Герцог взял записку из рук товарища и прочитал. "Ну, конечно, – пронеслось у того в голове, – судьба любит поиграть на нервах."

Герцог вздохнул.

– На Риджен–стрит, – приказал он кучеру. – Держите себя в руках друг мой, доктор Норд дважды помог моей жене при таких же осложнениях, все будет хорошо.

Бренсон не мог говорить. Он чувствовал, как руки бьет дрожь, хотя такого раньше никогда не было. А думать мог только, о том, что пока он переживал о брате, которого, по всей вероятности, не вернуть, его молодая жена уже три часа мучается схватками, но будет не в силах произвести ребенка сама, потому что тот не так лежит.

В записке доктор указал, что дело непростое, шансов мало. Он предлагает кесарево сечение, и ждет мужа для разрешения. Ужасней новости и придумать сложно.

Среди тех сведений, что собрал Бренсон по ходу ожидания родов, он знал и некоторые подробности проведения таких процедур. Хорошо было то, что с 1847 используют анестезию, плохо что послеоперационная смертность остаётся высокой, несмотря на все сдвиги в области медицины 1859 года.

Он гнал от себя плохие мысли как мог, но одна страшная и противная никак не хотела исчезать: мысль, что он не переживет ее смерть. Кого угодно, только не ее! Он видел только два варианта своей жизни: светлый, где есть она и темный, в которой он последует за ней в могилу очень быстро. Это и пугало, и утешало в одночасье. Нет он не станет проклинать бога, он знал, что сделает наверняка…

На кону стояли не две жизни – там были три…

Глава 31

Джулия уже несколько часов периодично мучилась сильными предродовыми болями. И если раньше интервалы были редки, то чем дальше, становились короче. Процесс начался еще ранним утром, но, как и полагается неопытной девушке, редкие боли в пояснице и дискомфорт в области таза, она не сразу определила, как схватки. Поэтому так яро уверяла любимого мужа, что ничего такого не случиться.

Доктор прибыл через час, после отъезда Бренсона, он несколько раз ее оглядел, недовольно поморщился, сказал ей не беспокоиться, приказал Аннет помогать переносить боли при схватках и удалился. Анет помогала очень трепетно, но лицо ее было встревоженное. И Джулия не могла, не понимать, что та невольно вспоминает последние роды своей покойной хозяйки и ее мучают страхи.

За мужем послали, но прошло три часа, а его не было. Теперь и она начинала переживать – общее настроение не радовало. Доктор опять пришёл, еще раз посмотрел, снова поморщился и ушел.

Хотелось бы, чтоб он хотя бы что-то объяснил, но тот и не думал, словно процесс не имеет к ней никакого отношения.

Очередная схватка отпустила, и Джулия как раз расслаблено откинулась на подушки, когда в комнату вихрем влетел ее муж.

Бренсон кинулся к любимой и так крепко прижал к себе, что она даже вскрикнула от его стремительного порыва.

– Боже, жизнь моя, я уже здесь! Моя хорошая, моя любимая, тебе плохо? Скажи, как тебе помочь? Прости, что так долго…

Он был сам не свой и кажется утешать было впору его, а не ее.

– Дорогой, что с тобой? Я в порядке, – спокойно ответила жена, нежно гладя его по щеке. – Все только началось, не переживай…

Тут ее опять схватила боль, и она изменилась в лице не договорив.

Бренсон почти потерял самообладание, стал звать на помощь.

– Так, ваша светлость, идите–ка составьте компанию герцогу, выпейте бренди. Поверти вам здесь не место. – сказал доктор Норд. За ним появился и прежний доктор.

– Но я ей нужен! – оспорил Бренсон.

– Ей нужен я! А вы, если только не имеете тридцатилетнего опыта приема родов, лучше идите. Я вас позову.

Боль отпустила, и Джулия попыталась даже улыбнуться.

Бренсон смотрел на нее с состраданием в глазах.

– Какая умница и улыбается! – похвалил доктор Норд.

– Но позвольте, Норд, – возмущенно заявил прежний доктор, хотя Джулии сразу больше понравился седовласый, бородатый Норд. Он, в отличие от того, улыбался, и в уголках глаз собирались морщинки, делая взгляд добрым и каким-то теплым. – Плод… его положение… Норд, я вам говорил, можете помочь, но тут все понятно.

– И его с собой заберите, – не обращая внимание на реплику, приказал Норд Бренсону, указав на доктора – если желаете подождать, будет необходимость, я позову.

Но это не устроило коллегу, сильно задев гордость.

– Это не этично! – возмутился он. – Я был первым.

Норд улыбнулся Джулии, которая внимательно следила за перепалкой, пытаясь понять, что имеет в виду ее доктор, говоря о плоде и его положении. Поэтому он морщился каждый раз оглядывая ее?

– Милая, отдохните, а мы на минуту.

Все трое вышли в коридор и Норд с тоном мудреца сказал:

– Стенли, понимаю, вам не терпится вспороть молодую, девятнадцатилетнюю девочку, но я разрешу это сделать не раньше, чем уверюсь, что в этом есть крайняя необходимость. Вы мне позволите?

