобы всех негодяев с их фальшивыми инструментами изловили, наказали и заставили страдать так же, как они заставляли страдать других.

Это не вернет ее мать, не вернет потерянные годы, но возмездие, о котором она молилась, свершится. Ее мать будет оправдана.

Она цеплялась за эту мысль всю ночь напролет — так же крепко, как за рукоять медного шила.


***


Следующим утром Александр сидел в церкви рядом со священником и ждал, когда затихнет толпа.

Проснувшись на рассвете, он попросил Диксона привести трех обвиненных женщин на воскресную службу, а после уступить ему кафедру, и священник, который почти всю ночь провел в молитвах за леди Анну, в конце концов согласился на его предложение.

И за это Александр вознес свою собственную благодарственную молитву.

Как и раньше, возможности посвятить Маргрет в свои планы у него не было. В ее глазах он заметил беспокойство, но она доверяла ему, а значит поймет.

Вынужденная встать перед всем приходом, она набросила на голову шаль и, прячась от взглядов, низко опустила лицо.

При виде ведьм прихожане, точно онемев, стали вести себя тише обычного. Привести в храм прислужниц Дьявола да еще в Божий день, отведенный для проповедей, казалось кощунством.

Святотатством.

Но в минувшее воскресенье они алкали крови, настаивали на расправе над ведьмами, а ведь тогда тоже был Божий день. И сегодня пришло время замолить грех.

Диксон вышел вперед, и люди встревоженно оглянулись на пустующую скамью на хорах. Только смертельный недуг мог помешать графу прийти на воскресную службу. Все присутствующие были свидетелями одержимости леди Анны и теперь гадали: неужто Дьявол обрушил свою длань на самое могущественное семейство в округе?