И когда Маргрет уводили, ему показалось, что в брошенном ею взгляде была благодарность.


***


В сопровождении графа и одного из старост, прилепившихся к нему слева и справа, Александр вышел из церкви и зашагал к таверне. Леди Анну наконец усадили в повозку; вместе с нею и ее матерью уехал, вознося молитвы над извивающейся девушкой, и священник. Лошади пустились в галоп, и повозка пронеслась мимо трех женщин, которых разводили по их импровизированным тюрьмам.

Солнце спряталось за холмы, настал канун Дня всех святых, и Дьявол вырвался на свободу.

— Вы когда-нибудь посещали Бедлам? — спросил Александр, когда повозка скрылась из виду.

Оба покачали головами.

— Я был там однажды. — Посещение домов умалишенных было популярным развлечением в Лондоне, где он побывал в двенадцать лет, когда его отец, убоявшись чумы, подбиравшейся к Эдинбургу, увез свое семейство на юг.

— Говорят, это место похоже на ад, — сказал староста.

Александр кивнул.

— И не только из-за несчастных душ, запертых там. Куда страшнее те, кто приходит на них посмотреть.

Он тоже смотрел, но не так, как остальные зеваки, которые таращились, дразнили и травили пациентов больницы, едва ли не превосходя их числом. Он видел, как одну женщину изнасиловал посетитель, по крайней мере, ему показалось, что произошло именно это, когда отец уводил его.

Увиденное преследовало его до сих пор. Неужели Дьявол может творить вещи страшнее?

— И очень многие там, — продолжил он, — вели себя так же, как Джанет Рейд.

С опустевшей дороги Оксборо поднял глаза на него.

— То есть, по-вашему, моя дочь одержима из-за сумасшедшей? — Взгляд его был холоден как сталь, но дрожи в голосе он скрыть не сумел. — Или вы намекаете, что Анна сама повредилась умом?

Александр не знал.

— Этого я не говорил.

— Вас вызвали сюда, потому что в борьбе со злом нам был необходим один из сильнейших воинов Господа, но с вашим приездом Сатана только усилил свои позиции. — Не дожидаясь возражений, граф пригрозил: — Если вы не можете искать поборников Дьявола с тем же рвением, с каким крестоносцы сражались за Святую землю, я займусь этим сам.

Они не должны сомневаться в его власти над злом, иначе все будет потеряно.

— Могу и буду. — Доверие к его суждениям — последняя надежда для Маргрет, а его деликатный допрос — единственная надежда, оставшаяся у ее матери.

Изобел Бойл отворила им и проводила до комнаты, где содержалась мать Маргрет. У двери спутники Александра пропустили его вперед, чтобы он предстал перед ведьмой первым.

В комнате были и кровать, и стул, но Джанет Рейд сидела на полу. Она выглядела маленькой и старой. Он осторожно приблизился, не зная, кого она в нем увидит — доброго знакомого или призрака Дьявола, которого она так боялась.

 — Сударыня Рейд?

Она не ответила, продолжая неразборчиво бормотать себе под нос.

— С чертями, небось, шепчется, — пробурчал староста.

Откуда ты знаешь? — хотел спросить Александр, но обуздал себя.

— Стойте сзади, — предупредил он и присел, чтобы не возвышаться над нею. — Сударыня Рейд, это Александр.

Она улыбнулась ему.

— День добрый, Александр.

Она узнала его, но, кажется, не осознавала, что происходит. К счастью.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы не против?

— У вас нет хлеба? Я бы съела кусочек с маслом.

— К сожалению, нет, — сказал он, подозревая, что его ответ, как и предыдущий вопрос, она не поняла. Быть может, ее помешательство — не кара, а милость Божья, оградившая ее от окружающего зла.

— Как вас зовут? — мягко задал он первый вопрос. Почти шепотом.

Улыбки, только улыбки. Ни ругани, ни проклятий, которые выставили бы ее ведьмой. Одного-двух вопросов должно хватить, чтобы даже для графа стало очевидно, что она не слуга Сатаны.

— Она отказывается отвечать даже на это!

— Она не понимает вопроса. — Он заключил ее руки в ладони, спрятав от остальных свидетельство работы тисков. — Сударыня Рейд, вы знаете, где вы находитесь? — Она не помнила, что овдовела. В ее памяти могли быть провалы гораздо глубже.

Морща лицо, она силилась осмыслить его вопрос.

— В Шотландии.

— Где именно в Шотландии?

Она рассмеялась.

— Вы сами знаете, где. Вы же у меня дома, в Эдинбурге.

Староста рядом прошептал:

— Она безумна.

— По воле своего хозяина Сатаны, — огрызнулся граф. — Это он диктует ей, что говорить и как нас одурачить.

Раздраженные голоса разрушили ее спокойствие.

— Здесь была Маргрет. — Ее голос наполнился страхом. — Где Маргрет?