Доктор Стенли конечно опыта имел поменьше, хотя его чтили среди медиков и в частности, как хорошего хирурга. Однако Норд был все же выше по квалификации и опыту.

И пришлось уступить.

– Если понадобиться, я к вашим услугам, – неохотно стушевался он.

Бренсону немного отлегло от сердца.

Норд по–отцовски положил руку графу Редигнтону на плечо:

– Идите вниз, выпейте и помолитесь. Поверьте, это большее что вы можете сейчас для нее сделать. В остальном положитесь на меня.

После Норд вернулся в комнату к пациентке, а остальные последовав его совету, спустились вниз.

Время шло, сначала все было тихо. Но потом началось…

Уже минут сорок, крики Джулии доносятся в нижнюю гостиную, заставляя Бренсона метаться и рвать на себе одежду и волосы. Каненсдейл сидел тихо, хотя очевидно это и его сильно пронимало.

Одно было хорошо, пока Норд не звал на помощь. Значит все идет по–обычному.

И вдруг в комнату вбежала перепуганная Аннет и позвала доктора Стенли.

Тот не раздумывая взял саквояж и очень спешно побежал за служанкой.

Бренсон сорвался с места за ними, но герцог его остановил, буквально силой усадив на диван.

– Успокойся! – очень строго сказал тот. – Будь мужчиной! Ты там не поможешь!

Он буквально залил в Бренсона стакан спиртного и увидев, что тот, хоть и неестественно, но притих, устало сел рядом.

Больше Бренсон не выдал ни звука, хотя крики по–прежнему доносились в комнату.

Казалось это никогда не прекратиться. Ему было безмерно жаль не только жену, но и всех женщин мира. Как они это выносят? Как потом идут на это снова?

– В первый раз я был не лучше, хотя и не так эмоционально привязан. Нервничал, но все обошлось…

Вопли были невыносимы и в какой-то момент Бренсон стал невольно желать, чтоб это прекратилось. Состояние напоминало какой–то транс. Он порой даже не понимал где находиться и что происходит. Только зажмуривая глаза, молился: «пусть ей станет лучше, пусть все закончиться» …

Время перевалило за полночь.

И вдруг, она замолчала…

Эта тишина так громко отозвалась в мозгу, что Бренсон испугался! Испугался, потому что до него вдруг дошло, что это может означать.

Почему–то напрашивался пессимистический прогноз.

Двое мужчин молча уставились друг на друга не шевелясь, они кажется думали об одном и том же, оба не решались даже воздух сотрясать, боясь, что их догадка станет реальностью.

Они так сидели всего несколько минут, прежде чем в комнате появился Норд, но Бренсону казалось это, длилось вечно.

Взгляд тупо перекочевал на доктора. Тот выглядел изможденным, его манжеты были в кровы, хотя руки он вымыл.

Вздохнув он произнёс:

– Ну вот и все… – сердце в груди у Бренсона замерло: «нет», – только и пронеслось в голове. – Ваша жена…

Но тот не дослушал, понесся по ступенькам верх в комнату Джулии.

–…родила вам двойню, – растерянно договорил Норд, глядя на герцога и жестом приказывая слуге себе налить. – Чертовски сложные роды, уж не припомню таких сколько, живу! Их было двое! Представляете! Мальчик и девочка! Поэтому так и мучилась бедняжка…


Бренсон влетел в комнату и бросился к кровати, где покоилась его молодая жена. В белой сорочке, прикрыта до живота, который на удивление Бренсона никуда, почему–то не делся, только немного спал. Доктор Стенли только глянул на него, но ничего не сказал, убирая свои окровавленные инструменты.

Увидев жену, ужас с новой силой охватил мозг, точно там загорелся пожар. Она лежала совсем неподвижно, бледная и такая маленькая, что он едва узнал в ней ту цветущую девушку, которую любил.

В отчаянии припал к ней и стал обнимать, что-то шепча. Мокрые пряди облепили юное лицо, которое никак не реагировало на касания любимого.

Служанка, укутывая малышей глядела с тем же сочувствием, что и доктор.

Малыши мирно спали, такие милые и тихие, но отцу, похоже, было пока не до них.

Бренсон, как безумный, шептал ей какие-то слова, сам не понимая какие. Кажись, как обычно, с ним бывает в моменты сильного волнения, излагал по-французски, уронив голову на грудь жены.

Доктор Стенли только покачал головой и вздохнул. «Бедный муж, – думал он, – совсем извелся, это трудное испытание, особенно если так любишь…»

И вдруг, словно сквозь пелену сна, до Бренсона дошло…

Она… дышит!

Это так поразило, что он резко отпрянул и глянул на нее. Потом припал ухом к сердцу.

Нет, не почудилось – дышит… она, дышит, а сердце стучит!

О Господи! Она жива!

На щеках еле горел слабый румянец, но он был.

Глаза увлажнились, молитвы понеслись в голове.

– Она под действием анестетика. Пришлось сделать небольшие надрезы во время родов. Дети большие, она у вас маленькая. Но бойкая… справилась почти сама. Я обезболил, прежде чем все зашить и так намучилась бедняжка…

Бренсон перевел проясняющийся взгляд на доктора Стенли.

– Дети? – переспросил он, держа руку Джулии, чтоб понимать, что та жива.