– Это сделала ты? – Бренсон изумленно потупился на тетю.

– Именно! И видя, как смиренно это дитя на меня смотрит, я понимаю, что она ничего тебе не сказала, навлекая на себя твой гнев. Простите меня, я была резка тогда, но как иначе я могла вас убедить?

– Я понимаю, – тихо молвила Джулия.

– Постойте, постойте!!! – прервал их дружеские речи разгневанный Бренсон. – Ты убедила ее бросить меня?

– Да. Правда я не знала, что ты уже успел осквернить этот источник. Я думала, что спасу эту девочку, но увы.

– Но ты должна быть на моей стороне!

– Так оно и есть. Поверь, я и тебя хотела отгородить от опрометчивого решения жениться из-за легкой увлеченности. Вспомни, сколько их у тебя было. И в итоге твой выбор пал на совершенно беззащитную девочку, неискушенную в таких делах. И знаю, ты в этом не виноват, это твоя суть, но ты бы все равно пресытился бы браком через время, а дальше…

– Тетя, тебя послушать, так я просто монстр, а не человек. Она, между прочим, была не против, когда пускала меня к своему источнику!

Джулия вся залилась краской, от такой откровенности. Но тетя Бет и тут нашла, что сказать:

– Брось эти оправдания, мой мальчик, можно подумать у нее был шанс перед твоим очарованием. – Бренсон польщенно заулыбался, – Не улыбайся – это не комплимент! – Строго заметила дама.

Бренсон стушевался, как маленький мальчик.

Все ненадолго замолчали, обдумывая сказанное.

– Но зачем ты это сделала? Я ведь говорил, что люблю ее!

Джулия вновь спрятала в неловкости глаза.

Тетя Бет безнадежно вздохнула:

– Что ты знаешь о любви, мой милый? Твои победы у женщин не имеют ничего общего с любовью.

– Что ты хочешь сказать, я неспособен любить? Это все из-за него?

Джулия с интересом посмотрела, не поняв о ком идет речь.

– Да. Никто не имеет право вот так жестоко отнимать жизнь у человека, выпивая ее по капле как вампир. Ведь нам, женщинам присуще любить вас по-настоящему, часто во вред себе.

– Но я не он! – вскрикнул Бренсон.

– Может, нет, а может да. Не хочу еще раз видеть такое. Дети должны расти в любви, а не в безразличии или еще хуже в ненависти.

– Почему же ты мне ничего не сказала? – обратился он внезапно к Джулии.

Та хотела открыть рот, но тетя ее опередила.

– Вот видишь, а говоришь, знаешь, как выглядит любовь. Разве могла она ранить тебя, рассорив со мной – единственным любящим тебя человеком? Любовь не всегда заключается в обладании объектом любви, как ошибочно тебе мниться. Иногда истинное чувство заставляет нас отказаться от своего собственного благополучия. Желать истинного счастья любимому любой ценой – вот в чем заключается любовь.

Бренсон смолк.

Мудрая женщина видела, что ее речь произвела на него нужное впечатление. А дальше ему придется думать самому.

– Но тетя, что если ты ошибаешься, и я могу любить?

– Если это так, у тебя вся жизнь впереди, чтоб это доказать. Теперь уж некуда отступать. Я просто не хотела, чтоб из-за меня между вами было недопонимание. – Все на время ушли в себя. – Что ж довольно волнений на сегодня, я свой долг выполнила, думаю, вам есть, о чем поговорить. Но прошу, не задерживай ее надолго, она выглядит изможденной. – Глянув на скромно сидящую Джулию, Тетя внезапно подошла и притянула ту к своей пышной груди в объятии. – Прости меня, дитя мое. Все наладиться. Я всегда буду вам верной помощницей. Спокойной ночи, дети мои.

С этими словами она, еще раз многозначительно глянув на племянника, удалилась.

Некоторое время супруги молчали. Бренсон уже в который раз за сегодняшний вечер чувствовал неловкость, словно он был нашкодивший мальчишка и его отчитали перед всем классом. Теткино признание, конечно, проливает свет на все что произошло. Вот только вопреки ее мнению, месяцы ада, что он пережил в душе из–за этой разлуки нельзя назвать приятными. Если это не любовь – то, что же тогда? Ему было больно, он дико злился, но увидев ее только и думал, как прикоснуться к ее губам, прижаться к ее тонкому стану, слышать тихий размеренный стук сердца.

Джулия его предала, вот что мешало принять все выше сказанное и забыть все обиды. Она могла сказать, что беременна, не прибегая к угрозам и фальшивим спектаклям. Но она решила сделать иначе, поэтому обелить ее полностью не удалось. Кроме того, она никогда не говорила, что любит его, тетино предположение о ее жертвенности во имя любви может быть немного преувеличено.

Джулия же в этот момент чувствовала себя просто обессиленной. Ей с трудом удавалось осязать все выше сказанное, и тем более предугадать, что на это все скажет муж. Казалось, в эту минуту никакие слова не смогут исправить ситуацию.