— Неподалеку. А теперь я задам вам еще несколько вопросов. Сударыня, вы можете прочесть молитву?

Она кивнула.

— Господь — Пастырь мой. Я знаю вот эту.

Он открыл рот, собираясь попросить ее прочесть «Отче наш», но она уже заговорила:

— Господь — Пастырь мой, и я ни в чем…

Ни разу не сбившись, она процитировала Двадцать третий псалом. Александр оглянулся через плечо:

— Вы услышали достаточно?

Это должно было поставить точку. «Отче наш» или Двадцать третий псалом — ни того, ни другого Дьяволу нипочем не произнести.

— Нет, — ответил граф. — Не достаточно. Спросите, как она стала ведьмой. Спросите о ее дочери. — Он повысил голос и окликнул ее с безопасной дистанции: — Давно ты стала ведьмой?

Услышав враждебную интонацию, она поползла назад, затем попыталась подняться на ноги.

— Нет!

Но терпение графа иссякло. Не обращая внимания на Александра, он начал забрасывать ее вопросами.

— Говори, как ты стала ведьмой? Как демоны посвящали тебя?

— Нет! Нет! — Запутавшись в подоле юбки, она упала и ударилась об пол подбородком, но продолжала дергаться, как в капкане, пытаясь встать.

— Оксборо, прекратите. — Александр встал между ними.

Вид у графа стал безумнее, чем у нее.

— Мою дочь прокляли! Она заплатит за это. — Теперь он кричал во весь голос. — А ну, показывай, какую отметину Дьявол оставил на твоем теле? Кинкейд, разденьте ее. Говори, где твоя метка?

Староста удерживал графа, не давая наброситься на нее, но его крики пробудили погребенное в недрах ее сознания воспоминание, от которого тело женщины скрутило так, словно она пыталась вывернуться наизнанку. Александр заметил момент, когда оно прошило ее глаза, сошло вниз по горлу и выплеснулось наружу душераздирающим криком:

— Не-е-е-е-е-ет!

Поднимаясь на ноги, она смотрела на Александра и не прекращала кричать, ее руки молотили воздух, отбиваясь от невидимого врага.

— Дьявол! Он вернулся! Он пришел забрать меня.

Он тоже встал — вновь в ее глазах воплощение ада.

— Сударыня…

Но сударыни Рейд больше не было. Ее заменило другое существо, другая измученная душа, выпущенная на волю воспоминанием о других временах и другом человеке, задававшем те же вопросы.

Она неистово отмахивалась от него, а он пытался поймать ее руки, чтобы она не причинила себе вреда, но встретил поистине нечеловеческое сопротивление. Удержать ее он не мог.

Смутно он осознал, что остальные, уверившись, что наблюдают перед собою разбушевавшуюся ведьму, выскочили из комнаты. Находясь на пике безумия, она оттолкнула его с невообразимой для женщины силой, так что он упал навзничь, и бросилась вон.

Прочь из двери, на свободу.

И напоследок золотисто-багряное закатное небо расщепил ее вопль.

Ско-о-о-о-о-оби.


Глава 21.


Расхаживая взаперти по комнате в графской башне, Маргрет смотрела в надвигающуюся темноту и ждала от Александра вестей о матери.

Одна неосторожная фраза — и все ее усилия в один момент пошли прахом. И винить за это было некого, кроме себя самой. Придержи она язык, они поверили бы в то, что ее мать душевнобольная. Или в то, что ведьма — сама Маргрет, а ее мать околдована ею.

Но нет. Она бездумно позволила гневу выплеснуться наружу. И теперь грянула беда.

Доверившись Александру, пусть и оправданно, она слишком близко подпустила чужого человека, и в результате те защитные слои, которыми она так тщательно оборачивала жизнь матери, оказались один за другим сорваны.

Глупо, наверное, было думать, что в конце концов им удастся избежать преследования.

Когда ее сегодня допрашивали, стало совершенно ясно, что никакими ответами доказать свою невиновность невозможно. И теперь, взирая на строгий силуэт церкви, кажущейся издалека такой маленькой, стоящей на обдуваемом ветрами холме на отшибе деревни, она подумала, что с самого начала шла против Божьего плана, все это время наивно полагая, что сможет исправить его по своему желанию.

И все же, покрепче закутавшись в шаль и глядя на синеющие холмы, она начала молиться.

Странно, до чего живучими оказались ее детские привычки. Вроде привычки молиться, хотя Господь только и делал, что насылал на них напасти. И все же слова молитвы, которую не забыла даже ее мать, навивались друг на друга, превращаясь в некое подобие веревки, и она крепко вцепилась в эту спасительную веревку, словно с ее помощью, передвигая руки выше и выше, можно было выбраться из долины смертной тени.

Отче наш… да будет воля Твоя… прости нам долги наши… и избавь нас от лукавого…