– Да, – неуверенно согласилась Пруденс. Она достала из сумочки письмо. – Оно пришло вместе с остальными письмами.

– Что это?

– Похоже, из адвокатской конторы.

– О! – Честити взяла конверт, повертела в руках. – Надо его вскрыть.

Пруденс передала ей нож для бумаг, Честити вскрыла конверт, извлекла из него плотный лист веленевой бумаги и начала читать. Пруденс пристроилась рядом и тоже читала.

– О, черт возьми! – воскликнула Пруденс, дочитав до конца.

Несмотря на казенный канцелярский стиль, все было ясно как божий день.

– Почему Беркли собирается привлечь нас к суду за клевету? И почему «Леди Мейфэра», а не «Пэлл-Мэлл газетт»? – удивлялась Честити. – Ведь она гораздо влиятельнее нас!

– «Газетт» вышла только сегодня, – мрачно заметила Пруденс, – а мы нацелились на него еще месяц назад. У него было достаточно времени, чтобы собраться с силами и понять что к чему. Если он выиграет у нас процесс, примется за «Газетт».

– Итак, что будем делать? Честити перечитала бумагу.

– Здесь говорится, что они будут добиваться самого строгого наказания за оскорбление, нанесенное их клиенту. Что бы это могло значить?

– Понятия не имею, но думаю, ничего хорошего. Уж в этом можешь не сомневаться.

Пруденс сбросила туфли и нырнула в глубину мягкого кресла.

– Нам необходим мудрый совет.

– Нам необходима Кон.

Честити примостилась на подлокотнике кресла, скрестив ноги.

– И что, ради всего святого, подумает обо всем этом Макс? – спросила Пруденс.

– Это никоим образом не будет способствовать его карьере, если окажется, что его жена – автор данного материала, – мрачно заметила Честити.

– Мы должны сделать все, чтобы слухи об этом не просочились наружу, хотя бы ради того, чтобы сохранить нашу газету. Не знаю только, удастся ли это скрыть от Макса.

Пруденс снова взяла письмо.

– Я не посмотрела приписку внизу! «В дополнение к инсинуациям, касающимся личной жизни клиента, мы выясним, какой урон нанесла клевета его взаимоотношениям со служащими ввиду намеков на его финансовое положение».

– Неужели «Пэлл-Мэлл газетт» поместила на своих полосах даже эти намеки?

Честити потянулась за газетой.

– Я ничего такого не заметила.

– Вероятно, у них хватило ума не касаться этого. Нет никаких доказательств, во всяком случае, никто из нас их не представил. Не сомневаюсь, что они существуют, но мы так жаждали крови Беркли, что на все остальное не обратили внимания, – вздохнула Пруденс. – Какие же мы дуры!

– Нет, – возразила Честити, – мы были дурами, а теперь поумнели.

– Снявши голову, по волосам не плачут, – произнесла Пруденс с мрачной усмешкой и обернулась, услышав осторожный стук в дверь.

– Хотите, принесу вам сюда графин хереса, мисс Пру? Или предпочтете нынче вечером другую гостиную? – спросил Дженкинс.

– Не думаю, что вечером мы захотим воспользоваться другой гостиной, – заверила его Пруденс. – Мы выпьем херес здесь, а пастуший пирог съедим в маленькой столовой.

– Я так и предполагал.

С этими словами Дженкинс вошел и поставил на стол поднос.

– Что сказать миссис Хадсон? Когда вы хотели бы пообедать?

Он наполнил два стакана и подал сестрам.

– Часов в восемь? – Пруденс бросила вопросительный взгляд на сестру, и та кивнула.

– Вряд ли мы будем переодеваться к обеду, Дженкинс. Да и прислуживать за столом не надо, Дженкинс, сами справимся. Уверена, вечером у тебя и так полно дел.

– Когда обслужу вас, мисс Пру, буду считать себя свободным. На этом мои обязанности на сегодня будут окончены, – ответил Дженкинс с обидой в голосе.

Он поклонился и исчез.

– Он всего лишь собирается в паб – выпить пинту умеренно горького пива, – сказала Честити, глотнув немного хереса. – Там до девяти будет только разминка.

– Все равно я считаю излишним, чтобы он подавал нам пастуший пирог. Подобные церемонии ни к чему, – заметила Пруденс. – Почему бы нам не поесть здесь, у камина, не снимая еду с подносов?

– Потому что Дженкинс и миссис Хадсон придут от этого в ужас, – смеясь, сказала Честити.

Она поставила свой стакан и подошла к камину подбросить угля.

– Нет никакой необходимости опускать планку, мисс Пру, только потому, что настали тяжелые времена.

Честити отлично имитировала манеру речи домоправительницы миссис Хадсон. Пруденс рассмеялась и захлопала в ладоши.

После минуты веселья наступила тягостная тишина.

– Как нам найти адвоката? – нарушила ее Честити.

– Прежде всего необходимо найти поверенного, который должным образом проинструктирует адвоката. Уверена, тогда все сработает, – ответила Пруденс.

– Ты в этом разбираешься лучше меня, – промолвила Честити, беря свой стакан. – Отец наверняка кого-нибудь знает. Как ты думаешь, не прощупать ли его?

– Хочешь задать ему пару стандартных вопросов? – спросила Пруденс, подавшись вперед и сверля сестру своими пронзительными светло-зелеными глазами.

– Вряд ли он что-нибудь заподозрит, если не в состоянии сложить два и два, – заметила Честити.

