Александр не стал развивать эту тему дальше. К счастью. Незачем усугублять список ее грехов подделкой рекомендательного письма.

— Ну, а ваш брак?

Минуту она молчала.

— Ваш брак, — повторил он. — Отвечайте правду, если клятва перед Богом для вас что-то значит.

Маргрет встретила его взгляд, вспоминая поцелуи, которые дарила ему, когда он считал ее женщиной, познавшей мужчину. Он просил правду прежде всего для себя. Она знала это и захотела дать ему эту правду.

— Я никогда не была замужем.

И поскольку она смотрела ему в глаза, то заметила, как они потемнели от желания. Только вот не считает ли он теперь ее шлюхой за то, что она его целовала?

— Так вы не вдова? — Диксон даже привстал. — И при этом жили одна…

— Вы сами видели, что я жила не одна, — ответила она священнику. — Со мною была моя мать.

Оксборо выдвинулся вперед.

— У вас ведьмины глаза. Как вы это объясните?

Его собственные глаза, заметила она, были выпучены от страха.

— Такой уж я родилась. Почему — не знаю.

— Отродье Дьявола! — торжествующе провозгласил он. — И старуха тоже.

Маргрет хотелось кричать, спорить, протестовать, но она знала, что ни к чему хорошему это не приведет.

— Доказательств этого у нас нет. — Ровный голос Александра. — Вы можете прочитать молитву?

Он пытался помочь, ибо любое дитя Церкви могло это сделать.

— Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

Пока она читала молитву, граф, староста и священник разочарованно переглядывались, но перебить цитирование священных строк не посмели.

— Благодарю, — торжественно произнес Александр, когда она закончила. — Вы можете назвать Десять заповедей?

Она без запинки перечислила все десять. Молитва, заповеди, выдержки из катехизиса — всему этому ежедневно учили в церкви.

— Когда вы стали ведьмой? — спросил Александр, когда она назвала последнюю заповедь.

Напрасно она всматривалась в его черные глаза. Все эмоции исчезли. Или были хорошо скрыты.

— Я не ведьма.

— Почему вы стали ведьмой? — Будто и не было ее отрицательного ответа. Будто он не придал ему никакого значения.

Я хочу вам верить. Хотел, но поверил ли?

— Вы не слышали? Я сказала, что я не ведьма.

— Расскажите, как вы стали ведьмой. — Он задавал вопросы по памяти, не заглядывая в список. И так, словно ее отрицание, ее правдивые ответы были пустым звуком. Точно так же допрашивали ее мать. — Когда вам впервые явился демон?

— Демон никогда ко мне не являлся.

— Как демоны посвящали вас? — Вопросы звучали ровно, механически — как и ее ответы.

Шло время. Он монотонно забрасывал ее вопросами, она все отрицала. В комнате стало темно, оттого ли, что набежали тучи, или же день близился к концу — Маргрет не знала. Кто-то принес свечу, и она уставилась на огонек, пошатываясь со связанными впереди руками, не зная, сколько еще сможет стоять.

— Довольно! — вмешался вдруг граф и вскочил на ноги. — Скажи, почему моя дочь? Почему ты навела порчу именно на нее?

На секунду она испытала жалость. Разве она сама не задавалась тем же вопросом? Почему именно моя мать?

— Мне неизвестно, что случилось с вашей дочерью. — Александр ничего толком не рассказал. — Я знаю только то, что я к этому не причастна.

Оксборо уже не садился.

— Хватит. Мы попусту тратим время. — Он выставил на нее палец. — Кинкейд, обыщите ее. Найдите метку.

Задвигались стулья. Внезапно граф и староста оказались рядом, и она ощутила на себе грубое прикосновение рук. Страх взял ее горло в тиски, душа любые протесты.

Очень медленно Александр поднялся из-за стола и произнес всего одно слово:

— Нет.

Граф вцепился в ее плечо. Его пальцы были совсем рядом с ее шеей.

— Обыщите ее, Кинкейд. Или это сделаю я.

В ее горле застрял ком. Пульс ударил в виски. Только не это. Господи, пожалуйста, только не это. Она в панике зашарила взглядом по лицу Александра, но он отказывался смотреть на нее. Впервые она увидела проблеск того, что он скрывал от нее. Того, что не давало ему покоя.

Они оба знали, что происходило после того, как ведьму раздевали и обыскивали.

— Хорошо. Я сделаю это. Но без свидетелей, — железным тоном объявил он.

Наедине с ним. Пусть ненадолго, но в безопасности. Наедине, ее плоть обнажена…

Хватка графа ослабла.

— Но так не положено, — молвил Диксон. В свете свечи его лицо с черными провалами глазниц выглядело жутко. — А вдруг она наложит на вас чары?

— Я охотник на ведьм. Или я сделаю свое дело так, как считаю нужным, или уеду и боритесь с чертями сами.