– Что ж, похоже все вокруг, кроме меня, знают что такое любовь, – произнес он как-то неестественно. – Даже не знаю, поможет ли если я извинюсь за то, что вышел из себя и за то, что не смог с честью вынести, когда единственная женщина, которой я честно предложил себя и свою любовь бросила меня, якобы во имя любви…

Джулия тихо закрыла глаза, борясь с нахлынувшей меланхолией, она не хотела сейчас ничего слушать. Она любила его, но, кажется, он не способен простить причиненную обиду. А в ней нет сил оправдывать себя. К чему же разыгрывать драму?

– Можно мне к себе, я устала?

– Но я хотел…

– Чтобы я не сказала, чтобы вы не сказали – боюсь, это сейчас ничего не исправит. Я могу только попросить прощение за то, что послушала вашу тетю и сделала, то, что сделала. Я решила, она знает лучше, что вам нужно, и она была так убедительна, в общем я поверила, что…

– Что я неспособен на любовь и на верность?

– Нет, не только. Мне резонно указали, что я вам не пара. Я много ниже вас по положению…

Джулия вновь уронила слезу. Она очень устала, но все же в его голосе уловила горечь. Наверное, это трудно, когда никто в тебя не верит. Может, она действительно предала его, не поверив в его чувства?

– Что ж, вы устали идите и отдохните. Наш разговор пока окончен.

Глава 26

У Бренсона были причины, чтобы уехать. Отчаянные поиски ключа в деле брата вот-вот должны были увенчаться успехом. Столица ждала его и неоднократно напоминала о себе. Каненсдейл прислал уже три весточки за последнюю неделю, но покинуть Адриан–Менор было не так-то просто. Он ходил по поместью раздраженный и злой, но никак не мог заставить себя уехать.

Со дня его приезда прошло уже две недели. Тетя Бет уехала вскоре после приема и обещала вернуться ближе ко времени рождения внучатого племянника. Сестра Джулии тоже покинула графство, а ее мать, видя, настрой зятя старалась не попадать ему на глаза, думая, что его гнев вызван ее своеволием при организации того вечера. К тому же мать Джулии так и не открыла ни дочери, ни зятю, что идея шантажа принадлежит ей. Таким образом, между супругами стояла невидимая стена раздора, о которой одна не знала, а другой не мог преодолеть.

Однако, несмотря на уязвленное самолюбие, Бренсон желал мира с женой, так как не мог отрицать, что хочет ее ничуть не меньше чем в первый день их знакомства.

В то же время Джулия держалась отстраненно и совсем не шла на контакт. Она почти не реагировала на него, словно его и нет. А когда все же удавалось ее разговорить, Бренсон нес какой-то бред и вскоре вместо извинений пытался сделать во всем виноватой ее. И она снова отстранялась, даже не пытаясь себя защищать, или объяснить в чем именно он ошибается.

Редингтона это просто злило. Он ведь понимал, что не прав, но ничего не мог с собой поделать. В конце концов, он готов был переступить через ее обман и прочее, если бы она стала снова близка с ним. Но она и не пыталась скрывать, что не хочет близости.

Было так невыносимо, словно его загнали в заколдованный круг, и он ходит по нему, не зная, где выход. После каждого поражения с Джулией он, браня себя, приказывал собирать вещи в путь, но едва остыв, решал попробовать еще раз. Он не хотел уехать, так и не наладив с ней отношения.

И вот он решил для себя, что эта попытка станет последней. Шагая по тропинке к озеру, где, как всегда, проводила в уединение время его жена, Бренсон поклялся себе, что, если и сейчас она останется неприступной он, уедет и навсегда оставит попытки завоевать ее сердце.

Как и в первую их встречу, он увидел Джулию с противоположного берега. Она была все так же прекрасна, вот только глядя на нее он больше не чувствовал прежней легкости и радости. Сердце переполняла тяжесть и печаль.

Джулия тоже его заметила, в животе разлилась волна волнения. Неужели ей снова предстоит выслушать упреки и обвинения? Беременность и так истощила ее и морально и физически, а ссоры с мужем совсем лишали сил. Мысленно она принялась просить Бога придать ей сил для еще одного тяжелого разговора, тело невольно напряглось, когда Редингтон оказался рядом.

Джулия приготовилась слушать, хотя ей до смерти надоело воевать с Бренсоном. Она хотела, чтоб у них все наладилось, но по какой-то причине ничего не получалось. Кроме того, с каждым днем, что приближал рождение ребенка, она все сильнее переживала и ей не было кому доверить свои страхи.

– Я не помешал?

– Нет, – робко ответила Джулия.

– Я должен ехать, решил вас известить. Хотя, думаю, мой отъезд вас должен только порадовать.

Джулия пыталась сдержать эмоции, но предательские слезы все же навернулись на глаза.

– Это не так, – тихо возразила она.

– Вериться с трудом. В любом случае, решил сказать, что прощаю все, что вы натворили, во имя любви или во имя еще чего-то. Хотя у меня в голове не вяжется, любовь, толкающая людей на шантаж. И все же…

– Шантаж? – пристально глянув на мужа влажными глазами, уточнила она. – Он был только с вашей стороны!

Бренсон зло стиснул зубы. Все опять шло не так.

– Хватит! Я больше не хочу повторять одно и тоже! Если вы и дальше будете отрицать, что, угрожая мне скандалом, не стали причиной нашего брака – отлично! Но то письмо все еще у меня. Я просто хочу хоть немного наладить наши отношения, но, похоже, это невозможно.