– Это верно, – согласилась Пруденс, поджав губы. – Просто любопытно узнать, догадается ли он, какого адвоката мы ищем.

– Разумеется, не слишком дорогого, – сказала Честити. Пруденс покачала головой:

– Нет, такой адвокат стоит дорого. И все же можно попытаться. Каким-нибудь кружным путем.

Из коридора донеслись шаги, раздался настойчивый стук, и дверь распахнулась. Лорд Артур Дункан стоял на пороге – усики его были в беспорядке, щеки раскраснелись, шляпу-котелок он прижимал к груди.

– Никогда не слышал ничего подобного, – объявил он. – Хамы, сущие хамы! Следовало бы их повесить на ближайшем фонарном столбе! О, да вы это видели! – Он указал жестом на «Пэлл-Мэлл газетт». – Бесчестная, возмутительная клевета! Одно дело, когда сплетни распространяет какой-нибудь оборванец, и совсем другое – когда этим занимается газета с определенной целью. В этом случае последствия непредсказуемы. – Он тяжело опустился на складной стул у камина. – Если это херес, я бы выпил стаканчик, Пруденс.

– Да, это херес, сейчас налью.

Она наполнила стакан и протянула ему.

– Лорд Беркли очень раздосадован?

– Раздосадован? – воскликнул лорд. – Да он просто вне себя!

Отец залпом осушил маленький стаканчик и с удивлением уставился на него.

– Да этого недостаточно даже для мотылька!

– Сказать Дженкинсу, чтобы принес виски? – спросила Честити с привычной услужливостью.

– Нет... не стоит его беспокоить. – Лорд вытер платком усы. – Лучше налей мне еще хереса. – Он вернул ей пустой стакан.

– И что же лорд Беркли собирается предпринять? – спросила Пруденс, наклонившись к камину, чтобы поворошить кочергой угли. – Конечно, он должен дать отпор.

– Ну, для начала он подаст в суд на «Леди Мейфэра». И уж его поверенные позаботятся о том, чтобы он выиграл дело. Они не потратят на процесс ни единого пенни, а издатели этой газетенки будут рады, если, им удастся избежать тюрьмы.

– Думаю, он привлечет самых лучших адвокатов, – заметила Честити, передавая графу наполненный хересом стакан.

– Попомните мои слова. Это будут лучшие адвокаты, которых можно купить за деньги.

– А в Лондоне много адвокатов, ведущих дела о клевете? – спросила Пруденс. – Мы таких не знаем.

– Ничего удивительного, моя дорогая. – Он одарил среднюю дочь благожелательной улыбкой. – Не говоря уже о том, что ни ты, ни твои сестры не могут соперничать со столь блестящими умами. Такие люди едва ли вращаются в тех кругах, где вы. Их можно встретить в клубах, а не в гостиных.

Пруденс искоса посмотрела на отца.

– Неужели? Назови-ка нам несколько самых выдающихся имен – может, мы все-таки слышали о них?

– Ох уж эти мне салонные игры! – фыркнул отец, немного успокоившись. Общество дочерей подействовало на него благотворно, впрочем, как и херес. Щеки его уже не казались такими неестественно красными.

– Дай-ка подумать. Кто же поверенные Беркли? Фальстаф, Харли и Гринуолд, кажется. Они беседовали с Сэмюелом Ричардсоном, королевским советником. Знакомо вам это имя? – Он самодовольно улыбнулся: – Ручаюсь, что нет.

– Нам совершенно необязательно знать имена поверенных, – возразила Пруденс. – Но этот Сэмюел Ричардсон... – Она покачала головой. – Нет, не слышала. Тут ты прав. Впрочем, назови кого-нибудь еще.

Лорд Дункан нахмурился, силясь вспомнить.

– Молверн, – сказал он наконец. – Сэр Гидеон Молверн, королевский советник. Самый молодой королевский советник за последние десять лет. За заслуги ему было пожаловано рыцарское звание. – Граф хмыкнул: – Полагаю, за услуги, оказанные лично королю. Один из друзей его величества попал в затруднительное положение. Молверн защищал его, и он вышел из зала суда, благоухая добродетелями, как розовый сад. Ручаюсь, вы и о нем ничего не слышали, несмотря на его заслуги перед королевской семьей. Говорят, он сейчас самое яркое светило в «Судебных иннах»[1], как говорится, самая яркая свеча в этом подсвечнике. Он так занят, что даже не появляется в обществе.

Граф поставил пустой стакан и тяжело поднялся на ноги.

– Ну, мне еще надо переодеться. Я обедаю в «Рулз» с Беркли. Приходится проявлять солидарность. Нельзя допустить, чтобы... – Он презрительно махнул рукой в сторону, где лежала «Газетт». – Злобное тявканье. Чепуха. Нельзя допустить, чтобы из-за этой клеветы оказались под ударом честные люди.

Он по-отечески поцеловал в лоб каждую из дочерей и вышел из комнаты.

– Честные люди! – презрительно заметила Пруденс, подлив себе хереса. – Дело не в том, что отец слеп или глуп. Но что ему так нравится в этом Беркли? Чем он его очаровал?

– Думаю, дело в том, что он был с ним, когда умерла мама, – тихо сказала Честити, не отводя взгляда от огня. – Отец был растерян так же, как и мы. Растерян и измучен после того, как пришлось за ней ухаживать несколько последних месяцев.