Она задержала дыхание. Если он уедет и бросит ее, надеяться будет не на что.

Пальцы Оксборо до боли впились в ее плоть, а потом разжались.

— Вы предъявите мне метку к завтрашнему утру, иначе я найду ее сам. Мы оба знаем, что она есть.


Глава 17.


Выходя из дома священника, Александр сохранил на лице бесстрастное выражение. Было выиграно всего лишь сражение, но не война.

Одна из лачуг, предназначенных для сезонных сборщиков урожая, пустовала. Туда он ее и повел. И хотя он держал ее за руку, она то и дело спотыкалась на онемевших ногах.

В голове его была только одна мысль: увести ее, спрятать. И никакого представления о том, что делать потом. Мгновения безопасности продлятся недолго.

Прежде чем отворить дверь, он развернулся к остальным.

— До рассвета я не желаю вас видеть. Никого из вас.

Страшась возражений, он поднял фонарь повыше и оглядел их лица. Взбешенное — Оксборо, обеспокоенное — священника, уставшее — старосты.

По счастью, ответом ему была тишина.

Перед уходом граф вперил в него цепкий взгляд.

— Одна из привилегий вашей профессии, да? Ладно, Кинкейд, приятно вам поразвлечься с нею, но не теряйте бдительности. Дьявол может добраться и до вас тоже.

Он завел Маргрет внутрь и захлопнул дверь, оставляя графа с его намеками за порогом. Кроме нескольких разложенных вдоль стен соломенных тюфяков, в помещении почти ничего не было, и все же по сравнению с тюрьмами, где обычно держали обвиненных, эта лачуга казалась дворцом.

Как только они остались наедине, он выронил ее руку и отошел в сторону, пытаясь сориентироваться. Наступило то, чего он больше всего боялся.

Или то, на что он уповал?

Александр разложил дрова, высек кремнем искру и разжег огонь в надежде, что тепло ее успокоит. Но вместо этого в потрескивании огня чудилось грозное предостережение.

Поднявшись, он увидел, что она через приоткрытые ставни окна смотрит вслед уходящим.

Женщина, которая изменила все.

Непокорные пряди ее волос, больше не прикрытых вдовьим платком, отливали в свете очага красным золотом. Связанные руки тянули ее поникшие плечи вниз.

И все же она казалась ему прекрасной.

Когда-то он имел отчетливое представление о том, что такое зло. Пусть ему приходилось бороться с собою, чтобы обрести способность противостоять Дьяволу, но в необходимости своей миссии раньше он не сомневался ни разу. Теперь же, поверив в невиновность Маргрет, вся уверенность, что долгие годы подгоняла его вперед, испарилась. Осталась лишь одна уверенность — в ней.

Был ли он прав на этот раз?

Гадая, зачем Господь проклял мужчин столь неуправляемыми телами, он подошел к ней, взял за руки и принялся распутывать узел. Когда тот поддался, она потерла покрасневшие от грубой веревки запястья. Какое-то время они стояли рядом и молча смотрели на небо, словно мерцание убывающей луны могло подарить им спасение. Неужели прошло всего две недели с той ночи, когда он глядел на ее окно?

— Хотела бы я знать, — прошептала она, избегая смотреть на него, — доведется ли мне увидеть следующее полнолуние.

— Вы говорили, что вы вдова, — вымолвил он наконец и тем самым добился-таки, чтобы она на него посмотрела, но взгляд ее был колючим.

— А что мне оставалось? — Прислонившись к стене, она храбро вздернула подбородок в последней попытке предотвратить катастрофу. — Ко вдове меньше вопросов. Меньше… — Она повела плечами. — Меньше проблем.

Опрометчиво сократив между ними дистанцию, он снова дотронулся до нее и взял за плечи, не зная, встряхнуть ли ее или осыпать ласками.

— Другие мужчины… Они были? Сколько?

Он был обязан задавать совсем другие вопросы, спрашивать о сговоре с Сатаной, например, и беспокоиться лишь о том, что будет после рассвета. Но он мог думать только об одном: о ней под его телом.

Он хотел знать только одно: будет ли он у нее первым.

Она встретила его взгляд открыто, без злобы, словно знала потаенное значение его вопроса, знала, что узы, привязавшие их друг к другу, сильнее пут Сатаны.

— Нисколько. Никого у меня не было.

Он хотел ей поверить. Знал, что не должен, но очень хотел поверить в то, что и ее тело одержимо тем же безумным голодом, той же страстной тягой к соитию.

— Вы говорили, что при необходимости готовы пойти на любую ложь.

— Ради нее — да.

— А ради себя?

— Вас опять одолевают сомнения, господин Кинкейд, ловец ведьм? Прекрасно. — Она сделала шаг назад и раскинула руки в стороны. — Вот. Ищите свою метку. Нет на свете такого палача, который не нашел бы то, что вознамерился отыскать.